На следующий день после разговора с Гори Субхаш впервые за все время после приезда выбрался один в город. Он отнес подаренные ему родителями отрезы ткани – свои и Удаяновы – в швейное ателье. Ему не требовались новые рубашки и брюки, но он подумал: зачем пропадать материи? Его родители очень удивились, когда узнали, что в Америке почти никто не шьет себе одежду у портных, а все покупают готовую. Это была единственная подробность его американской жизни, на которую родители так откровенно прореагировали.
Он прошелся пешком, не откликаясь на зазывные крики уличных лоточников, потом на трамвае доехал до Бэллиганга. Там их дальние родственники держали швейное ателье, туда они с Удаяном ходили всегда вместе раз в год. Длинный прилавок, примерочная в углу и стойка с готовым платьем на вешалках.
Субхаш сделал заказ и подождал, пока портной быстренько зарисовал у себя в тетрадке фасоны и прикрепил к отрезам заполненные квитанции.
Больше в городе ему делать было нечего. После поведанного во всех подробностях рассказа Гори его здесь больше ничего не интересовало.
Он сел в первый попавшийся автобус, доехал до Эспланады, увидел на улицах много иностранцев, европейцев, одетых в индийские наряды. Они разглядывали Калькутту, изучали город. Сам он, хоть и выглядел как нормальный бенгалец, где-то в глубине души чувствовал теперь какое-то родство с этими иностранцами. С ними его роднило знание других мест, другой жизни, к которой и им, и ему предстояло вернуться. Знание другой жизни и возможность это сделать тянули его уехать отсюда.
В этой части города располагались отели, в которые он, в отличие от местных, мог зайти и посидеть в баре за стаканчиком виски или за кружкой пива, и даже мог завести разговор с кем-нибудь из иностранцев. Так отвлечься от унылой жизни в родительском доме, забыть ненадолго о тех страшных событиях, о которых поведала ему Гори.
Он остановился прикурить сигарету – «Уиллз», любимая марка Удаяна. Он немного устал и пока не двинулся дальше. Здесь был магазин вышитых шалей.
– Что вас интересует? – спросил его владелец магазина в хлопчатой панаме – судя по бледному оттенку кожи и светлому оттенку глаз, кашмирец.
– Да ничего в общем-то.
– Все равно заходите к нам, посмотрите. Выпейте чашку чая.
Субхаш давно отвык от таких гостеприимных жестов продавцов. Он вошел, сел на табурет и начал разглядывать расшитые шерстяные шали, красиво разложенные на огромной белой подушке на полу. Гостеприимство хозяина тронуло его за душу. Он решил купить какую-нибудь шаль матери, вдруг вспомнив, что ничего не привез ей из Америки.
– Я возьму вот эту, – сказал он, щупая темно-синюю шаль и решив, что мать наверняка оценит мягкость шерсти и замысловатый узор вышивки.
– Еще что-нибудь?
– Нет, все, – ответил он, но тут же вспомнил Гори.
Ее профиль, когда она рассказывала ему страшные подробности про Удаяна. Рассказывала, стойко переживая снова те ужасные события, делала это только потому, что ему нужно было узнать.
Ведь только благодаря Гори он смог представить все произошедшее – о том, как погиб Удаян. Теперь он уже знал: его родителям, оказывается, было стыдно перед соседями. Стыдно за то, что они не смогли помочь Удаяну, не смогли как-то защитить его, не смогли спасти. За то, что потеряли его таким ужасным образом.
Он перебирал шали, разложенные перед ним. Цвета слоновой кости, серая, чайная – такие цвета ей не воспрещалось носить сейчас по обычаю. Но его внимание привлекла ярко-бирюзовая шаль с мелким-мелким вышитым узором.
Он представил себе, как шаль окажется на плечах Гори, свисая длинным краем с одной стороны, как засветится тихой радостью лицо молодой женщины.
– Нет, и еще вот эту, – сказал он продавцу.
Родители ждали его у себя на террасе. Первым делом начали расспрашивать, где он так задержался. Сказали, что в городе еще пока небезопасно бродить так поздно по улицам.
Ему было понятно их беспокойство, но оно все равно почему-то вызвало у него раздражение. «Я не Удаян, – так и хотелось ему произнести вслух. – Никогда я не заставлю вас пережить такое!»
Он вручил матери купленную для нее шаль, потом показал ей ту, что купил для Гори.
