– Я так и знал, что вы не отвяжетесь от меня, – сказал Роби, отпирая входную дверь клиники Брэнт-Хилл. – «Проверьте это, проверьте то». Черт побери, я решил, что покажу вам эти записи, чтобы вы не думали, будто я специально их от вас скрываю.
Они вошли в здание; входная дверь захлопнулась, отчего в пустынном вестибюле заметалось эхо. Роби свернул направо и отпер дверь, на которой значилось: «Медицинская документация».
Тоби щелкнула выключателем и удивленно заморгала при виде шести рядов картотечных шкафов.
– По алфавиту? – спросила она.
– Да. Начало с этой стороны, конец – с той. Я поищу карту Слоткина, вы найдите Парментера.
Тоби направилась к букве «П».
– С ума сойти, сколько тут папок. Неужели в Брэнт-Хилле действительно так много пациентов?
– Нет. Это центральный архив всех домов престарелых компании «Оркатт».
– Это какой-то конгломерат?
– Да. Мы их крупнейшее учреждение.
– И сколько же домов престарелых в него входит?
– Около десятка. У нас общая бухгалтерия и справочная служба.
Тоби нашла нужный шкаф и просмотрела карты пациентов с фамилиями на «П».
– Ее здесь нет, – сообщила она.
– Я нашел Слоткина.
– А где же тогда Парментер?
Брэйс приблизился к Тоби.
– А, я забыл. Он скончался, так что его карту могли переместить в архив. – Он пошел к шкафу в глубине помещения. Через минуту он закрыл ящик, в котором рылся. – Должно быть, ее куда-то выложили. Не могу найти. Почему бы нам не остановиться на карте Гарри? Просмотреть ее еще раз, чтобы успокоиться и убедиться, что я ничего не упустил.
Тоби села за пустой стол и открыла карту. Сведения в ней были проблемно ориентированы, раздел «Текущие заболевания» помещался на первой странице. Ничего интересного Тоби не увидела. Доброкачественная гипертрофия простаты. Хроническая боль в спине. Незначительная потеря слуха вследствие отосклероза. Обычные изменения для пожилого возраста.
Она заглянула в перечень предшествующих заболеваний. И снова стандартный список. Аппендэктомия в 35 лет. Трансуретральная резекция простаты в 68 лет. Удаление катаракты в 70. Гарри Слоткин был, в общем-то, человеком здоровым.
Тоби просмотрела записи врачей, которых посещал Гарри. По большей части это были периодические осмотры у Валленберга, иногда встречались записи доктора Бартелла, уролога. Тоби листала страницы, пока не дошла до визита двухлетней давности. Имя врача было написано совершенно неразборчиво.
– Кто это? – спросила она. – Подпись начинается с «Я» и что-то там дальше.
Брэйс прищурился, пытаясь разобрать каракули:
– Сдаюсь!
– Вам не знакомо это имя?
Он покачал головой:
– Иногда мы привлекаем специалистов со стороны. А по какому поводу обращение?
– По-моему, здесь сказано «искривление носовой перегородки». Наверное, ЛОР.
– Есть тут в Ньютоне такой специалист. Фамилия Грили. Значит, в подписи должно быть «Г», а не «Я».
Имя было ей знакомо. Грили время от времени консультировал и у них в Спрингере.
Тоби посмотрела отпечатанную на принтере страничку с результатами последних анализов крови и биохимии. Все в пределах нормы.
– Очень неплохой гемоглобин для его возраста, – заметила она. – Сто сорок – это выше, чем у меня.
Тоби перевернула страницу и нахмурилась, вчитываясь в распечатку под заголовком «Диагностический центр Ньютона».
– Ого, ребята, вам ни к чему контроль за уровнем затрат, а? Вот это анализы! Радиоиммунотестирование на тироидный гормон, гормон роста, пролактин, мелатонин, кортикотропин. И еще, и еще. – Она перешла к следующему листу. – И еще. Перечень сделан год назад, другой – три месяца назад. Какая-то лаборатория в Ньютоне озолотилась на этом.
