Гори сидит у себя во дворике в Калифорнии. На столе у нее хлебцы, фрукты, чай. Она включает ноутбук, надевает очки, читает заголовки новостей, не только сегодняшних – любых. Одним нажатием мышки она перемещается в архивные публикации старых лет. Вытягивает прошлое наружу. Это очень похоже на детское определение Белы вчерашнего дня.
Гори вдруг натыкается на публикацию из американских газет, где речь идет о деятельности наксалитов в разных частях Индии и в Непале. Коротенькие сообщения о повстанцах-маоистах, о взрывах машин и поездов. Они сжигают полевые лагеря полиции, ведут борьбу с корпорациями в Индии, вновь и вновь замышляют свержение государственного строя.
Она не вчитывается в содержание, потому что не хочет знать лишних подробностей. Некоторые из публикаций рассказывают о былых событиях в Наксалбари, знакомя с ними тех, кто еще о них не слышал. Рассказывают, как и когда возникло это движение, которым в течение нескольких лет была охвачена постколониальная Бенгалия, движение подавили, но оно послужило примером того, как из тлеющих угольков может разгореться пламя. Ибо и сейчас еще оно, оказывается, продолжало существовать.
Интересно, какие эти нынешние повстанцы? Похожи ли они на Удаяна и его соратников? Как действует их движение? Так же ли оно лишено руля? Так же ли разрываемо внутренними противоречиями? Суждено ли Калькутте снова пережить времена такого террора? Что-то подсказывает Гори: нет, повтора не должно произойти.
Теперь в ее распоряжении так много средств и возможностей. Прежде всего, компьютеры. Благодаря беспроводной связи она может дома пользоваться фондами библиотек. Мерцающие экраны мониторов, ноутбуки становятся все более удобными и компактными. Они предугадывают каждый возможный вопрос, способный родиться в человеческом мозгу. И содержат в себе больше информации, чем может понадобиться человеку.
Все в них устроено так, чтобы разделаться с любыми загадками и тайнами, свести к минимуму понятие неизвестности. В них есть карты и схемы, по которым каждый может выяснить интересующий его маршрут, есть фотографии номеров отелей, где можно остановиться. Чтобы узнать о задержке авиарейса, теперь не надо ехать в аэропорт. Здесь есть ссылки на контакты с людьми – знаменитыми и простыми, – с людьми, с которыми ты можешь познакомиться, влюбиться в них, нанять их на работу. Это прогрессивное, революционное понятие уже перестало быть новшеством и воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Граждане пространства Интернет не знают иерархии. Здесь все равны, здесь ни для кого нет рамок и ограничений, здесь есть место для каждого. Удаяну, наверное, понравилось бы такое устройство.
Многие из ее студентов уже давно не ходят в библиотеку. Не лезут в замусоленный толстенный словарь в поисках нужного слова. В принципе им даже не обязательно ходить на ее занятия. В ее ноутбуке содержится столько знаний, сколько не способен охватить один человеческий мозг в течение своей жизни. Краткое изложение философских учений в онлайн-энциклопедиях, на их изучение у нее ушли годы. Тексты книг, которые ей в свое время приходилось разыскивать и раздобывать, делать ксерокопии или оформлять на них заблаговременно заказы во всевозможных библиотеках. Пространные статьи, обзоры, исследования, опровержения – все это теперь можно легко найти в Интернете.
Ей вспоминается, как она стоит на балконе в северной Калькутте, беседует с Удаяном. Библиотека в Президенси-колледже, где он отыскивает ее иногда за столом, заваленным стопками книг, чьи раскрытые страницы шевелит ветерок от гигантского вентилятора на потолке. Он молча стоит у нее за спиной – ждет, когда она почувствует его присутствие.
Ей вспоминается, как она читает провезенные контрабандой книги, их можно было раздобыть на книжном развале рядом с Санскрит-колледжем, где Удаян брал свою запрещенную литературу. Как она заказывает иностранные издания по почте. Как просиживает часами напролет за картотекой в читальном зале в Президенси, потом в Род-Айленде и даже в Калифорнии. Выписывает карандашом индексы и номера, затем ищет нужную книгу в рядах стеллажей. Вспоминаются отчетливо целые главы из прочитанных книг, точные места в них, где можно найти интересующую информацию. И набитая книгами сумка, ремень режет плечо, когда она идет домой.
