Родные мои дети и внуки! 1.12.1956.
Мы постепенно приходим в себя от нашего первого путешествия по Австралии и от пережитого потрясения. Мы – это я и Шандор. Впервые мы рискнули выехать так далеко за пределы Сиднея. Риск заключается в том, что мы уже не молодые, и главное, ни он, ни тем более я, ничего не смыслим в технике. И если наш Holden решит по какой-то причине остановиться, причем остановиться где-то, где нет ни городов, ни даже людей вообще – мы не будем знать, что делать. Мы и раньше выезжали за город, но это были поездки по побережью, в пределах полутора-двух часов. Шандор превратился в Австралии в рыболова-фанатика: половина нашего гаража заставлена его удочками, вёдрами, сачками и другими непонятными предметами. Я иногда подозреваю, что если бы не необходимость появляться на нашей швейной фабрике, он бы дневал и ночевал на берегу. Но в этот раз мы поехали в Мельбурн – он приблизительно на таком же расстоянии от Сиднея, как Киев от Москвы, и соответственно, холоднее, потому что расположен южнее. Я понимаю, что у Оксаночки и Ромочки это может вызвать недоумение, и поэтому поясняю: от нас к северу – экватор, а к югу – Антарктика. Смотрите карту, родные мои, обязательно смотрите. В Мельбурне бывает снег, в Сиднее – никогда.
Мы поехали потому, что там проходили Олимпийские игры. Шандор, до того как «заболел» рыбной ловлей, с детства «болел» спортом. Он даже был капитаном какой-то там студенческой команды до войны. До Первой войны, разумеется. Но мы уехали из Мельбурна, не посмотрев и половины того, что он хотел. Мы пришли в ужас от увиденного. Советская команда играла против венгерской – я не знаю, как это называется по-русски, water polo, с мячом в воде. У нас были хорошие места в третьем ряду. Алешенька, я уже давно осознала, что до вас доходит не всё, что происходит на свете. В бассейне началась драка между русскими и венгерскими юношами. Это была даже не драка, а взаимное избиение – вода была красная от крови. Начал это все один из венгерской команды. Я давно не видела выражения такой ненависти, такой свирепой злости, какое было на лице у этого молодого человека. Австралийские газеты, все без исключения, пишут, что это – протест против советских танков в Будапеште. Но почему русский парень, приехавший сюда для честного соревнования, должен отвечать за людей, которые послали эти танки?
Я расплакалась прямо там, на глазах у всех, у Шандора начало болеть сердце – это у него после плена. Мы уехали из Мельбурна в тот же день.
А в Будапеште опять гибнут люди. Мы слушаем сообщения из Вены – они напоминают репортажи с войны. Я стараюсь не думать, кто там прав, а кто нет, я стараюсь оградить своих домашних от излишних, а главное – бесполезных переживаний, я пытаюсь отвлечь Шандора от news, говоря, что у меня от радио болит голова. Но у него есть радио в автомобиле, и он слушает его по дороге нa работу и назад. Дома мы стараемся это не обсуждать, но мне иногда кажется, что Верочка – я гоню от себя эту мысль испытывает если не радость, то во всяком случае, какое-то моральное удовлетворение. Алёшенька, ты можешь это понять? Твоя сестра не испытывает жалости от того, что танки, посланные твоей страной, убивают жителей её родного города! Мы выбрали Австралию в надежде, что Старый cвeт, старые распри нас здесь не настигнут. Но мы ошибались…
Сын, сообщаю тебе, что у меня начало подниматься давление. Для тебя это должно послужить предостережением. Мне сказали, что эта болезнь почти наследственная, и у людей, чьи родители – hypertonic, более высокая вероятность появления этой же болезни. Очень прошу тебя, избегай stress – я даже не знаю, как это будет по-русски.
Не удивляйтесь, что я не пишу никаких подробностей о нашей жизни – в Австралии жизнь прекрасна тем, что в ней никогда ничего не происходит. У нас сейчас довольно жарко, первый день лета, дети уже две недели как купаются и загорают. Вообще, декабрь – это любимый месяц у детей. Все магазины украшены изображениями Santa Claus – это Святой Николай. Гирлянды висят, ёлки в белом, северные олени тянут санки. До Рождества Христова еще три недели с лишним, но празднуют его, то есть закупают подарки, уже с месяц. А летние каникулы в школах начинаются в первой половине декабря. Леночке скоро десять, Роберту два с половиной. Не успеваешь оглянуться…
Олеженька, дорогой мой внучёк, поздравляем тебя с твоим третьим днем рождения – как я понимаю, у вас празднование Дня ангела не в чести. Твои кузен и кузеночка просили передать тебе от них пожелание «Happy Birthday to you». Я целую тебя и всех вас, дорогие мои.