– Этот набор Валленберг заказывает для каждого своего пациента, кому проводятся инъекции гормонов.
– Но гормональная схема не упоминается в карте.
Брэйс задумался.
– Это ведь странно, верно? Заказывать все эти тесты, несмотря на то что Гарри не включен в протокол.
– Возможно, Брэнт-Хилл подбрасывает деньжат диагностическому центру. Такой эндокринный анализ наверняка стоит несколько тысяч долларов.
– Его заказывал Валленберг?
– В отчете из лаборатории не сказано.
– Посмотрите в направлениях. Сравните даты.
Она отыскала раздел, озаглавленный «Направления». Эти странички были написаны от руки под копирку, на каждой – подпись и дата.
– Так, на первый эндокринный набор направил Валленберг. Второй подписан тем самым парнем с неразборчивым почерком. Доктором Грили, если это действительно он.
– Зачем ЛОРу направлять на эндокринное обследование?
Тоби просмотрела остальные направления.
– Вот опять эта подпись, дата – два года назад. Он назначил предоперационный валиум и транспортировку в Центр хирургии Ховарт в Уэллсли на шесть часов утра.
– Перед какой такой операцией?
– Мне кажется, здесь написано «искривление носовой перегородки». – Вздохнув, Тоби закрыла карту. – Все равно ничего не понятно, а?
– Значит, можно идти? Грета небось уже дуется на меня.
Тоби разочарованно отдала ему карту.
– Извините, что вытащила вас в такое время.
– Э-э, ну, я и сам не пойму, как согласился на это. Но вам теперь не особенно нужна карта Парментера, так ведь?
– Только если вы сможете ее найти.
Роби сунул карту Гарри Слоткина на место и захлопнул ящик.
– Сказать по правде, Харпер, это не входит в список моих первоочередных задач.
В гостиной горел свет. Когда Тоби подъехала к стоявшему возле дома «саабу» Джейн Нолан, она увидела мягкий свет, пробивавшийся сквозь шторы, и силуэт женщины у окна. Такое вселяющее надежду зрелище – фигура у окна, неусыпный часовой, глядящий в темноту. Это значит, кто-то ждет дома.
Войдя в дом, Тоби заглянула в гостиную:
– Я вернулась.
Джейн Нолан отошла от окна, чтобы собрать журналы. На диване лежал «Нэшнл инквайер», раскрытый на развороте с заголовком «Шокирующие предсказания». Джейн быстренько закрыла его и повернулась к Тоби, смущенно улыбаясь.
– Мои ночные забавы. Я знаю, что следовало бы развивать ум более серьезным чтением. Но, по правде говоря, не могу устоять, когда вижу на обложке Дэниела Дэй-Льюиса. – Она продемонстрировала таблоид.
– Я тоже, – призналась Тоби.
Они засмеялись – приятно осознавать, что некоторые причуды характерны для всех женщин.
– Как прошел вечер? – осведомилась Тоби.
– Очень хорошо. – Джейн повернулась и быстро поправила диванные подушки. – Мы поужинали в семь, и она прекрасненько все слопала. Затем я сделала ей ванну с пеной. Хотя, наверное, не нужно было, – с сожалением добавила она.
– Почему, что случилось?
– Ей так понравилось, что она не хотела выходить. Пришлось сначала спустить воду.
– По-моему, я никогда не делала ей ванну с пеной.
– О, это выглядит очень забавно. Она кладет пену себе на голову, а потом сдувает ее. Вы, наверное, уже видели беспорядок на полу. Это все равно что смотреть на играющего ребенка. В некотором смысле так и есть.
Тоби вздохнула:
– И этот ребенок с каждым днем становится все младше.
– Но она такой милый ребенок. Мне приходилось работать с альцгеймеровскими пациентами, которые были весьма неприятны. Они, старея, становились противными. Я думаю, ваша мама такой не будет.
