На западном побережье Ирландии, на полуострове Беара движется по дороге машина. В ней супружеская чета едет из Корка по сонным просторам и ближе к вечеру попадает в пустынную гористую местность. Здешние долины хранят следы доисторического земледелия: полевые разметки, остатки каменных стен, погребенные под торфяными отложениями.
В одном из здешних городков супружеская чета сняла себе домик – беленые стены, а дверь и ставни покрашены синей краской. Весь городок едва ли больше квартала, в котором когда-то вырос мужчина.
Узкая пологая улочка, по обочинам цветут фуксии, припаркованы машины. В двух шагах от домика находится паб, еще в двух шагах – желтая церковь, куда ходят местные прихожане. В магазинчике при почтовом отделении супружеская чета покупает продукты – молоко, яйца, консервированную фасоль и сардины, баночку черничного джема. Здесь даже можно посидеть на улице за столиком, заказать чаю, свежих сливок и масла, блюдо ячменных лепешек.
Ночью после долгой дороги и пинты пива в пабе мужчина крепко спит. Но посреди ночи он просыпается и просто лежит рядышком с женой. Со своей новой женой. Она мирно спит, повернув голову набок, скрестив на груди руки.
Он встает с постели и спускается вниз. Прямо босиком выходит на заднее деревянное крыльцо с видом на сад и на пастбища, раскинувшиеся до самого Кенмаре-Бэй. Его густые волосы от седины белы как снег. Жена любит ерошить их пальцами. Он стоит на крыльце, любуется дорожкой лунного света на воде. Ясность здешнего неба и такое громадное количество звезд просто ошеломляют.
Буйный морской ветер вторит шуму прибоя. Мужчина поднимает голову и смотрит на звезды, хотя давно уж забыл их названия, которым когда-то учил свою дочь. Сгустки горящего газа, а на земле их принято считать холодными светящимися точками.
Он возвращается в постель, но все равно лежит и смотрит из окна на небо, на звезды. Красота здешних звезд, видимых даже днем, его поражает. А еще его преисполняет чувство благодарности к прожитым годам. Он благодарен жизни за данную возможность – увидеть эту безграничную роскошь и величие мироздания.
Утром после завтрака они выходят на свою первую прогулку по побережью. Шагают мимо некошеных пастбищ, где на фоне горизонта молчаливо щиплют травку овцы и коровы, мимо лугов, поросших наперстянкой и папоротником. День облачный, но не хмурый, сквозь облака сочится ясный свет. Океан мирно плещется у подножия каменистых утесов.
Мужчина и женщина любуются величием этих пейзажей. Первозданной безмятежностью этих мест. В течение нескольких часов они преодолевают меньше половины пути, который отмерили себе на день по карте.
Эта поездка – их медовый месяц. Для мужчины первый в жизни, хотя он был уже однажды женат. Несколько дней назад, по другую сторону океана, в Америке, они обменялись торжественными клятвами перед алтарем красно-белой церквушки в Род-Айленде. Церквушки, чьим шпилем, возвышающимся над заливом Наррагансет-Бэй, мужчина любовался с таким восхищением многие годы.
На заключении супружеского союза присутствовали друзья и родственники. Мужчина обрел теперь двух сыновей и еще одну дочь. И у молодоженов теперь на двоих семеро внуков. Вся эта молодежь, живущая в разных местах, приехала и имела возможность встретиться, пообщаться. Ведь очень важно – знать свои корни и свою родню.
Решение объединить отдельно прожитые жизни было у мужчины и женщины взвешенным и тщательно продуманным. И нет никакого смысла гадать, как сложилась бы их жизнь, если мужчина встретил бы эту женщину в сорок или в двадцать лет. Вполне вероятно, в те годы он мог и не жениться на ней.
На следующий день, выйдя из дома, они видят на улице похоронную процессию. В какой-то миг мужчине и женщине кажется, что они тоже оказались в числе скорбящих, траурно одетых во все черное людей. Ибо скорбь по усопшим не знает границ, ведь у каждого есть кого оплакивать. Потом мужчина и женщина отделяются от людской толпы и идут своей дорогой.
