Родители ничего не заказывали, но я знал, что они будут рады продуктам. Когда я вошел, мама сидела перед телевизором и шумно комментировала ток-шоу.
Точно так же демонстративно, как она раньше игнорировала всё, случившееся после Перемены, она теперь включилась в новости.
– Максим! – позвала она. – Ты слышал, «Гринпис» заявили, что на Земле резко упала популяция голых землекопов!
– Кого? – поразился я. – Привет, мама.
– Привет! Голых землекопов! Это такие… – Мама задумалась. – Вроде лысых крыс. Ученые говорят, что перемена климата уничтожила половину популяции!
– Очень грустно, – согласился я, глянув на отца. Тот пожал плечами. Я чмокнул маму в щеку. Алкоголем от нее не пахло, и это меня сильно радовало. Такое ощущение, что, признав существование пришельцев, она избавилась от своего порока.
Отец, впрочем, потихоньку продолжал выпивать. Как он сказал, в его возрасте отказ от алкоголя так же опасен, как и злоупотребление.
– Ты спроси, пожалуйста, Дарину, – сказала мама. – Сколько это еще будет продолжаться?
– Что? Падение популяции землекопов?
– Климатические изменения!
– А мне нравится, – заспорил я. – В этом году снег шел всего два дня. И то не лежал, сразу таял.
– Это неправильно, – сказала мама. – Мы северная холодная страна. У нас должны быть снега и мороз.
– В Сибири зима осталась…
– Да разве это зима? – Мама вздохнула. – Вот раньше были зимы! Птицы на лету замерзали! Вот какие были морозы!
Видимо, сообразив, что заботиться о судьбе голых землекопов и скучать по замерзающим на лету птицам непоследовательно, мама быстро свернула тему.
– Ты пообедать зашел? Я еще не начинала готовить… ох, а уже одиннадцать…
– Да нет, я сыт. Продуктов вот принес, – я показал пакет. – Настоящих. Мясо, картошка, сыр…
– Не бери картошку! – возмутилась мама. – Ее, оказывается, продают за дикие деньги!
Но пакет она приняла и понесла на кухню, добавив:
– Я сварю суп. Молодежь вечно забывает, что надо есть суп!
Мы с отцом переглянулись.
– Мама деликатно дает нам поговорить, – сказал папа. – Что стряслось?
– Неужели видно? – удивился я.
– Я тебя четверть века знаю, – усмехнулся отец.
Мы сели на диване. Мама действительно осталась на кухне, включила там то ли телевизор, то ли радио и принялась греметь посудой.
Я подумал, что она всегда так поступала, когда к отцу приходил кто-то поговорить «по делам». И была на кухне ровно столько времени, сколько шли «серьезные разговоры». Однажды папа ей сказал: «Ты идеальная жена чиновника, знаешь, когда появляться и когда исчезать…»
– Да так, разное… – пробормотал я.
– В новостях говорили про стрельбу в Представительстве, – сказал отец небрежно.
– Ага… Не беспокойся. Меня там уже не было к этому моменту.
Отец молча смотрел на меня.
– Я был далеко, – сказал я, чувствуя себя очень неловко.
– Насколько далеко?
– Ну… триста восемьдесят тысяч километров примерно. Я не знаю, вчера Селена была в апогее или в перигее.
– Ясно, – сказал отец. – Помочь могу?
– Всё уже нормально, – ответил я.
Вот за что я папу очень люблю – он не лезет с ненужными расспросами.
– Тогда спрашивай.
Я помолчал.
Вот как тут спросить?
– Пап, я нормальный?
– Что-что? – поразился отец.
– Ну, странностей со мной каких-то не было в детстве?
– Когда тебе было три года, ты ел лимоны, – сказал папа. – Брал лимон и сгрызал, словно яблоко или мандарин.
– Фу, – меня аж перекосило. – А еще что-нибудь?
Отец прищурился.
– Если ты хочешь спросить, родной ли ты нам, – да, родной.
– Папа, я вовсе не это хотел спросить! – выпалил я с облегчением. – Но все-таки, какие-то особенности у меня были? Почему на меня всё это сыплется?
– С Дариной поссорился? – спросил отец.
Я промолчал. Покачал головой.