– Не будет, – улыбнулась Тоби. – И никогда не была.
Джейн собрала остальные журналы, и Дэниел Дэй-Льюис исчез в ее рюкзачке. В стопке был и экземпляр «Современной невесты». Журнал для мечтательниц, подумала Тоби. Судя по резюме, Джейн была не замужем. Тридцатипятилетняя Джейн походила на многих других знакомых Тоби – одинокая, но не потерявшая надежды. Обеспокоенная, но не отчаявшаяся. Таким женщинам приходится довольствоваться фотографиями темноволосых кинокумиров, пока в их жизни не появится мужчина из плоти и крови. Если вообще появится.
Они подошли к входной двери.
– Значит, вы считаете, что все в порядке, – сказала Тоби.
– О да. Мы с Эллен прекрасно поладили. – Джейн открыла дверь и остановилась. – Чуть не забыла. Звонила ваша сестра. И еще какой-то мужчина из судмедэкспертизы. Сказал, что перезвонит.
– Доктор Дворак? Он не сказал, чего хочет?
– Нет. Я сообщила, что вы будете позже. – Она улыбнулась и помахала рукой. – Спокойной ночи.
Тоби заперла дверь и пошла в спальню, чтобы позвонить сестре.
– Я думала, у тебя выходной, – сказала Вики.
– Так и есть.
– И удивилась, когда трубку сняла Джейн.
– Я попросила ее посидеть несколько часов с мамой. Знаешь, мне все же хочется побыть вне дома хотя бы один вечер за полгода.
Вики вздохнула:
– Ну вот, опять дуешься.
– Ничуть.
– Да ладно, я слышу. Тоби, я знаю, что ты прикована к маме. Знаю, что это кажется несправедливым. Но мне-то что делать? У меня дети, от которых голова кругом. У меня работа, да еще большая часть забот по дому. Я с трудом барахтаюсь.
– Вики, это что, соревнование – кто больше страдает?
– Ты понятия не имеешь, что такое дети.
– Пожалуй, нет.
Повисла долгая пауза. И Тоби подумала: «Я не имею понятия, потому что мне никогда не предоставлялась такая возможность». Но она не могла винить за это Вики. Собственное честолюбие заставило ее сосредоточиться на карьере. Четыре года в университете, три года в ординатуре. Не было времени на романы. А затем у Эллен начались нарушения памяти, и к Тоби постепенно перешла ответственность за мать. Это не было запланировано. Этот путь она не выбирала сознательно. Просто жизнь так сложилась.
У нее нет права злиться на сестру.
– Слушай, вы можете приехать к нам на обед в воскресенье? – спросила Вики.
– Я работаю.
– Никак не могу запомнить твое расписание. По-прежнему четыре ночи работаешь, три дома?
– В основном да. На следующей неделе я не работаю в понедельник и вторник.
– О господи! Эти дни нам совсем не подходят. В понедельник день открытых дверей в школе. А во вторник у Ханны занятия по фортепиано.
Тоби молчала и ждала, пока Вики закончит обычную литанию о своих бесконечных делах, о том, как сложно координировать расписание четырех человек. Теперь Ханна и Гейб перегружены, как и все нынешние дети, – заполняют каждую свободную минуту уроками музыки, гимнастикой, плаванием, компьютерным классом. Отвези их туда, отвези сюда, и к концу дня уже еле на ногах стоишь.
– Ничего страшного, – наконец прервала ее Тоби. – Почему бы не выбрать другой день?
– Мне правда хочется, чтобы вы приехали.
– Да, я понимаю. У меня свободны вторые выходные ноября.
– Я запишу. Только мне надо сначала убедиться, что все смогут. Я позвоню тебе на следующей неделе, хорошо?
– Отлично. Спокойной ночи, Вики. – Тоби повесила трубку и устало пригладила волосы.