Если бы с ними сейчас были их внуки, то все поехали бы по канатной дороге в дельфинарий в Дерси-Айленд. Но внуков с ними нет, поэтому они целыми днями просто совершают пешие прогулки. Шагают, взявшись за руки, по дорогам и полям, и по морскому берегу, укутавшись в толстые свитера, защищающие их от осеннего холода.
Когда устают, то устраивают привал. Сидят, любуются красивыми видами, перекусывают печеньем и сыром. На прибрежных отмелях среди каменных пещер и гротов они находят плоские серые камешки-голыши и раковины, истертые и проеденные временем. Мужчина набирает пригоршню красивых ракушек – на ожерелье для своей внучки в Род-Айленде, он воображает, как нанижет их на нитку, наденет ей на голову, как корону.
А еще им встречаются интересные древние камни. Громадные каменные столпы чуть в стороне от проселочных дорог. Камень «Огхэм» на фермерском поле, исписанный именами, одинокий валун; по преданию, в него превратилась после смерти колдунья.
Однажды на мокром поле они подошли к группе камней, словно выросших из-под земли. На первый взгляд их расположение кажется произвольным, но на самом деле камни образуют круг, лицом друг к другу. Одни короче, другие выше, расширяющиеся книзу и словно отточенные сверху. Неровные, бесформенные, кое-где побелевшие от времени, но по-прежнему священные. Невозможно даже представить, как такие камни можно было передвинуть, но их расположение тщательно продумано, и каждый из этих камней доставили сюда люди.
Жена объясняет мужчине, что эти камни датируются бронзовым веком. Когда-то они имели религиозное назначение, возможно погребальное или мемориальное. Или служили чем-то вроде календаря, отражающего движение Земли вокруг Солнца. В течение многих столетий люди проделывали огромный путь, чтобы прикоснуться к ним, постоять перед ними, впитать их благословение. И люди оставляли здесь что-нибудь на память.
Мужчина видит ленты для волос, цепочки, замочки, наваленные горкой перед некоторыми камнями. Сплетенные прутики, веревочки. Всякие нехитрые безделушки, оставленные здесь людьми в знак веры. О древних верованиях мужчине не известно ничего. Да и вообще многое в этом мире пока остается для него неизведанным.
Впереди на зеленом поле он видит пучки какой-то растительности, возвышающейся над травой. Пучки похожи на прибрежную осоку. Он видит коричневые лица из камня окружающих долину гор и безмятежную гладь залива у их подножия.
И на память ему приходит другой камень, тот, что стоит в далекой-далекой стране. Вернее, не камень, а небольшой памятник с именем его брата. Низина вокруг него постепенно засоряется отходами и уже не наполняется водой после муссонов. Теперь она превращена в твердыню, служит более практичным целям. Долгие годы мать мужчины каждый день преданно навещала это священное место, приносила погибшему сыну цветы. Она приходила туда до тех пор, пока истощенные старческие силы не отказали ей, лишив ее возможности воздавать эту последнюю дань.
А сейчас он стоит на этой новой для него древней земле, перед одинокими священными камнями, в ботинках, перепачканных запекшейся грязью. Он поднимает вверх голову и смотрит на серое нахмуренное небо, на низкие, ползущие над землей тучи.
А под серыми тучами нелепо синеет яркий день. На западе розовое солнце уже клонится к закату. Такая вот бескрайняя трехсоставная картина располагается перед его глазами.
Рядом с ним Удаян. Они идут по низине в Толлиганге, ступают по зеленым листьям водяного гиацинта, несут в руках клюшку для гольфа и мячики.
В Ирландии земля тоже пропитана влагой, земля здесь тоже неровная и бугристая. Он окидывает взглядом эти просторы. В последний раз, потому что знает: больше не попадет в эти края. Он идет к следующему камню и спотыкается, дотягивается до него, хватается за него рукой. За эту каменную веху в конце его пути – в конце того, что было дано, и того, что было отнято.