– Та девушка, что у тебя жила несколько дней… Милана, верно? – продолжал отец.
– Теперь хоть понимаю, в кого я такой умный, – пробормотал я и заговорил тише: – Слушай, вот как в такой ситуации поступать? Мне они обе нравятся и… ну, понятно. Я им тоже. И я про обеих думаю. Засыпаю – думаю, просыпаюсь – думаю. Значит, они мне обе важны. Но так нельзя… наверное.
– Долго – нельзя, – вздохнул отец так же негромко. – Скажи, когда ты с Миланой, – ты думаешь о Дарине?
– Да.
– А когда с Дариной? Думаешь о Милане?
Я молчал.
– Останешься обедать? – спросил отец как ни в чем не бывало.
– Нет, наверное, – ответил я. – Спасибо, пап.
Да, этот прием и здесь работает. Важно не то, что есть. Важно то, чего нет.
– Обращайся, – улыбнулся отец.
Не знаю, почему я пошел в «Рэдку». Есть я и впрямь не хотел, а то поел бы маминого супа. Наших там днем немного, больше случайных посетителей.
Но меня будто потащило туда.
Я прошел по Столовому переулку мимо своей старой школы – она по-прежнему работала, даже осталась «испанской», свернул на Малый Ржевский. У мелких как раз кончились уроки, меня чуть не смело потоком галдящей детворы, затеявшей шутливую потасовку у памятника героям-учителям и героям-ученикам. Ну, памятник – это слишком громко, наверное, пять маленьких фигур на выступе, над бронзовой доской с перечислением имен… Имен было много. В давней войне, которой скоро сотня лет исполнится, погибли десятки миллионов.
Я вдруг подумал, что для Прежних эта война могла быть ничего не значащим пустяком, который они же сами и затеяли. Например, на каких-то галактических фронтах дела шли плохо. Им потребовались не миллионы Измененных в год, а десятки миллионов. Ну а что может быть лучшим прикрытием для изъятия из человеческого общества огромного количества здоровых детей, чем мировая война, непрерывные бомбардировки, движущиеся туда-сюда обратно по Европе и Азии армии?
Или не надо приписывать Прежним наши собственные, человеческие зверства?
…Но все-таки, зачем я решил зайти в «Рэдку»?
Надо было мне догадаться, наверное.
Но я как-то расслабился после разговора с отцом.
И только увидев за столиком Ивана и Виталия Антоновича, понял, что пришел сюда не по своей воле.
Больше никого из серчеров в кафе не было. И персонал, несмотря на теплый солнечный день, весь попрятался внутри. Уверен, если их спросить, никто не ответит, почему на столиках стоят таблички «Зарезервировано», а они толкутся в помещении. Вот захотелось им так сделать – и всё тут…
Виталий Антонович сидел мрачный, напряженный, начисто лишившийся всей своей ироничности и лоска. Немудрено – в присутствии Ивана он выглядел как бледная копия рядом с оригиналом.
Я молча подошел к ним. В этот момент на церкви Большого Вознесения напротив зазвонили колокола.
– Как эффектно, – сказал Иван, дождавшись, когда звон стихнет. – Умеешь ты появляться, Максим! Прямо с Божьим благословением!
– Можно подумать, вы в Бога верите, – ответил я и сел рядом с Виталием Антоновичем.
– Можно подумать, ты веришь! – обиделся Иван. – Будешь кушать? Заказать тебе?
Перед ним на тарелке лежали остатки люля-кебабов.
Я смолчал.
– Как угодно, – сказал Иван. – А церковь симпатичная, зря ты так, и перезвон красивый. Я люблю и уважаю все традиционные религии.
– Еще скажите, что были тут на венчании Пушкина с Гончаровой, – буркнул я.
– Нет, я не в России тогда жил, – ответил Иван. – Ну, чего дуешься?
– Как вы меня сюда притащили? – спросил я.
– А, вот ты чего напрягся… – Иван кивнул. – Считай, что это вроде Призыва. Заставить тебя сплясать на столе я бы так не смог. А вот сделать то, что ты и сам не против, – зайти в «Рэдку», к примеру…
Я кивнул. Сказал:
– Думал, вы меня с утра расспрашивать станете.
