После второго убийства жизнь в колледже Святого Христофора замерла. Все в нем застыло от потрясения и скорби. Казалось, на него обрушилась страшная эпидемия, Киприанова чума, поразившая древние Фивы. По всей территории распространился смертельный яд, от которого не могли защитить высокие стены колледжа, прежде служившие надежным укрытием от любых бед и напастей.
Несмотря на отчаянные заверения декана, что студенты в безопасности, все больше родителей забирали своих детей из Кембриджского университета. Мариана их не осуждала: ей и самой хотелось схватить племянницу в охапку и бежать в Лондон.
Убийство Вероники стало для Зои сокрушительным ударом. Это удивляло всех, включая ее саму.
– Чувствую себя лицемеркой, – призналась она Мариане. – Ведь я недолюбливала Веронику. А теперь почему-то рыдаю и не могу остановиться…
Мариана догадывалась, что на самом деле племянница оплакивала Тару. Горе, которое ощутила Зои после смерти подруги, оказалось слишком сильным, чтобы его осознать и выплакать. А сейчас, когда погибла Вероника, чувства переполнили Зои и вырвались наружу. Это хорошо. Это поможет племяннице исцелить душевную рану и прийти в себя.
– Ничего-ничего, милая, – шептала Мариана, прижимая ее к себе и осторожно укачивая. – Не держи в себе, поплачь.
Наконец Зои затихла. Мариана настояла на том, что им нужно где-нибудь перекусить: у племянницы со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. Измученная, опухшая от слез, Зои согласилась.
Они отправились в столовую, где встретили Клариссу, и та пригласила их подсесть к ней за преподавательский стол.
Он находился в конце зала, на возвышении, напоминавшем подиум. Прямо над ним на обитых дубовыми панелями стенах висели портреты предыдущих ректоров.
В другой стороне располагалась буфетная стойка «по-шведски», где студенты выбирали блюда, а затем рассаживались за длинные столы, которые рядами тянулись почти через все помещение. Посетителей столовой обслуживали нарядные официанты в жилетах и галстуках-бабочках.
Обедающих студентов было немного. Парни и девушки о чем-то встревоженно и тихо переговаривались, вяло ковыряясь в тарелках.
Кларисса, Мариана и Зои сели на краю стола, подальше от других преподавателей. Кларисса погрузилась в изучение меню: ужасные события последних дней никак не повлияли на ее аппетит.
– Пожалуй, я возьму фазанину, – заявила она. – И еще… наверное, груши-пашот в красном вине. Или нет, финиковый пудинг с карамелью.
Мариана кивнула.
– Зои, а ты?
Та покачала головой.
– Я не голодна.
Кларисса обеспокоенно посмотрела на нее.
– Дорогая, тебе обязательно нужно поесть и подкрепить силы. Ты плохо выглядишь.
– Как насчет вареной семги с овощами? – предложила Мариана. – Будешь?
– Ладно, – безучастно пожала плечами Зои.
Когда официант принял у них заказ и отошел, Мариана показала Клариссе открытку, найденную в театре. Преподавательница внимательно всмотрелась в нее.
– Если я не ошибаюсь, это святая Луция Сиракузская.
– Святая Луция?
– Она сейчас не очень известна. Луция была мученицей во времена Диоклетианова гонения на христиан в начале четвертого века. Ее закололи, а перед этим вырвали глаза.
– Бедняжка!
– Да уж. Поэтому-то она и считается покровительницей слепых. Обычно ее вот так и изображают, с глазами на блюде. – Кларисса перевернула карточку и, беззвучно шевеля губами, прочитала надпись на древнегреческом. – А это – отрывок из трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде».
– О чем тут говорится?
– О том, как Ифигению ведут на смерть. – Отпив вина, Кларисса принялась переводить текст. – «Узрите, как прекрасная дева… увенчанная цветами, окропленная святой водой… восходит на алтарь жестокой богини. Ее нежная шея будет разрублена, и жертвенник обагрится кровью». По-гречески – αἱματορρύτοις’.
Мариане стало дурно.
– Господи Иисусе!
– Согласна, жутковато.
Кларисса вернула карточку Мариане, а та, передав ее племяннице, спросила:
– Зои, что ты об этом думаешь? Мог Фоска послать Веронике эту открытку?
– Профессор Фоска? – в изумлении переспросила Кларисса. – Ты же не хочешь сказать… ты же не считаешь, что профессор…
– У Фоски есть группа студенток-фавориток, которых он собирает на отдельные, закрытые занятия, – перебила Мариана, внимательно глядя на Клариссу. – Он называет их «Девы». Вы в курсе?
– «Девы»? Впервые слышу. Может, они решили организовать кружок по образу и подобию «Апостолов»?
– «Апостолов»?
– Это тайное литературное сообщество, в котором состоял Теннисон. Там он и познакомился с Галламом.
Лишившись на миг дара речи, Мариана уставилась на Клариссу. Потом согласилась:
– Возможно.
– Разумеется, все «Апостолы» были мужчинами. А все Девы, как я понимаю, женщины?
– Именно. Тара и Вероника входили в их число. Вам не кажется это совпадение странным? Зои, а ты что думаешь?
Неловко поерзав, та взглянула на Клариссу и кивнула.
– Если честно, по-моему, открытка – вполне в его стиле. Я имею в виду, что профессор Фоска – консерватор. Он часто пишет послания от руки, а в прошлом семестре прочитал целую лекцию на тему «Переписка по почте как вид искусства». Хотя это, конечно, ничего не доказывает.
– А может, и доказывает, – возразила Мариана.
Кларисса постучала пальцем по изображению святой Луции.
– Почему убийца присылает жертвам открытки? Зачем это ему?
– Это… какая-то игра. Убийца рискует, заранее объявляя о своих намерениях, и это добавляет ему острых ощущений. – Мариана тщательно подбирала слова. – И еще кое-что… Может, он и сам не осознает, но есть какая-то причина, по которой он выписывает эти цитаты. Они что-то для него значат…
– Что?
– Понятия не имею. – Мариана вздохнула. – Надо выяснить. Только так мы его остановим.
– Его – это Эдварда Фоску?
– Вполне возможно.
Кларисса покачала головой, явно расстроенная этим предположением.
Мариана молча рассматривала лежащую перед ней открытку.
Вскоре официант принес их заказ. Кларисса уткнулась в свою тарелку, а Мариана переключила внимание на Зои и стала следить, чтобы племянница хоть что-нибудь съела.
До конца обеда они больше о Фоске не говорили. Но все это время мысль о нем не покидала Мариану, прячась в уголке ее сознания, словно летучая мышь в темноте.