08-ое июля, вторник

Следующий день они начали как ни в чем не бывало. Так, будто на протяжении последних трех-четырех дней ничего особого не происходило, будто и не было ни этих выходных, ни этого понедельника с их приключениями.

Он решил сегодня посетить офис. Узнать, как обстоят дела с подготовкой празднества, встретиться с Юрием Алексеевичем и со своими ближайшими по управленческой вертикали подопечными.

Кондратий был весьма активен и тоже куда-то собирался.

У него не было желания спрашивать, куда. Так же, как не было желания договариваться о мерах безопасности, к которым следует прибегать, дабы другие так и не узнали, кто из них есть кто.

Поэтому утро прошло в полнейшем молчании, и со стороны можно было опрометчиво подумать, что между этими двумя людьми намедни произошла крупная ссора, из-за чего они теперь, демонстративно бойкотируя друг друга, не желают даже разговаривать.

Но на самом деле в словесном общении просто не было надобности. И, кто знает, как долго продолжалось бы молчание сторон, если бы не Коничива. Она почувствовала, что рядом с ней происходит что-то весьма интересное, и жаждала узнать во всех подробностях, что же именно.

Однако девушка появилась лишь к вечеру, а утром их молчание не побеспокоило ничего, кроме кипящего чайника, шипящей микроволновки и голоса умного дядьки, назидательно и строго предрекавшего по радио скорое падение национальной валюты «несмотря на ее теперешнюю стабильность, которая в целом весьма и весьма иллюзорна».

И он бы молчал целый день, но по приезде в офис пришлось открывать рот, прогонять воздух через голосовые связки, издавать членораздельные звуки, объединять их в слова и предложения – простые и сложные, сложносочиненные и сложноподчиненные.

Впрочем, для него эта деятельность особого труда не составляла. Речь лилась из него так автоматически, что иногда ему даже казалось, будто это не он говорит, а кто-то другой пользуется его телом для общения с людьми. Но эти странноватые ощущения совсем не обеспокоили его, ведь он был полностью согласен с тем, что исходило из его уст, в том числе и с главной мыслью короткой притчи, которую он с назидательно-воспитательной целью рассказал своим коллегам.

– Жили когда-то два брата. Один из них был негодяем, вором и убийцей. Другой же достиг больших успехов в бизнесе – был богат и почитаем в обществе, – удивляясь самому себе, начал он и продолжил. – И вот однажды, когда в который раз осудили первого брата, собравшиеся в зале суда журналисты спросили убийцу: «Почему вы стали таким негодяем?». Тот ответил: «У меня было тяжелое детство. Отец много пил, бил меня, мою мать и моего брата. Кем же еще я мог стать?». Осужденного увели, и тут журналисты заметили его брата и обратились к нему: «Вы такой богатый и успешный человек. Как вам удалось достичь этого?». Тот ответил: «У меня было тяжелое детство. Отец много пил, бил меня, мою мать и моего брата. Кем же еще я мог стать?», – все продолжая удивляться самому себе, закончил он.

И сразу же забыл, о чем только что рассказывал. И если бы его попросили повторить историю еще раз, то он бы растерянно улыбнулся и спросил:

– Какую историю?

Это вызвало бы, конечно, недоумение среди слушателей. Но, к счастью, никто не попросил – все присутствующие все поняли и достойно оценили услышанное.

Поскольку в понедельник он отсутствовал в офисе, то сегодняшний его рабочий день был насыщен встречами, разговорами, обилие которых его совершенно не тяготило. За первых же полтора часа он полностью свыкся со своим необычным состоянием и даже умело пользовался им – когда речь лилась из него, он думал совсем о другом. Сначала он задавался вопросом: «А что это или кто это говорит во мне или надо мной, или за мной, или вместо меня?» Но, немного погодя, пришел к выводу, что вообще «это удобно и расширяет возможности человека».

В отличие от него, Кондратий был в полном уме, причем в своем, да к тому же и себе на уме. Он явно что-то задумал и для воплощения своих идей отправился на встречу с Анной Дмитриевной Карениной.

Сегодняшняя Анна Дмитриевна отличалась от той, которую Кондратий видел вчера. И в этом не было ничего странного, так как на работе, в родном офисе женщина олицетворяла собой классическую бизнес-леди со всеми вытекающими из этого образа последствиями и преимуществами.

Свою беседу Кондратий начал издалека – с членства в садово-огородном товариществе и погашения всех долгов, перешедших к нему от Треухова.

Дальнейшее общение Кондратий продолжил просьбой о содействии Анны Дмитриевны в одном очень важном и секретном деле. И, прежде чем перейти к сути этого важнейшего дела, он совершенно серьезным тоном, который в таких случаях присущ только детям и идейным фанатикам, искренне попросил женщину поклясться хранить тайну.

Кондратий с его странными просьбами слегка смахивал на сумасшедшего, но Анна Дмитриевна без раздумий согласилась. Она ценила деньги больше, нежели стереотипные поведенческие реакции, прописанные обществом на случай экстраординарных поступков его членов. А поскольку Кондратий обещал хорошие деньги, то госпоже Карениной ничего не стоило честно заговорщицки прошептать:

– Клянусь.