Гори никуда не может деться от этих образов, она теперь житель виртуального мира, есть и ее след в этом море информации, в этом океане человеческих знаний, доминирующем теперь на земной поверхности. На веб-сайте колледжа размещена сравнительно недавняя ее фотография в профиль, перечень курсов, которые она читает, ее послужной список – ученые степени, публикации, участие в симпозиумах и конференциях, ее научные связи. Даже ее электронный адрес и почтовый адрес ее кафедры – на случай, если кому-то понадобится послать ей что-то или как-то с ней связаться.
Если покопаться в Интернете подольше, то можно найти ее фамилию в списке ученых – историков, социологов, принимающих регулярное участие в организованной университетом Беркли научной дискуссии. Там даже показано, как она входит в аудиторию, садится за стол с табличкой с ее именем. Внимательно слушает, заглядывает в свои каталогизированные записи, как обменивается мнением с остальными участниками дискуссии.
Словом, информации много. Очень много. Но все же недостаточно. В этом мире исчезающих тайн и загадок остается еще много белых пятен.
Она нашла в Интернете Субхаша – он работает все в той же лаборатории в Род-Айленде, нашла его опубликованные статьи по океанографии.
Но только один раз за все время всевозможных поисков по Интернету она не удержалась и начала искать там Удаяна. Но, как она и предполагала, во всем этом море информации не нашлось ни одного упоминания о его деятельности. В то время в Калькутте были сотни таких, как он, – безвестных добровольных бойцов, посвятивших свою жизнь борьбе и этой борьбе ее отдавших. Его вклад в эту борьбу не был отдельно замечен, полицейская расправа над ним была нормой того времени.
В Интернете нет и Белы. Набираешь ее имя, и поисковик не выдает никаких сведений. Никакого университета, никакой фирмы, никаких ссылок на средства массовой информации. Ни фотографии, вообще ничего.
Правда, это ни о чем не говорит. Это означает только то, что Бела не существует в пространстве, где Гори могла бы почерпнуть информацию о ней. Только то, что дочь отказывает Гори в доступе к ней. Гори интересно: этот отказ действует в международном Интернете или только в Америке? Сознательный ли это выбор Белы, действительно ли это желание оградить себя от попытки контактов извне?
Только брат Манаш разыскал ее через Интернет. Написал ей на электронный адрес, спрашивал, как у нее дела, собирается ли навестить его в Калькутте. Она написала ответ, сообщила, что рассталась с Субхашем, а про Белу ей мало известно, знает только, что та вышла замуж.
И все же Гори продолжает свои поиски в Интернете, и эти поиски каждый раз оканчиваются неудачей. Она знает точно одно: если сама не будет искать, то Бела к ней не придет. И обратиться к Субхашу Гори не осмеливается. Такое желание бьется в ней, как только что пойманная рыбина. Она даже набирает в поисковике его имя, но потом рука ее застывает. И надежда гаснет в ней по мере того, как утихает ее порыв.
В ее электронной почте вдруг вылезло имя – Дипанкар Бисвас. Студент-бенгалец когда-то учился у нее. Он родился в тот же год, что и Бела, вырос в пригороде Хьюстона. Она испытывала к нему легкую материнскую нежность, они даже разговаривали иногда по-бенгальски. Глядя на него, она тогда представляла себе, какой примерно вырастет Бела.
На лето он уезжал в Калькутту, жил у бабушки и дедушки на улице Джамир-Лейн. Как-то она слышала: он намеревался поехать туда работать школьным учителем, но оказалось, не поехал, передумал. Объяснил ей в одном из электронных писем, что устроился здесь, в Америке, преподавателем политэкономии в колледже, специализирующемся по региону Южной Азии. Сказал ей, что это она повлияла на его решение.
Теперь он вдруг снова объявился, на следующей неделе должен приехать в ее колледж на заседание дискуссионного клуба. Спрашивал Гори, сможет ли она пообедать с ним. И во время обеда он поделился бы с ней планом работы над своей новой книгой.
Она сначала хотела отказаться от встречи, но ей было интересно увидеться с ним снова, поэтому она предложила тихий ресторанчик, в котором иногда сама бывала в одиночестве.