– Зачем? – удивился Иван. – Я приехал в Представительство минут через пять после того, как ты удрал. Поговорил с Лихачевым, он всё рассказал. Думаю, каких-то деталей не знает, но мне хватило. Так что ситуацию я представляю.
– Ну и… что тогда вам нужно от меня… от нас, – я глянул на Виталия, тот кивнул.
– Хочу вас нанять, – улыбнулся Иван. – Вас двоих, но вы же дружный коллектив… привлечете товарищей.
Очень хотелось сказать какую-нибудь гадость. Но я молчал.
– Давайте так, – Иван развел руками. – Вначале я чуть-чуть расскажу про нас. Про то, что вообще происходит. А то я уверен, тебе уже каждая сторона конфликта наплела всякого-разного, да еще и наград посулила. Я начну с правды, потом коснемся и наград. Готовы выслушать?
Виталий Антонович кивнул, как-то болезненно улыбнувшись. Да чего это с ним?
– Он уже в курсе своей награды, – небрежно сообщил Иван. – И хочет ее заслужить, от чего страдает. Итак… мои дорогие юные подопечные. Человечество гораздо старше, чем учат в ваших школах. И в космос мы вышли не в двадцатом веке. Иные миры покорять стали еще семь тысяч лет назад. Врать не стану, сам в ту пору не жил, мало таких старожилов… Очень быстро люди наткнулись на Инсеков. И если ваш многоногий приятель ответит правдиво, то признает – мы предлагали мирное сосуществование. Окучивать свои зоны космоса, получать требуемое, даже держать союз против иных культур.
– Всё ради смыслов? – спросил я.
– Да, Инсеки любят этот термин. Мы чаще говорим «суть», но пусть будут «смыслы». Что нужно любому разумному существу, любой цивилизации?
– Всё, что нам нужно, – это любовь, – мрачно сказал Виталий Антонович.
– Ответ неверный, – усмехнулся Иван. – Всем нужно только одно – вечность. Бессмертие. Ваши чудесные религии, ваши научные мечтания – всё это об одном: как бы прожить подольше, а в идеале вообще жизнь вечную поиметь. Потому что умирать, дорогие мои, никто не хочет. А выход только один – переход в постсингулярную стадию. Но для этого надо создать много, много смыслов. Никакое обычное долголетие, никакие исследования пространства и времени, никакие эксперименты с материей этого не дают. Сознание невозможно перенести в электронную форму, как мечтают ваши трансгуманисты. Живой организм не может обновляться вечно, да и кардинально это ничего не меняет, что бы ни придумывали биологи. Все разумные формы жизни, нажравшись от пуза и удовлетворив свое первичное любопытство об устройстве Вселенной, стремятся перейти в высшую форму существования.
– Допустим, – сказал я. – И что, самим мирно жить и плодить смыслы нельзя?
– Можно, но сожрут по дороге. Все жрут всех, потому что боятся, что сожрут их. Замкнутый круг. Инсекам не понравилась наша экспансия, нам не понравилась их заносчивость… Несколько сотен лет мы конфликтовали, несколько сотен лет мы воевали активно. Они делали ставку на киборгизацию и псевдоразумные машины, мы – на биологическую изменчивость и создание специализированных форм людей. У обоих подходов были свои плюсы и минусы.
– Что за цивилизация у вас была? – спросил Виталий Антонович. – Просто интересно.
– Самая обычная цивилизация, – усмехнулся Прежний. – Население, мечтающее продвинуться повыше; элита, стремящаяся сохранить власть. Военные, ученые, рабочие. Миры были разные, попади вы в некоторые – решили бы, что это коммунистическая утопия, попади в другие – приняли бы за мрачный мир тоталитарной диктатуры. Земля и тогда оставалась на особом положении, все-таки прародина. Самый населенный, зеленый, обитаемый мир. Не слишком загаженный производством, для этого была Венера. Не слишком военизированный, для этого был Фаэтон.
– Да ладно… – сказал Виталий с негодованием.
– Мне совершенно безразлично, верите вы или нет, – ответил Иван. – Итак, шла война. Достаточно жестокая. Если будете общаться с Инсеком, Максим, спросите его про Фрадар и Леле.
