И прощай. Потому что для пьер-ришаров «Почта России» – идеальное минное поле.
Как-то раз жена попросила меня получить на почте свою посылку.
Она написала на меня доверенность от руки. Мол, прошу выдать этому красивому молодому человеку все.
В то время как раз начали ходить разговоры о том, что «Почта России» стала лучше. А мне как-то не верилось. Это как сказать, что ад стал лучше.
В общем, шел я туда скептически настроенным.
Здание оказалось старым, советским. Ручки на двери не было. А так как я никогда не угадываю, в какую сторону открываются двери, то какое-то время я скребся снаружи окровавленными пальчиками. Наконец, мне удалось попасть внутрь.
А внутри – электронная очередь. И это меня убило наповал. Как в сказке Гауфа про Карлика Носа: снаружи страшная лачуга, а внутри мрамор с колоннами и белочки на золотых скорлупках.
Белочек в скорлупках, по счастью, не наблюдалось. А вот тетушки в фирменных фартучках присутствовали.
Расстроенный тем, что я оказался не прав на их счет, я взял талон и принялся ждать. Народу в очереди было прилично. Я настроился на полчаса минимум.
И тут случилось чудо. Электронная очередь начала двигаться сама собой.
«Талон П021», – объявил электронный голос, и номер высветился на табло.
Никто не подошел к стойке.
«Талон П022».
Никого.
«Талон П023». «Талон П024». «Талон П025».
Никого. Никого. Никого.
На этом электронная женщина замолчала. Как будто подавилась последним талоном.
Несколько минут вообще ничего не происходило. Люди вокруг начали тихонько роптать.
«Так, кто там следующий в очереди, подходите!» – громко объявила тетушка в фирменном.
Ну, а это же мой выход. Я, может быть, всю жизнь к этому моменту готовился.
«А что, электронная очередь не работает?» – грозно пискнул я.
И вот он, ответ «Почты России». Гениальный и беспощадный.
«Работает. ПРОСТО Я ЕЙ ПОМОГАЮ».
Наконец, подошла и моя очередь, «П030».
Я отдал сотруднице уведомление, доверенность, паспорт.
«Это не доверенность, – объявила миссис я-просто-помогаю-электронной-очереди, – такую не приму. Вот это от кого доверенность?»
«От жены…», – ответил я.
«Вот с ней вместе к нам и приходите…»
Как говорил Карандышев в «Жестоком романсе», даже тихого человека можно довести до бешенства.
И я взорвался, как забродившая банка с компотом:
«С кем приходить? С женой приходить? Мы с ней уже в ЗАГСе были. Нам с ней у вас тоже нужно зарегистрироваться?»
«Такую доверенность не приму…» – электронно повторила живая женщина.
Я обратил внимание, что моя эскапада прошла незамеченной: работница почты и не удивилась, и не обиделась. Видимо, здесь, как в горячей точке, они повидали всякое. А тонкие колкости слоновьей коже не страшны.
Я отошел от стойки и угрюмо встал в углу. Зачем я там угрюмо встал, до сих пор не пойму. В тот момент я сам себя испугался. Не знаю, что я там обдумывал. Может, хотел проникнуть на их склад и перемешать все посылки. Карандышев в гневе ужасен…
В тот момент внезапно пропукалась электронная очередь. И опять началось:
«Талон П031». «Талон П032». «Талон П033».
И снова никто не подходил к стойке.
Не исключено, что это были призраки бабушек, умерших в ожидании в том отделении еще до эпохи электронной очереди. Они научились брать талоны, но проклятие «Почты России» преследует их и в мире ином: призраки бабушек дисциплинированно подходят к стойке по своим талонам, но там их никто не видит…
Мой внутренний «Веничка», которого я, как балерину, отправил на пенсию в тридцать, хоть и доставлял много неудобств, но имел одно неоспоримое достоинство: он был свой. Во всех сакральных смыслах слова «свой» в нашей стране.
Демонстративная трезвость в России – до сих пор эпатаж на грани подвига. Это, конечно, уже не так опасно, как в девяностые или в СССР. Тогда это считалось общественным вызовом и приравнивалось к измене родине.
При современной популярности ЗОЖа с веганами, марафонами и фитнесом пить вроде как стало немодно. Но именно что «вроде как». Не стоит забывать про наследственность, причем наследственность в национальном масштабе. Советский Союз по наследству от царской России Бога не принял, а водку – с удовольствием. Внутри у каждого из нас дремлет ген алкоголизма. Чуть поскреби этикетку ногтем, и под однопроцентным кефиром покажутся «Три семерки».