Дипанкар уже ждал ее за столиком. Он больше не ходил в шортах и сандалиях, с ожерельем из ракушек на шее. Полосатая хлопковая рубашка, брюки с ремнем, на ногах туфли-мокасины. Как выяснилось, аспирантуру он закончил в Небраске, первую работу нашел в Буффало. Он был рад снова оказаться в Калифорнии, достал свой айфон, показал фотки своих близнецов – мальчика и девочки, – которых держала на руках его жена-американка.
Гори поздравила его, тотчас пришли мысли о Беле: вышла ли она и вправду замуж? Родила ли ребенка?
Они заказали официанту еду. У Гори на все про все был только час – дальше дела в колледже.
– Давай расскажи мне, о чем твоя книга? – спросила она Дипанкара.
– Вы же учились в Президенси в конце шестидесятых, так ведь?
Оказалось: он получил заказ от академической прессы написать о жизни тогдашних студентов Калькутты, когда движение наксалитов было в самом разгаре. Целью работы стал сравнительный анализ этого движения со студенческими движениями в Америке. Дипанкар задумал оформить свою работу как интервью, снабженные комментариями.
У Гори задергалось веко. Такое с ней бывало в особенно нервные моменты. Ей было интересно, заметил ли это Дипанкар?
– Я не участвовала в этом движении, – ответила она, едва шевеля пересохшим от волнения языком.
Она приложила к губам стаканчик со льдом. Крошечные кусочки льда так и норовили проскользнуть в горло.
– А это не важно, – сказал Дипанкар. – Мне просто нужно знать, какая атмосфера была там тогда, что делали и о чем думали студенты, что происходило на ваших глазах.
– Прошу прощения, но я не хочу давать такое интервью.
– Даже если мы сохраним вашу анонимность?
Она вдруг испугалась от мысли: ему что-то известно, может, ее имя стоит в каком-то списке. Что оно всплыло из каких-то недавно открытых папок. Она прикрыла рукой дергающееся веко.
Но нет, она увидела: он просто рассчитывал на ее помощь, как на ценный и удобный источник информации. Разговор их возобновился не сразу – официант принес еду.
– Хорошо, я расскажу тебе что знаю. Только не хочу, чтобы ты упоминал мое имя в своей книге.
– Идет, профессор!
После полученного разрешения он включил диктофон, но первый вопрос задала Гори:
– А почему тебя заинтересовала эта тема?
Он рассказал ей, что его родной дядя, брат отца, был участником этого движения. Его втянули туда помимо его воли, потом власти бросили его в тюрьму. Дедушка и бабушка Дипанкара сумели вытащить его оттуда и отправить в Лондон.
– А чем он сейчас занимается?
– Он инженер, о нем у меня написано в первой главе книги. Правда, под вымышленным именем.
Она кивнула и задумалась: как сложились судьбы многих других? Так же ли счастливо? Тут она могла бы многое ему поведать.
– Он рассказывал мне о митинге в день провозглашения партии, – продолжал Дипанкар.
Гори и сама помнила тот день. Жаркий первомайский день, когда она стояла на площади и слушала речь Кану Санъяла, только что освобожденного из тюрьмы.
Они с Удаяном тогда находились среди многих тысяч людей на площади и вместе со всеми восторженно внимали речи Санъяла. Это было настоящее людское море. Трибуну, с которой выступал Санъял, украшал огромный портрет Мао.
Она помнила голос Санъяла, гремевший в мегафон. Голос этого невзрачного, но очень харизматичного молодого человека. Он обращался к толпе «Товарищи и друзья!», и его речи вызывали у нее, как и у всех собравшихся, настоящий трепет.
Ее воспоминания несколько поблекли с годами, но у Дипанкара они были яркими – все имена, все события тех лет он сохранял во всей полноте и красках. Он мог цитировать отрывки из брошюр Чару Маджумдара, знал все о расколе в партии – о расхождении во мнениях между Маджумдаром и Санъялом из-за того, что Санъял возражал против проведения жестокой линии массовых убийств.
Дипанкар исследовал обреченную на провал тактику повстанческого движения, отсутствие координации, его совершенно оторванную от реальности идеологию. Даже намного лучше, чем Гори, он понимал причины возникновения движения и причины его краха.
– Мой дядя был еще там, когда Санъяла опять арестовали в 1970 году. В Лондон дядя отправился вскоре после этого.
Арест Санъяла она тоже хорошо помнила. Его арест произошел через год после провозглашения партии, тогда накатила и волна насилия, охватившая Калькутту.