– Это имена? – уточнил я.
– Названия миров-колоний. Пусть расскажет, что там было, ваше отношение к Инсекам может резко измениться… А потом они нанесли удар по Солнечной системе. Мы прошляпили прорыв, никто не ожидал столь архаичной атаки, как налет кораблей на релятивистских скоростях. Венера превратилась в раскаленный ад, Фаэтон распался на фрагменты…
– Фаэтон если и был, то развалился не шесть тысяч лет назад! – громко сказал Виталий. – Научные данные…
Иван с улыбкой посмотрел на него, и Виталий замолчал.
– Земля тоже пострадала. Потопы, извержения, катаклизмы… цивилизация была разрушена, люди впали в дикость. И мы были вынуждены сделать неожиданный ход. Превратить родную планету в собственную колонию. Стать для одичавших соплеменников богами. И – черпать с Земли все новых и новых Измененных. Мы снова начали побеждать, мы очень аккуратно и бережно развивали Землю… и вновь получили сюрприз от Инсеков. Астероид Оумуамуа. Он пролетел сквозь систему в две тысячи семнадцатом году, мы понимали, что это рукотворный объект… но он летел так медленно…
Иван замолчал. Потом сказал:
– Если что – я сразу предлагал активные действия. Вплоть до создания флота космических кораблей. Мне отказали. Понимаете, никто уже не воюет такими методами. А оказалось, что Инсеки запустили кластер боевых кораблей на медленной скорости… и вот он добрался до Земли.
Он вдруг повернулся, уставился на дверь кафе. Оттуда мгновенно выскочила официантка, подбежала к столику. Лицо у нее было взволнованное и испуганное, будто в кафешку заглянул президент и попросил пожарить ему быстренько шашлыка.
– Принеси нам коньячку, милая, – попросил Иван. – Ты будешь, Максим? Нет? А ты будешь, Виталий. Я не хочу пить один.
Официантка убежала обратно.
– Вот такой расклад, – сказал Иван. – Инсеки нас перехитрили. Вновь напали. У наших сдали нервы, решили Землю обнулить, чтобы не дать преимущества Инсекам. А они только того и ждали. У них был канал связи с Высшим… у них или у Продавцов… Высший войну и остановил. Свой мир мы имели бы право уничтожить. Но мы-то его объявили колонией, чтобы защитить от Инсеков. Вот и вышло, что мы виновны в попытке геноцида. Людей отдали под контроль Инсеков, те присосались к Измененным. И теперь одни люди воюют по всей Галактике против других людей. Ну что, как вам расклад? Хороши Инсеки?
– Все вы плохи, – сказал я.
– Правильный вывод, – кивнул Иван. – Ну что ж, я вам краткий курс истории прочитал. Теперь к тому, зачем вы мне нужны…
– Слуги, – сказал я.
– Ага, – Иван оскалился. – Я вчера весь день разматывал клубок. И вот что выходит, дорогие друзья…
Официантка принесла два фужера и бутылку коньяка – настоящего, французского. Наверняка из Комка. Бутылка была холодная, запотевшая.
– Коньяк из холодильника, – сказал Иван. Кажется, он оторопел. – Спасибо, милая.
Он сегодня был очень любезным.
Официантка убежала, а Иван взял бутылку за горлышко, подержал несколько секунд. От бутылки пошел пар.
– Так лучше, – решил Иван. Налил алкоголь себе и Виталию. Тот не протестовал.
Я демонстративно посмотрел на часы.
– Куда-то торопишься? – спросил Иван. Глотнул коньяка. – Таня Воробьева была моей креатурой и протеже. Умная женщина. Сама пришла к выводу о нашем существовании, сама вышла на контакт, проявила себя с лучшей стороны… получила предложение стать Кандидатом. К сожалению, я ее недооценил. И не совсем понял мотивацию. Она не собиралась становиться Высшей, она хотела нас уничтожить.
Даже не знаю, почему, но, когда я это услышал, мне стало легче. Может, в лице этой женщины было что-то симпатичное. Может, просто приятно было узнать, что не все готовы продать человечество ради личного благополучия.