Lidia.
P.S. Галочка, всё ли доходит в целости и сохранности?
—
– Галя, что должно было дойти в целости и сохранности?
– Алёша, я спать хочу. Давай завтра, ладно?
– Ладно. Сохранность и целость – это о чем?
– О посылках.
– О каких посылках?
– С вещами.
– Откуда?
– Из Австралии. Пауза.
– Где эти вещи?
– На мне. На Олежке. На Оксанке, на Ромочке.
– На мне тоже?
– Только брюки.
– Почему только брюки?
– Потому что ты их не различишь. Пиджак или плащ ты бы сразу различил – нашивки фабричные всегда на воротниках.
– А рубашка у меня какая?
– Китайская. Фирма «Дружба». Пауза.
– Галя, когда это началось?
—
Посылка, которую Шандор выслал по поручению Лиды, ужаснувшейся после получения фотографии близнецов в зимней одежде, где руки торчали из рукавов, была последней, присланной на имя Mister A.P. Fomin. Следующая – с блузками, юбками и платьями – была адресована непосредственно Mrs. G.A. Fomin. Вследствие этого, Алексею не было необходимости не только являться лично на почту, но даже знать, что на почту что-то прибыло. В письме, вложенном в третью посылку и предназначенном, разумеется, только Гале, содержалась просьба сообщить размеры одежды и обуви на каждого члена семьи, с поправкой на продолжающийся дальнейший рост троих из них. Прочитав приписку в конце письма, Галя внутренне ахнула. Лида просила Галю уточнить размеры одежды Петра. Слово «уточнить» могло означать лишь одно: Лида их знала, но забыла. Галя же знала другое: ни о каком уточнении не могло быть и речи. Даже если бы Пётр, подобно своему сыну, подобно миллионам других мужчин не обратил внимания на внезапно появившийся в его гардеробе костюм – для Зинаиды это не прошло бы незамеченным. Следствием этого могло бы стать только одно: решительная попытка Петра заполнить подарком от бывшей жены ближайшую мусорную урну, и не менее решительная попытка Зины этому вопрепятствовать.
Лида была абсолютно права, когда писала, что им в Австралии известно о жизни в советских городах больше, чем самим обитателям этих городов. Шерсть от нескольких десятков австралийских овечек – крошечная капля в океане блеющих стад, бродивших по континенту, капля, превращенная в ткань, юбку или пиджак – стала прочным заслоном между семьей Алексея Фомина и очередями в киевских магазинах.
Излишки – а их было больше, чем необходимого – Галя относила в комиссионку на углу Саксаганского и Красноармейской. Жизненный уровень семьи Фоминых начал приближаться к уровню жизни двух одноклассников Ромы, чьи отцы, по наблюдению Ромы, даже не были главврачами. В коридоре на крючках, изготовленных Петром, повисли сразу два новеньких подростковых велосипеда – «Орлёнок » и «Ласточка». Затем их сменил полноразмерный, то есть «взрослый», черно-серебряный харьковский красавец с моторчиком, от чего в коридоре установился стойкий запах бензина и масла, и еще один – рижский – тоже взрослый, но «дамский», без перекладины. Как-то незаметно старый шкаф, не менее старая кровать, стол с некомплектными стульями и совершенно несуразная горка оказались заменены чем-то нарядным, блестящим и очень отполированным, чьё место рождения было указано в гарантийном талоне как «Свалявський мебльовий комбінат». Но самое поразительное в этих метаморфозах было то, что Алексей, кажется, даже не заметил исчезновения старого КВН с линзой и появления на его месте роскошного комбайна «Беларусь» – с экраном, проигрывателем и приемником.
Самый старший и самый младший из Фоминых пребывали в полном неведении относительно того, что к их киевской квартире протянулся трубопровод от швейной фабрики, находящейся далеко за экватором. И эта нить, как живительная пуповина, питала запоздалой материнской заботой и любовью мужчину на пятом десятке и его семью.
—
25 июля 1958.
Здравствуй, мама. У нас – новая квартира. Такого взрыва эмоций мои домочадцы не выражали, кажется, со дня появления на свет Олежки. Хоромы поистине царские – целых шестьдесят квадратных метров. Две спальни, гостиная, большая кухня, а балкон выходит прямо на парк.