– А вот эту я ей хочу подарить.
– Нет, смотри, конечно, сам, но лучше бы тебе поменьше внимания ей оказывать, – сказала мать.
На это он промолчал.
– Я слышала, как вы с ней вчера разговаривали.
– А мне что, нельзя с ней разговаривать?
– Что она тебе рассказала?
На вопрос он не ответил и вместо этого спросил:
– А почему вы с ней вообще не разговариваете?
Теперь не ответила мать.
– Вы забрали у нее цветную одежду, убрали рыбу и мясо из ее рациона.
– Таковы наши обычаи, – ответила мать.
– Это для нее унизительно. Удаян не пожелал бы ей такой жизни.
Он вообще никогда не ссорился с матерью, но сейчас в нем всколыхнулась какая-то новая энергия, и он не мог удержать себя:
– Она скоро подарит вам внука – разве для вас это ничего не значит?
– Это очень многое для нас значит. Только внука он нам и оставил, – сказала мать.
– А как же Гори?
– Она может жить здесь, если захочет.
– Что значит «если захочет»?
– Она могла бы поехать куда-нибудь еще учиться дальше. В ее силах предпочесть такое.
– А что заставляет тебя так думать?
– Она слишком уж отчужденная и равнодушная, чтобы быть матерью.
У Субхаша к вискам прилила кровь.
– А вы уже обсуждали с ней подобные варианты?
– Нет. Какой смысл сейчас беспокоить ее этим?
Субхаш понял: так вот хладнокровно, безвылазно сидя на своей террасе, мать давным-давно все решила. Но не меньше его поразил и отец, который молча с этим согласился.
– Но вы же не можете их разлучить! Вы должны принять ее, хотя бы ради памяти Удаяна!
Мать потеряла терпение и вышла из себя. Теперь она злилась и на него тоже.
– Закрой рот! – приказала она. – Твой тон оскорбителен! Не надо говорить мне, как я должна чтить память своего сына!
В ту ночь Субхаш совсем не мог уснуть. Ему мешали разные мысли.
Возможно, он не все знает о происшедшем с Удаяном. Ведь он знает все только со слов Гори, а родители отказываются что-либо обсуждать.
Скорее всего, они были, как всегда, слишком мягки к Удаяну. Интуитивно чувствовали, что он зашел слишком далеко, но, по своему обыкновению, ему не перечили.
Удаян посвятил свою жизнь движению, действовавшему в неверном направлении, то движение приносило только вред. Власти его уже разоружили и подавили. Единственное, что Удаян сумел изменить, – это жизнь собственной семьи.
Он умышленно держал Субхаша, а возможно, до известной степени и родителей в неведении. Чем дальше он втягивался в свою борьбу, тем скрытнее становился. В письмах не упоминал больше о революционном движении – словно того уже больше и не было. Надеялся усыпить бдительность Субхаша, а сам тем временем мастерил самодельные бомбы и рисовал схемы расположения объектов на территории «Толли-клаб». Скрыл от всех полученное от взрыва увечье.
Единственным человеком, кому он доверял, была Гори. Он навязал ее своим родителям и имел дома хоть какую-то отдушину.
Постепенно узнавая факты, Субхаш как будто бы решал сложное уравнение и начинал представлять себе, как разворачивались те события. Ему уже не терпелось поскорей уехать из Калькутты. Родителям он ничем не мог помочь, не мог их утешить. Он вроде бы приехал к ним, а в итоге получилось – его приезд оказался им не нужен.
Другое дело Гори. С ней его соединяло и роднило чувство любви к человеку, которого они оба утратили.
Он все дни думал о том, как она будет жить с его родителями. Жить, словно в заточении, по их правилам. Холодность его матери к Гори выглядела оскорбительной, но не менее жестоким было пассивное равнодушие и соглашательство отца.
И это была не просто жестокость. Это было умышленное намерение выжить Гори из дома. Ей предстояло стать матерью и тотчас разлучиться со своим ребенком. А ребенку предстояло расти в угрюмом безрадостном доме.
Предотвратить это можно только одним способом – увезти Гори отсюда. Только так надо поступить в этой тяжелой ситуации. А увезти ее отсюда он мог только одним способом – женившись на ней. Для этого следовало занять место брата, растить его ребенка и полюбить его жену так, как любил ее Удаян. То есть пойти по все-таки неправильному пути, но почему-то предопределенному, одновременно честному и ошибочному.