– Я в тот год вышла замуж.
– А ваш муж? Он участвовал в движении?
– Он учился тогда в Америке, – сказала она, – и не имел к движению никакого отношения.
– А я вот планирую поехать в Калькутту, постараюсь собрать еще как можно больше материала. У вас остались там еще какие-то знакомые? Люди, которые могли бы пролить свет на интересующие меня вопросы?
– Мне очень жаль, но боюсь, что нет.
– Я даже хочу съездить в Наксалбари, если удастся. Собственными глазами увидеть деревню, где жил Санъял после освобождения из тюрьмы.
Она кивнула:
– Да, тебе это было бы интересно.
– Меня вообще поражает то, как повернулась его жизнь.
– Что ты имеешь в виду?
– После всех испытаний, мучений и пыток он остался героем. Спустя годы еще ездил по деревням на велосипеде, поднимал народ на дальнейшую борьбу. Жаль, нельзя встретиться и поговорить с ним.
– Почему?
– А он умер. Вы разве не слышали?
Это, оказывается, произошло почти год назад. Здоровье его было подорвано, отказали почки и зрение. На склоне жизни он страдал тяжелой депрессией. В 2008 году у него случился инсульт, он остался частично парализованным. От лечения в государственной больнице отказался – не хотел ничего получать от государства, с которым продолжал бороться.
– Он умер от почечной недостаточности?
Дипанкар покачал головой:
– Нет, покончил с собой.
Дома она первым делом включила компьютер. Набрала имя Кану Санъяла в поисковике. Одна за другой посыпались ссылки на многочисленные индийские сайты, в которые она никогда раньше не заглядывала.
Гори стала открывать их и читать подробности его биографии. Наряду с Маджумдаром он считался одним из основателей движения, оно до сих пор грозило подорвать устои индийского государства.
Он родился в 1932 году. Работать начал рано, одно время клерком в суде в Силигури.
Был активистом Коммунистической марксистской партии Индии в Дарджилинге, потом, после начала восстания в Наксалбари, порвал с партией. Ездил в Китай, встречался там с Мао. Не менее десятка лет провел в тюрьме. Стал председателем Коммунистической марксистско-ленинской партии Индии. После выхода из тюрьмы снова активно включился в революционную борьбу.
На протяжении всей жизни он оставался коммунистом, посвятил свою жизнь борьбе за интересы крестьян, работающих на чайных плантациях, рикш и других трудовых людей. Никогда не был женат. Пришел к выводу: Индия не является единым государством. Выступал за независимость Кашмира и Нагаланда.
За всю жизнь он не нажил ничего, кроме нескольких книг, кое-какой одежды и кухонных принадлежностей. И портретов Маркса и Ленина в рамках. Умер в нищете. «Раньше я был популярен, но потерял свою популярность. Я нездоров», – сказал он в одном из своих последних интервью.
Во многих публикациях о нем писали как о герое, как о человеке-легенде. Его критики и противники осуждали его, называли отпетым террористом.
Одна и та же информация повторялась многократно в разных ссылках, но Гори не могла остановиться и все равно открывала их и читала.
На одной даже было видео. Отрывок из теленовостей от 23 марта 2010 года. Женский голос за кадром передавал краткий обзор событий тех лет. А на экране шла черно-белая документальная лента съемок улиц Калькутты конца шестидесятых годов, флаги, лозунги, несколько секунд протестного уличного шествия.
Потом показали плачущих крестьян. Люди толпились перед глинобитной хижиной, служившей Санъялу и жильем, и рабочим кабинетом. Его повариха давала интервью телевидению. Она выглядела возбужденной, очень нервничала перед камерой, говорила на местном диалекте. Она захотела проверить его после обеда. Сначала заглянула с улицы в окно, но не увидела его, как обычно, лежащим в постели. Дверь была не заперта, она нашла Санъяла в другой части комнаты.
Гори тоже увидела его – на мониторе своего компьютера в Калифорнии.
Семидесятивосьмилетний старик в пижаме висел, удавленный нейлоновой веревкой. Под ним находился стул, на который он встал. Этот стул не опрокинулся из-за последних конвульсий умирающего тела.
Голова старика была склонена вправо, из воротника пижамы торчала вытянутая шея. Ноги касались пола, словно земная поверхность до сих пор поддерживала его, ему нужно было только расправить плечи и пойти.