– Она сознательно задерживала свой переход из Кандидата, – продолжал Иван. – Я это считал милой сентиментальной блажью. А она понимала, что, став одной из нас, выбросит глупости из головы. Изучала баланс сил. Искала союзников. Как-то ухитрилась заинтересовать одного из Продавцов. Похоже, получила доступ к его аналитическим и производственным мощностям. И поняла, что единственный путь, дающий хоть какой-то шанс, – альянс со Слугами. Понимаете, в норме они ведь не могут пойти против нас. У них стоят психические блоки против неповиновения. Госпожа Воробьева их сняла. Видимо, Продавец снабдил Танечку какой-то биохимической гадостью, они в этом большие мастера. Если бы у нее всё вышло, если бы она получила от Продавца искомое… – Иван осекся. – В общем, нам повезло, что ее последняя доза наркоты довела Продавца до самоубийства, а система безопасности уничтожила опасность. Но Слуги, как видите, пытаются продолжить. Хотят захватить корабль Инсека и нас уничтожить.
– Как? – спросил я.
– Да скорее всего вместе с Землей, – небрежно ответил Иван. – Смоются толпой к звездам, а по Земле нанесут удар. Будет в Солнечной системе два пояса астероидов. Их Высшие не тронут, они вроде как и сами пострадавшие… В общем, спасибо, Максим, что остановил этих говнюков.
– Спасибом не отделаешься, – пробормотал я напряженно.
Я поверил Ивану. Какой бы сволочью он ни был, но Слуги по подлости и легкости вранья его крыли.
– Я знаю, где они соберутся этим вечером, – продолжил Иван. – Их еще немало осталось. И я хочу, чтобы вы их уничтожили.
– Что? – поразился я. – Почему мы?
– Потому что у вас это уже получалось, – ответил Иван. – И объяснять вам ничего не надо. И мотивировать легко.
– Мне кажется, Иван, для вас в этом вообще проблем нет, – сказал я.
– Я же говорю, Воробьева – моя ошибка, – ответил Иван. – Если вмешаюсь, то остальным станет понятно, что я ошибся с Кандидатом. Это очень, очень большая оплошность! А вот если Слуг перебьете вы – никто и пальцем не шевельнет. У вас уже есть репутация безумных борцов со Слугами, после клиники и Гнезда. Да, мстить вам никто не станет. На Слуг всем плевать.
– Догадываюсь, почему они захотели вас уничтожить, – заметил я. – Нет, всё понятно. Один вопрос – а нам какая выгода?
– Тебе лично никакой, – сказал Иван. – Как я понимаю, ты свой приз у Продавца заработал. А вот Виталию я кое-что обещал.
Я посмотрел на Виталия Антоновича. Наш старший отвел взгляд.
Я умный, я сам всё понял.
– Награда хорошая, – продолжал Иван. – У Инсеков порталы переносят лишь из системы. У нас они вообще блокированы. А вот у Продавцов всё работает исправно. Я хочу подчеркнуть, это и мне будет нелегко организовать. Сын Виталия воюет за Инсеков. Но варианты есть всегда. Его выкупят или захватят живым. Через Продавцов вернут на Землю. И обратят Изменение вспять. Хорошая награда, а?
– Наверное, это и впрямь трудно… – прошептал я. – И вы обещаете провернуть такую операцию всего лишь за то, что мы убьем несколько Слуг?
Иван улыбнулся и погрозил мне пальцем.
– Умный! Нет, Максим, не только. Считай это жестом доброй воли, залогом сотрудничества в дальнейшем…
Я ждал.
– И еще по одной, но самой важной причине, – лицо Ивана стало серьезным. – Которую я изложу тебе после выполнения задания. Поверь, это будет интересно.
– Ясно, – сказал я. – А мне что пообещаете?
– Тебе? – удивился Иван. – Зачем? Твой друг и товарищ, пришедший на помощь в тяжелую минуту, может искупить свой проступок, спасти сына и обрести счастье. Неужели ты не поможешь ему без всякой награды? Поможешь! И мы оба это знаем.
Я кивнул.
Мы действительно оба это знали.
– Макс… – сказал Виталий.
– Не надо, – остановил я его. – Прежний прав.
– Их много, – помрачнел Виталий. – Слуг.
– Сколько? – спросил я.
Он ответил.