Слишком заняты, мы все слишком заняты. У нас даже нет времени налаживать контакт друг с другом. Она прошла по коридору и заглянула в комнату мамы.
В мягком сиянии ночника было видно, что Эллен спит. Она выглядела совсем по-детски: рот слегка приоткрыт, лицо мирное и спокойное. Порой, как сейчас, Тоби замечала легкую тень той маленькой девочки, которой когда-то была Эллен, могла представить себе ребенка – с ее лицом, ее страхами. Может, она просто затаилась под леденящими пластами взрослой жизни? И появилась только сейчас, в конце жизни, когда эти слои сошли.
Тоби коснулась маминого лба, отодвинула седые прядки. Зашевелившись, Эллен открыла глаза и растерянно уставилась на дочь.
– Это всего лишь я, мамочка, – сказала Тоби. – Спи.
– Плита выключена?
– Да, мама. И двери заперты. Спокойной ночи. – Она поцеловала Эллен и вышла из комнаты.
Тоби решила не ложиться. Нет смысла сбивать устоявшийся ритм – через сутки ей снова предстоит ночное дежурство. Она налила себе бокал бренди и отнесла его в гостиную. Включила стереопроигрыватель и поставила диск Мендельсона. Запела одинокая скрипка – чисто и печально. Это был любимый концерт Эллен, а теперь и Тоби.
На пике крещендо зазвонил телефон. Она сделала музыку потише и потянулась к трубке. Это был Дворак.
– Простите, что так поздно, – извинился он.
– Ничего страшного, я недавно пришла. – Держа бокал в руке, Тоби откинулась на диванные подушки. – Я знаю, вы пытались до меня дозвониться.
– Я разговаривал с вашей домработницей.
Он замолчал. Было слышно, что у него играет оперная музыка. «Дон Жуан». Вот так, подумала она, двое одиноких людей, каждый сидит у себя дома в компании стереосистемы.
– Вы собирались проверить истории болезни тех пациентов из Брэнт-Хилла, – напомнил он. – Я хотел узнать, есть ли что-нибудь новенькое.
– Я видела карту Гарри Слоткина. Хирургических вмешательств, которые привели бы к БКЯ, не было.
– А гормональные инъекции?
– Нет. Похоже, он не был включен в протокол. По крайней мере, в карте об этом не говорится.
– А как насчет Парментера?
– Мы не нашли его карту. Поэтому неизвестно, были ли у него какие-то операции. Вы могли бы завтра спросить доктора Валленберга.
Дворак не ответил. Она заметила, что «Дон Жуан» затих и на том конце провода воцарилась тишина.
– Жаль, что я не могу вам ничего больше сообщить, – сказала она. – Наверное, ждать окончательного диагноза просто невыносимо.
– Были вечера и повеселее, – признался он. – Я понял, что чтение страховых полисов на редкость скучное дело.
– Ну нет. Вы же не на это потратили вечер, правда?
– Бутылочка вина помогла.
Она сочувственно пробормотала:
– Бренди – вот что я обычно рекомендую после тяжелого дня. Честно говоря, я как раз держу в руке бокальчик. – Она помолчала, а потом опрометчиво добавила: – А знаете, я все равно не буду спать всю ночь, как всегда. Вы можете приехать ко мне, выпьем вместе.
Дворак ответил не сразу, и она, прикрыв глаза, подумала: «Боже, зачем я это сказала? Почему я говорю так, будто мне не хочется быть одной?»
– Спасибо, но от меня сегодня мало радости, – признался он. – Может, в другой раз.
– Конечно. В другой раз. Спокойной ночи.
Тоби повесила трубку и подумала: «А чего я еще ожидала? Что он сразу примчится и мы проведем ночь, глядя друг другу в глаза?»
Она вздохнула и поставила концерт Мендельсона еще раз. Под звуки скрипки она потягивала бренди, отсчитывая оставшиеся до рассвета часы.