Алексей чувствовал, что он не может, он просто не в состоянии переключиться с праздничного настроения на похоронное. В холодильнике ещё лежали остатки торта, не доеденного во время вечеринки 7-го ноября в силу своей излишней сладости. Ещё просматривались остатки в темнозеленой бутылке «Советского шампанского», которая была заткнута газетным кляпом взамен фабричной пробки, выстреленной, закатившейся и пропавшей. Ещё везде висели ненатурально молодые изображения вождя – но теперь они были украшены черными ленточками, а сам вождь лежал посреди главной площади столицы, ожидая, когда закроют крышку его гроба.
Алексея вдруг охватило ощущение, что все это уже было, было, было. Были портреты вождя в чёрном, был всеобщий траур, усиленный всеобщим шоком от внезапной смерти – конечно, внезапной, у них всегда всё внезапно, мы ведь понятия не имеем о жизни небожителей, здоровы ли, хворают ли, стареют ли, тянут ли груз… А ещё Алексей поймал себя на мысли, что ему жалко, ему по-человечески жалко этого одряхлевшего фронтовика, который всего лишь несколько дней назад, на этой самой площади, приветствовал, вяло пошевеливая ладонью, толпы людей, собравшихся сегодня на его погребение.
«А ведь он старше меня лет на десять, не больше» – подумал почему-то Алексей.
Он нажал на выключатель цветного «Электрона», стоявшего в углу кабинета, и вышел в приёмную.
- Алексей Петрович, звонили из горздрава.
- Кто именно?
- Не знаю. Женский голос, из экспедиции. Сказали – письмо для вас прибыло.
- Из экспедиции? – Алексей с удивлением взглянул на секретаршу. Она работала у него всего лишь два месяца, и eщe не догадывалаcь, что третьего месяца уже не будет. Галя не допускала присутствия в непосредственной близости от своего мужа женщин не только красивых, но даже слегка привлекательных. Алексей же, не допускавший даже малейшего вмешательства своих домашних в его служебное царство, сдавался в этом вопросе, как правило, без боя. Ничего не подозревавшую девушку переводили в бухгалтерию, или в другую больницу, или устраивали по другому ведомству одним снятием трубки галиного телефона.
- От кого письмо?
- Не знаю. Сказали – из Ташкента. Ещё вчера пришло.
К концу рабочего дня бессменный шофер Жора, давно превратившийся в Георгия Трофимовича для всех, кроме главврача, положил на стол Алексея лист бумаги и заклеенный конверт без марки и адреса. Строчки на листе, вырванном из ученической тетради, были ровные, чёткие, буквы – каллиграфически красивые. Это был почерк десятиклассницы или, во всяком случае, недавней выпускницы – парни так не пишут.
Полминуты ушло, как всегда, на поиски очков, оказавшихся, как всегда, не в том ящике.
«В отдел здравоохранения исполнительногo комитета Киевского городского совета депутатов трудящихся
от гр-ки Султановой С.М.
Заявление.
Убедительно прошу передать прилагаемый конверт доктору Алексею Фомину. К сожалению, я не располагаю его адресом, но знаю, что он возглавляет одну из подведомственных Вам больниц.
С уважением
С.Султанова.
3.ХI.1982».
Нет, этот ноябрьский день явно задался целью повторения пройдённoго - пройдённого в его, Алексея Фомина, школе жизни. Всё ещё ничего не понимая, Алексей попробовал надорвать конверт – и понял, что этого нельзя было делать: под бумагой прощупывалось что-то твёрдое. Перерыв все ящики в столе у секретарши, уже ушедшей к тому времени домой, он нашел, наконец, ножницы. В конверте, вложенная в другой листок, лежала цветная фотография. Совсем молоденькая девушка, по виду – вчерашняя школьница, держала на руках малыша, которому никак не могло быть больше года. Они были сняты крупным планом. И у матери, и у ребёнка лица были безошибочно азиатские. (Алексею почему-то вспомнился санитар Мирзобаев с его глазами-амбразурами, через которые непонятно как можно было видеть белый свет). Снимок был сделан на фоне типичной хрущевской пятиэтажки. Женщина и ребёнок могли быть жителями любого из тысяч безликих населенных пунктов, уставленных такими же безликими коробками.
В полном недоумении, Алексей развернул листок.
«Уважаемый Алексей Фомин! К сожалению, я не знаю Вашего отчества, но знаю Ваше имя, потому что у Олега отчество «Алексеевич». Я пыталась разыскать Ваш адрес через справочное бюро, но мне ответили, что найти в Киеве человека с такой распространенной фамилией, не зная отчества и даты рождения, невозможно. Пожалуйста, помогите мне найти Олега. Он исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился. Он не знает, что у него есть сын.
Если Вы решите не отвечать на моё письмо, я это пойму и больше не буду Вас беспокоить.
С уважением
С.Султанова.»
Алексей взглянул на обратную сторону коверта – она была чистая. Внезапно до него дошло: всё это прибыло внутри другого, настоящего почтового конверта, где должны были значиться и адресат, и отправитель. Он схватился за трубку.
Телефоны в горздравотделе молчали.
Утром девочка из экспедиции, удивлённая взволнованно-раздраженным видом доктора Фомина, лично приехавшего в горздрав по такому пустяковому вопросу, ответила, что все позавчерашние бумажные отходы были вчера собраны, перевязаны, спресованны и увезены.