Близился день его отъезда в Америку – скоро ему предстояло снова оказаться на борту самолета. Там, в далеком Род-Айленде, его никто не ждал, а он так устал быть все время один.
Субхаш всячески пытался внутренне отрицать тот факт, что его тянуло к Гори. Но эта притягательность походила на светящихся светлячков, слетающихся по ночам в дом, – заманчивые огоньки кружатся в непредсказуемом вихре, мерцают и гаснут во тьме.
Он не стал заводить разговора с родителями об этом, знал: принятое им решение их ужаснет, они только постараются разубедить его. Поэтому он сразу пошел к Гори. В свое время он со страхом пытался представить себе, как его родные отнеслись бы к Холли, но сейчас такого страха не было.
– Вот, это тебе. – Стоя на пороге, он протягивал коробку с купленной ей в подарок шалью.
Она открыла крышку коробки и заглянула внутрь.
– Мне хотелось бы, чтобы ты это носила, – сказал он.
Она подошла к шкафу, открыла и положила туда коробку с шалью.
Когда она вернулась к нему, он заметил у нее на лбу, под самыми волосами, присосавшегося москита. Ему хотелось смахнуть насекомое, но он не отважился.
– Мне неприятно видеть, как мои родители обращаются с тобой, – произнес он.
Она молча пошла и села за свой письменный стол, на котором лежала книга и раскрытая тетрадь. Она ждала, когда он уйдет.
И Субхаш упал духом. Он вдруг понял, как смешно выглядит вся эта идея. Понял, что Гори не будет носить бирюзовую шаль, что она никогда не согласится выйти за него замуж и уехать с ним в Род-Айленд. Он понял: она будет скорбеть по Удаяну и вынашивать его ребенка. И что он, Субхаш, для нее пустое место.
На следующий день раздался неожиданный, резкий звонок в дверь. Субхаш читал на террасе газету. Отец был на работе, мать ушла куда-то по делам. Гори сидела у себя в комнате.
Субхаш спустился вниз посмотреть, кто там. На улице перед калиткой стояли трое мужчин – агент Бюро расследований и двое вооруженных полицейских. Агент БР представился и сказал, что ему нужно поговорить с Гори.
– Она спит.
– Тогда разбудите ее.
Субхаш открыл калитку, проводил их на второй этаж, попросил их подождать, а сам пошел по коридору к комнате Гори.
Когда она открыла дверь, на ней не было очков, глаза усталые, волосы растрепанные, сари помятое. Ее постель была разобрана.
Он сообщил, кто пришел, и четко произнес:
– Я буду с тобой.
Она завязала волосы, надела очки, застелила постель и сказала, что теперь готова. Субхаш старался держаться уверенно, не хотел выдать свою нервозность.
Агент БР вошел в комнату первым. Полицейские тоже прошли, но остались у порога. Они курили, стряхивая пепел прямо на пол. У одного из них было заметное косоглазие, казалось, он смотрит и на Гори, и на Субхаша одновременно.
Агент БР осматривал стены, потолок, что-то там внимательно разглядывая. Потом взял со стола Гори одну из книг, помусолил пальцем несколько страниц. Потом достал из нагрудного кармана записную книжку и ручку и стал что-то записывать. На кончиках нескольких пальцев не было пигмента, как будто их выбелили кислотой.
– Вы – брат? – спросил он, даже не отрываясь от своих записей, чтобы взглянуть на Субхаша.
– Да.
– Тот самый? Проживаете в Америке?
Субхаш кивнул, но агент смотрел уже не на него, а на Гори.
– В каком году вы познакомились со своим мужем?
– В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом.
– Когда вы были студенткой Президенси-колледжа?
– Да.
– Вы сочувственно относились к его убеждениям?
– Вначале да.
– В настоящий момент являетесь членом какой-либо политической организации?
– Нет.
– Сейчас я покажу кое-какие фотографии. На них изображены люди, с которыми был знаком ваш муж.
– Хорошо.
Он достал из кармана конверт и начал показывать фотографии. Снимки были маленькие, и Субхаш издалека не мог их разглядеть.
– Вы кого-нибудь узнаете на этих фотографиях?
– Нет.
– И вы никогда с ними не встречались? Ваш муж никогда не знакомил вас с ними?
– Нет.