Увиденная картина не шла у нее из головы несколько дней. Гори не переставала думать о том, как пассивно повел себя в самом конце человек, который всю жизнь отказывался склонить голову.
На душе у нее было тяжело и пусто.
Через неделю она спускалась по крутым ступенькам одного из учебных корпусов, потеряла равновесие и упала. Успела только выставить вперед руку, тем самым немного смягчив падение. Из раненой руки потекла кровь.
Кто-то бросился на помощь. Она смогла встать и сделать несколько шагов. Жуткая боль пронизывала запястье, ныл бок и кружилась голова.
Университетская «скорая помощь» доставила ее в больницу. В запястье обнаружили растяжение связок, а из-за неунимающейся головной боли назначили сканирование и анализы.
Ей дали заполнить бумажные формы и попросили указать там кого-нибудь из ближайших родственников. Всю свою жизнь она вписывала в подобные формы имя Субхаша. Но это всегда были формальные бумажки, не требовалось связываться с ним лично.
Она кое-как заполнила анкеты, накорябала буквы левой рукой. Адрес в Род-Айленде и номер телефона она еще помнила. Раньше она очень переживала из-за совершенного поступка и остро сожалела о нем, тогда часто набирала этот номер и никогда не дожидалась ответа. Она это делала, когда думала о Беле.
В больнице Гори не лежала со времени родов. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, воспоминания о том дне остались яркими и целостными. Дождливый летний вечер. Ей двадцать четыре года. На руке у нее больничный браслет. Когда все позади, все поздравляют Субхаша, с его кафедры в университете прибывают все новые и новые букеты цветов.
И вот опять ей прикрепили на руку больничный браслет, она предъявила свою страховую медицинскую карточку и дала медикам всю необходимую информацию о своем здоровье. Но в этот раз рядом с ней в больнице никого не было. Никто не навещал ее, никто не справлялся о ее состоянии, кроме медсестер и докторов.
Ей сделали рентген, компьютерную томографию. Рука у нее была забинтована, как у Удаяна после несчастного случая со взрывчаткой. А еще обнаружили легкую стадию обезвоживания и назначили капельницы.
Она пробыла там до вечера. Сканирование не обнаружило наличия гематом мозга. Ее выписали домой, посоветовали принимать обезболивающие средства и обратиться к физиотерапевту. Ей пришлось попросить коллегу отвезти ее домой, так как за руль она теперь не может сесть в течение нескольких недель.
Коллега Эдвин отвез ее сначала в аптеку купить по рецепту необходимые лекарства. Он даже предложил ей пожить пока у него дома, сказал, что она не доставит никаких неудобств им с женой. Но Гори отказалась. Дома она сразу же села за свой письменный стол, взяла ножницы и кое-как срезала с руки больничный браслет.
Потом она включила компьютер и поставила чайник. Наливать чай оказалось теперь непросто. Она все делала медленно и неловко, только одной рукой.
В холодильнике было пусто, молока в пакете – на донышке. Она сейчас вспомнила: до случившейся травмы как раз собиралась ехать в магазин за продуктами. Поняла: видимо, придется все-таки позвонить еще раз Эдвину и попросить его купить для нее кое-какие продукты.
На следующее утро она задумалась, как ей быть дальше. Пятница, ни занятий, ни планов на вечер. Она налила себе стакан воды, расплескав немного по столу, как-то умудрилась открыть пузырек с таблетками. Закрывать пузырек не стала – чтобы потом опять не мучиться.
Она не хотела никого нагружать лишними заботами, но справляться сама тоже не могла, поэтому приняла решение – уехать на выходные. Одной рукой собрала чемоданчик, ноутбук оставила дома и заказала себе номер в отеле в одном маленьком городке, который, помнится, очень нахваливали ее коллеги. Там она могла несколько дней отдыхать и не притрагиваться к хозяйству, не хлопотать у плиты и у раковины с грязной посудой. Наконец вызвала платного водителя.
В бассейне на крыше отеля она наблюдала за пожилой индийской супружеской четой, с ними был маленький мальчик. Супруги пытались научить мальчика не бояться воды, показывали ему, как плавают пластмассовые игрушечки, дедушка даже продемонстрировал внуку приемы плавания. Дедушка с бабушкой немного ссорились между собой на хинди, следует ли надеть ребенку панамку и вообще можно ли держать его на солнце.