Завершилась же беседа с Карениной удовлетворением снедающего Кондратия любопытства. Ведь он хорошо знал и помнил историю незабвенного классика Льва Николаевича Толстого об Анне Карениной, которая даже была в некоторой степени идеалом для Кондратия, примером для подражания, что ли, поскольку ей, в отличие от него, удалось довести дело до конца. Также вызывал уважение и избранный ею способ для сведения счетов с жизнью – сам Кондратий под поезд ни за что не кинулся бы. Поэтому, улучив наконец минуту, он спросил:

– Анна Дмитривна, а откуда у вас такие имя и фамилия?

Анна Дмитриевна подумала, тоже взяла с Кондратия клятву о молчании и раскрыла ему всю правду.

Лет 15 назад женщина сменила свою фамилию на новую, а имя и отчество оставила свои. Благодаря этому креативному ходу она сумела привлечь существенно больше внимания к себе, а значит, и к своему бизнесу. Соответственно, выросли и ее прибыли.

Особенно эффективно новая фамилия «работала», если сопровождалась при знакомстве с кем-нибудь рассказом о том, что Толстой писал роман, основываясь на реальных событиях, и она – последняя из рода Карениных, в котором, о горе, женщины регулярно бросались под поезда сразу после того, как родят девочку. Поэтому она до сих пор не замужем и ужасно боится рожать.

Или, на худой конец, новых знакомых впечатляло даже простенькое, но эмоционально насыщенное повествование об отце-учителе, фанатично преданном всей русской литературе и, в частности, Льву Толстому, в честь знаменитого произведения которого он и назвал дочку. И все бы хорошо, да отец хотел узнать, наложат ли свой зловещий отпечаток на судьбу девочки имя и фамилия, пускай выдуманной, но все же самоубийцы? Поэтому она до сих пор не замужем и ужасно боится рожать.

А короче говоря, историй такого рода, объясняющих, почему у Анны Дмитриевны фамилия Каренина, было у нее превеликое множество для разных категорий слушателей.

– Но, Кондратий, – с немного грустной улыбкой завершила свой рассказ женщина, – времена меняются. И сейчас некоторым молодым людям имя Анна Каренина совершенно ни о чем не говорит.

– Удивительно, – поддержал ее Кондратий.

– Да-да, – продолжила женщина. – Ну не Сердючкой же мне теперь называться?

– Нет, что вы, – запротестовал он. – Вам не пойдет.

Они, может быть, сказали бы друг другу еще много хороших слов, но времени для разговоров не было.

Анна Дмитриевна пригласила в свой кабинет новых посетителей. Кондратий попрощался и поехал к Треухову улаживать юридические вопросы покупки у него участка в садово-огородном товариществе.

В отличие от утра – одинокого, молчаливого и безмятежного, вечер выдался совершенно иным. Он пришел к ним вместе с любопытной Приветовой, и ее присутствие исключило какую-либо возможность провести остаток вторника в благородном уединении от шума и суеты. Пришлось разменять золото молчания на серебро слов и удовлетворить любознательность Коничивы.

Девушка прямо с порога своим вступительным словом доходчиво и убедительно объяснила, что она, не видевшая их несколько дней, была бы не прочь узнать, где и что с ними происходило. Однако в этом своем желании она исходит исключительно из прав, предоставленных ей ее партнерским статусом в затеянном ими безумном проекте замены одной личности на другую. А других причин интересоваться у нее нет. Ведь ей совершенно все равно, что делает Кондратий, и даже все равно, каким этот Кондратий будет – главное, чтоб на улице Гвардейской 37 было спокойно от соседей.

Отказать ей или перенести подробный доклад о проделанной работе не представлялось возможным. И им, точнее, преимущественно ему пришлось пространно рассказать обо всех событиях. Благо, наличие протокола службы безопасности очень облегчило весь этот процесс.

Постепенно он втянулся в роль рассказчика этой преинтереснейшей истории. В свою речь он умело и к месту вплетал цитаты из записей, сделанных Андреем Олеговичем в отчете. Захватывающему изложению событий благоприятствовали и благодарные слушатели – Коничива и Кондратий. Для девушки было в новинку все, о чем говорилось, а Кондратий впервые услышал о большей части из недавно произошедших событий.

Задав еще с десяток уточняющих вопросов, Приветова переключилась на Кондратия и с искренним интересом и удивлением принялась интервьюировать его каскадом вопросов: «И ты что, ничего не помнишь?», «А что ты помнишь?», «Что-то снилось?», «А когда очнулся?» и так далее, и в том же духе.

В конце концов Коничива получила достаточный объем информации от Кондратия и решила уточнить еще кое-что у него. Но он к тому времени уже уснул в большом мягком кресле. Девушка, конечно, попробовала вырвать его из объятий Гипноса, однако ей для этого то ли сил не хватило, то ли опыта.

Оставив его в покое, она вернулась к Кондратию. Но и тут Бог Снов опередил ее, крепко усыпив Кондратия на маленьком диванчике. Коничиве хватило ума не вступать опять в бессмысленный поединок с всесильным Гипносом. Она подумала, что утро вечера мудренее, взяла папочку с отчетом службы безопасности и побыстрее отправилась в свою квартиру, чтобы там, а не здесь или где-то на полпути, позволить иллюзиону от фабрики снов «Морфей production» захватить ее сознание.

Итак, на ночной сеанс сновидений все билеты были проданы, по крайней мере в трех зрительных залах, находящихся по адресу: улица Гвардейская, дом 37.