– Посмотрите внимательней, пожалуйста.
– Я смотрю.
Агент БР убрал фотографии обратно в конверт, стараясь не испачкать их пальцами.
– Ваш муж когда-нибудь упоминал человека по имени Нирмал Дей?
– Нет.
– Вы уверены?
– Да.
– А человека по имени Гопал Синха?
Субхаш сглотнул ком в горле и посмотрел на Гори. Она лгала. Даже он помнил Синху, студента-медика с того митинга, на который он ходил вместе с Удаяном. Брат наверняка рассказывал о нем Гори.
А может быть, не рассказывал? Может, желал оградить Гори от лишних проблем, поэтому многое скрывал и от нее тоже? Таких подробностей Субхаш, конечно, не мог знать. Хоть Гори и рассказала ему в деталях и красках о последних днях и моментах жизни Удаяна, но все же кое-что осталось для него туманным.
Агент сделал еще несколько записей, потом вытер вспотевшее лицо носовым платком и обернулся:
– Можно воды?
Субхаш налил ему воды из кувшина в углу в стальную кружку, стоявшую вверх донышком. Агент осушил кружку залпом и поставил на письменный стол Гори.
– Если у нас возникнут еще вопросы, мы вернемся, – сказал агент.
Полицейские раздавили на полу свои окурки, и все трое вышли из комнаты. Субхаш сопровождал их до калитки.
– Когда вы возвращаетесь в Америку? – спросил его агент БР на прощание.
– Через несколько недель.
– А каким предметом вы занимаетесь?
– Химическая океанография.
– Вы совсем не похожи на своего брата, – заметил агент и ушел.
Субхаш запер калитку.
Она ждала его на террасе, сидела на складном стульчике.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Да.
– Через сколько времени они снова придут?
– Они больше не придут.
– Почему ты так думаешь?
Она подняла голову, оторвала от пола взгляд.
– Потому что мне больше нечего им сказать.
– Ты уверена?
Она смотрела на него, но по выражению ее лица ничего нельзя было разобрать. Ему хотелось поверить ей, но он понял: если у нее и есть что сказать, то она не скажет, потому что не хочет.
– Тебе здесь небезопасно, – сказал он. – Даже если полиция отстанет от тебя, то мои родители не отстанут.
– Что ты имеешь в виду?
Он помолчал немного, а потом рассказал:
– Гори, они хотят, чтобы тебя не было в их доме, они не будут заботиться о тебе. Им нужен только внук.
Когда услышанные слова улеглись в ее голове, он поделился с ней своими соображениями – сказал, что в Америке никто не знает о здешнем революционном движении. Там никому не будет до нее дела. Она могла бы продолжить свою учебу, для этого есть удачная и удобная возможность.
Она не перебивала его и молча слушала. Он объяснил ей, что вырастить ребенка в Америке гораздо легче. Особенно в ее ситуации, ребенку нужен отец.
Он сказал ей, что знает – она по-прежнему любит Удаяна. Посоветовал ей не обращать внимания на мнение посторонних людей, а главное – не принимать близко к сердцу реакцию его родителей. Если она уедет с ним в Америку, то все это просто перестанет ее волновать и что-то для нее значить.
Она узнала большинство людей на тех фотографиях. Все они были партийными товарищами Удаяна из окрестных кварталов. Некоторых она помнила по митингу, на который ходила однажды, когда еще не было так опасно. Она узнала Чандру – женщину, работавшую в швейном ателье, и еще узнала мужчину с бензоколонки. Но сделала вид, что не узнала.
Среди людей, чьи имена назвал ей агент БР, был только один человек, о котором никогда не упоминал Удаян. Только этого человека она и в самом деле не знала. Некоего Нирмала Дея. И все-таки что-то ей подсказывало: не так уж она и не знает этого человека.
– Тебе даже не надо этого делать, – сказала она Субхашу на следующее утро.
– Я делаю это не только ради тебя.
– Он сам этого не хотел бы.
– Я понимаю.
– Нет, я сейчас говорю не о нашей с тобой женитьбе.
– А о чем тогда?
– В самом конце ему уже не нужна была семья. Он сам сказал мне об этом за день до своей гибели. И все же… – Она осеклась на полуслове.
– И все же что?
– Однажды он сказал мне: из-за того, что он женился раньше тебя, он хотел, чтобы у тебя первого появился ребенок.