Распределение помещений у нас произошло в явочном порядке. Оксаночка захватила себе и Олежке одну из спален, оставив нам с Галей другую. Ромочке, соответственно, достался диван в гостиной, но он слишком занят, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Недоделок в этой квартире – около миллиона. Собственно, весь наш 40-квартирный дом – одна сплошная недоделка. Мама, ты не знакома с нашими порядками, но это здание было «готово» 30 июня. Я не случайно взял это слово в кавычки – за продукцию, сделанную в конце месяца, или полугодия, или года люди получают дополнительные вознаграждения. Я уверен, что будь в календаре 31 июня или 32 декабря – нашим строителям все равно было бы мало. Достаточно сказать, что ни одна дверь, включая входную, не закрывается; горячая вода не имеет права называться таковой. Работают ли батареи, мы узнаем только, когда их включат (если включат). А впрочем, к чему утомлять вас всеми этими подробностями? Отец рвётся в бой – он и двери переставит, и стены перекрасит.
Мы все растем не по дням, а по минутам. Олежке уже четыре с половиной, близнецам – по шестнадцать. Mecяц назад они получили свои паспорта. Оксаночка решила записать себя русской, Рома – украинцем. Это, конечно, совершенно не существенно, это ничего не меняет – по-моему, дети сделали это, исходя из принципа «всем сестрам по серьгам». Но Галя очень и очень довольна, и это самое главное. Свои жизненные пути они уже выбрали. Оксанка уже точно решила, что она будет воплощать свои фантазии в реальность, строить новые города (то есть – архитектура). Рома мечтает о сугубо мужской профессии, и в его понимании это – армия, точнее, танки. Одно я знаю точно: любовь к медицине от меня не унаследовал никто.
Галя работает главным технологом завода мясных полуфабрикатов. Работа у неё очень ответственная, и бывают дни, когда мы видимся считанные минуты. А в остальном – всё без перемен. Мы все обнимаем и целуем всех вас. Пишите. И обязательно (обязательно!) с фотографиями.
Алексей.
—
30.9.58. Sydney.
Дети, дорогие, родные мои! Поздравляю вас с новосельем! Пусть Бог благословит ваше жилище, пусть оно всегда будет наполнено теплом и любовью. Я, правда, не совсем уверена, уместно ли называть «царскими хоромами» жильё площадью в 60 квадратных метров. Вас ведь пять душ, как вы там разместитесь? Алёшенька, неужели ты не заслужил у властей ничего большего, ничего лучшего? А впрочем, я, наверное, опять что-то недопонимаю. Чтобы понять – нужно увидеть собственными глазами. Дети, мы скоро встретимся! Последние полтора года я пыталась получить разрешение на поездку в Россию. Я и Верочка заполнили совершенно безумное количество бумаг, снабдили их невероятным количеством фотографий. Но все наши заявления на получение визы для личной, частной поездки натыкались на отказ. Дело осложнялось тем, что советское посольство в Канберре закрыто уже несколько лет – после истории с Петровыми, о которой я писала. Когда я рассказывала об этом своим знакомым австралийцам, они отказывались ( и до сих пор отказываются) поверить в это. Они не верят, что кто-то может запретить матери приехать к сыну, сестре – встретиться с братом. На земле царит мир, никто ни с кем по-настоящему не воюет, а граница моей родины закрыта наглухо, как линия фронта.
Алёшенька, мы с Верочкой купили tour. Он начинается в Москве, потом мы едем в Петроград (извини, но я не знаю и не хочу знать другого названия), а затем в Киев! Нас еще должны повезти, кажется, в Суздаль, Владимир и еще куда-то, даже прогулка по Волге с икрой и шампанским – совсем, как купеческий загул, только цыганского хора не хватает. Но все это для меня совершенно неважно, хотя – Бог свидетель – я тоскую по России до безумия. Главное – это два дня в Киеве, целых два дня! Это так мало, так бесконечно мало, и потому – так чудовищно несправедливо.
Дети мои, мы все хотели бы увидеть вас всех, но, к сожалению, это невозможно. В июле, когда мы с Верочкой отправляемся в поездку, в Австралии – середина учебного года, Леночка и Роберт ходят в школу. Также не сможет ехать и Шандор, но по совершенно другой причине – возраст. Сын мой, Шандор очень-очень хотел бы встретиться с тобой, он считает тебя своим спасителем, но в тоже время он, по его словам, уже «отъездился». Ему скоро пойдет восьмой десяток. И, соответственно, остаётся дома Лайош. На его попечении его дети и их дедушка, ну и, конечно, бизнес – фабрика и магазины.