Жизнь у непьющего человека в России часто бывает не менее интересной, чем у пьющего. Особенно интересной жизнь непьющего человека становится в те моменты, когда он встречается с пьющим человеком.
Самые незабываемые встречи – в замкнутом пространстве, например в поезде. Тут нельзя просто развернуться и уйти от неприятного контакта. То есть можно, конечно, но далеко не уйдешь – упрешься в туалет.
Я не люблю ездить в поездах с пьющими. Они ведь просто так не отстанут. Как продавцы дорогих пылесосов, которые бродят по домам. Весь мозг из тебя высосут.
Этот вопрос «почему не пьешь?» в России какой-то гамлетовский.
Людям страшно интересно. Их отчего-то совсем не интересует, почему ты валяешься пьяный на лавочке в десять утра, это нормально. А вот почему не пьешь, вынь да положь.
Рядом с трезвым некомфортно. Мало ли что у трезвого на уме. Что на уме у пьяного, как бы общеизвестно, потому что оно же и на языке. А трезвый человек подозрителен.
Устав от постоянных допросов, я придумал для себя парочку легенд, как у разведчика-нелегала, и без них в поезд не садился.
К несчастью, они все благополучно разбивались о логику пьющего человека, как волны о скалы.
Например, я ссылался на важную встречу утром.
«Мы только по пивку, только по пивку», – успокаивали меня.
Или же я «признавался», что совсем слетаю с катушек, когда выпью.
«О, я тоже такой, давай попросим проводницу запереть нас снаружи» – парировали в ответ.
Наконец, я мог упомянуть аллергию на алкоголь.
«Да ладно, давай начнем, а я буду смотреть: когда ты станешь покрываться пятнами, остановимся», – невозмутимо предлагали мне.
Если в поезде мне попадались неизлечимо упертые товарищи, я применял запрещенный прием. Вот он действовал в ста процентах случаев. Я говорил, что я гей, и не пью потому, что под воздействием алкоголя моя нежная кожа начинает шелушиться и кончики волос секутся. Попутчики не только моментально отвязывались, но и сами не пили и всю ночь тревожно ерзали, поглядывая в мою сторону.
Из-за этой ахиллесовой пяты трезвости первым делом после попадания в поезд я начинал сканировать своих попутчиков. На предмет общей алкогольности личности. У меня мощный сканер, так как я сам из бывших.
Если попутчиками оказывались мужчины, почти всегда мой алкогольный сканер истошно пищал. Каждое путешествие превращалось в манифестацию в защиту трезвых. В половине случаев я на одну ночь становился геем, как бы двусмысленно это ни звучало.
Устав от классовой борьбы, как-то раз перед очередной поездкой я принял соломоново решение: купил билет в СВ с маркировкой «смешанное купе». Это означало, что ты оставляешь Купидонам право подселить к тебе женщину. Правда, я в этом случае использовал Купидонов не по назначению – лишь как средство против Бахуса. Не знаю, куда там мои Купидоны целились, вот только руки у них росли явно из их толстых задниц: войдя в купе, я обнаружил там мужчину.
Присмотревшись, я обнаружил, что на этот раз все не так страшно. Солидный, молчаливый мужчина лет пятидесяти, со стопкой кроссвордов. Такой не то что выпить, просто познакомиться не предложит. Мой любимый типаж. Скорее всего, решил я, мне, наконец, все-таки повезло, и попутчик не представляет опасности. Я мысленно извинился перед Купидонами. Значит, не надо будет ломать голову и грешить на отказывающие органы и блуждающую ориентацию.
В том СВ в стоимость билета входил ужин. К нам пришла проводница принять заказ по меню. Она дошла до пункта «сладкое».
«Пиво или ананас?» – спросила она.
Странный, конечно, выбор десертов, но спасибо, хоть ананас есть.
«Ананас», – сказал я первым и выжидательно посмотрел на попутчика.
Это было последней проверкой. Контрольной закупкой. Моментом истины.
«Мне тоже ананас», – ответил сосед.
Я улыбнулся ему так добродушно, как только хронь может улыбаться друг другу. Родная душа.
Проводница вышла.
«Ананас же гораздо лучше, – резонно заметил попутчик, – будет, чем закусить».
И с этими словами он поставил на стол литровую бутылку водки.