Супруг имел на голове уже изрядную лысину, но был подвижен и энергичен. Его жена выглядела заметно моложе, волосы выкрашены хной, педикюр, симпатичные босоножки. За завтраком Гори видела, как они кормили внука с ложечки йогуртом и кашкой.
Они поинтересовались у Гори по-английски, откуда она родом, сказали, что приезжают в Америку каждое лето – здесь у них живут оба сына, и им здесь очень нравится. Один их сын живет в Сакраменто, другой – в Атланте.
Сами они постоянно берут с собой на отдых по очереди внуков, чтобы те не отвыкали от бабушки с дедушкой и чтобы родители малышей могли ненадолго вздохнуть свободно.
– А ради чего еще жить в наши-то годы? – сказал Гори дедушка с маленьким внуком на руках.
И все же они предпочитали жить в Индии и не переехали в Америку навсегда.
– А вы часто ездите на родину? – поинтересовалась у Гори жена.
– Нет, давно уже не была.
– А внуки у вас есть?
Гори покачала головой, но все-таки хотела подчеркнуть нечто общее с этой парой и прибавила: скоро и у нее будет внук.
– А сколько у вас детей?
– Один ребенок. Дочь.
Обычно она говорила людям, что у нее вообще нет детей. И люди отставали от нее с дальнейшими расспросами.
Но в тот день Гори не смогла заставить себя отказать Беле в существовании. А женщина не стала теребить ее расспросами, только со смехом заметила: дети в наше время привыкли жить своим умом.
Рука Гори потихоньку заживала. Она ходила на сеансы физиотерапии, где ей обертывали руку компрессами из теплого воска. Она уже могла держать зубную щетку, чистить зубы, могла подписать чек, повернуть дверную ручку. Потом снова оказалась за рулем машины, через какое-то время уже писала этой рукой и правила студенческие работы.
Этот учебный семестр был для нее последним – осенью ей предстояло выйти на пенсию.
Однажды она вынула из почтового ящика кипу листков и нашла среди счетов, каталогов и прочих бумаг его письмо. На конверте почерк Субхаша и его обратный адрес в Род-Айленде. А почтовая марка, надо понимать, была приклеена его слюной.
Письмо вообще-то было отправлено на адрес ее кафедры, но секретарша любезно переслала на ее домашний адрес.
Внутри конверта она нашла лист формата А4 с текстом, написанным по-бенгальски. Уже несколько десятилетий ей не приходилось читать рукописных бенгальских текстов – с Манашем она переписывалась по-английски, по электронной почте.
Гори,
Твой адрес я узнал в Интернете, но ты, пожалуйста, подтверди получение. Я, как видишь, нахожусь все там же и в добром здравии. Надеюсь, что и ты тоже. Но мне скоро стукнет семьдесят. Мы с тобой вступаем в ту пору жизни, когда все что угодно может случиться. Я не знаю, что ждет нас впереди, но хотел бы кое-что урегулировать, учитывая то обстоятельство, что официально мы остаемся связанными друг с другом. Если ты не возражаешь, я хотел бы продать дом в Толлиганге, на какую-то его часть ты имеешь законное право. Я также полагаю: настало время вычеркнуть тебя из владельцев дома в Род-Айленде. Его я конечно же оставлю Беле.
Она перестала читать, погрела онемевшую руку о поверхность стола и продолжила.
Субхаш писал, что не хочет тащить ее в Род-Айленд в спешном порядке, ради каких-то, пусть даже и экстренных обстоятельств.
Я не говорю, что это нужно сделать так уж срочно, но мне хотелось бы разрешить все вопросы к концу года. Я не думаю, что у нас с тобой есть что сказать друг другу. Конечно, я не могу простить тебе того, как ты поступила с Белой, но я от этого только выиграл. И продолжаю оставаться в выигрыше от твоего поступка, каким бы несправедливым и неправедным он ни был. Бела является самой важной частью моей жизни, а твоей, насколько я знаю, нет. Но я ничуть не желаю тебе зла, просто не считаю обязательным нам встречаться лично. В конце концов, это всего лишь вопрос нескольких подписей, а это можно сделать и по почте.
Ей пришлось прочесть письмо дважды, чтобы понять его смысл и цель. Оказалось: после всех этих долгих лет он просто-напросто просил у нее развод.