Я жду этой поездки с огромным нетерпением. Верочка ждет её с нетерпением почти безумным. Я никогда не замечала, что в ней живет такое сильное желание побывать на родине своей матери. А ещё, по-моему, ею движет зависть, обычная человеческая, или даже, пожалуй, женская зависть. Все наши друзья, знакомые, соседи – это семьи. Большие дружные семьи, с братьями и сестрами, племянниками и племянницами, двоюродными и троюродными. У Верочки только один брат – это ты, Алёшенька. Единственные её племянники – это твои, Алёшенька, дети, так же, как она – их единственная тетя. Она не просто хочет видеть вас, она хочет дотронуться до вас рукой, ощутить всех наяву.
Галочка, милая, обязательно напиши мне, что привезти каждому из вас, и в особенности – детям. К сожалению, авиакомпании не разрешают брать много багажа, но мы с Верочкой решили ехать налегке, благо летим из зимы в лето, и таким образом, сможем заполнить свои чемоданы чем-то полезным. Увы, мы здесь очень хорошо осведомлены о вашей жизни там – может быть, даже более осведомлены, чем вы сами. Алёшенька, я заклинаю тебя, не мешай своей жене сделать то, о чем её просит свекровь. Я знаю, что ты – сын своего отца, со своей гордостью и тому подобное. Но я – бабушка твоих детей, и ради Бога, не лишай меня удовольствия засыпать их подарками – я была лишена этого целых семнадцать лет.
Мы, наконец-то, закончили ремонт нашего дома. Получилась какая-то, мне не совсем понятная, смесь викторианской Англии и пригорода старой Вены. Тем не менее, приехали фотографы из какого-то модного журнала и сфотографировали весь наш дом – можете убедиться своими глазами, снимок прилагается. Мне больше всего нравится наш garden. Мы с Шандором проводим в нем большую часть дня, в беседке (rotonda). Дети любят купаться в бассейне, там постоянно стоит шум, так как они часто приводят своих друзей, а ведь море совсем рядом, в конце нашего двора, за забором. Там же стоит и лодка с мотором – Лайош катает детей по заливу, когда позволяет погода и время. Я предпочитаю смотреть на это с берега.
До встречи, дети мои, до встречи.
Lidia.
—
5.12.58
Мама, ты совершенно права: два дня в Киеве – это безумно мало. Я твердо намерен встретиться с вами до вашего приезда в Киев, т.е. в Москве. Пожалуйста, сообщи мне все подробности, все расписания вашей поездки, даты прибытия в Москву и в Киев, номера рейсов, и обязательно – названия гостиниц. Ты пишешь, что у вас с Верочкой – огромное нетерпение. Что ж, у меня оно – безумное!
Ко времени вашего приезда Оксана и Рома уже будут обладателями аттестатов зрелости. Они уже выбрали свои жизненные дороги. Оксанка, как мы и ожидали, будет поступать на архитектурный. Рома же избрал карьеру военного – решил поступать в военное училище, хочет стать офицером, ну и, разумеется, маршалом.
Мама, я вполне понимаю твое недоумение по поводу моего восторга, вызванного получением квартиры. Она, конечно, ни в какое сравнение с вашим домом у залива не идет, но все в мире относительно. Поверь мне, в нашем городе есть десятки тысяч семей, которым такая квартира только снится, и еще десятки тысяч, которым она даже не снится.
Я хочу высказать мысль, которая тебе, возможно, покажется крамольной. Я считаю, что вы с отцом должны встретиться. Пусть на несколько минут, на пять секунд, но встретиться. Нет, пять секунд – это, конечно, абсурд. Вам придется втиснуть в вашу встречу, если она состоится, тридцать восемь лет. Мама, ты должна это сделать – ради себя, ради меня и, я думаю, ради него тоже, хотя, признаться, я еще не знаю, как начать с ним разговор об этом. Где-то лет двенадцать назад я попытался рассказать ему о нашей будапештской встрече, нo натолкнулся на бетонную стену. Но опять же: за двенадцать лет в Днепре утекло много воды.
Мы все обнимаем вас всех.
Алексей.
P.S. Мама, я ни в коем случае не намерен лишать тебя удовольствия «засыпать» нас подарками, хотя, признаться, я не думаю, что в этом есть необходимость. Тем не менее, я по собственному опыту знаю, что подарки приносят радость и дарящим, и одариваемым. Но главное – привезите себя.