Брюс, стоя на тропинке, тщательно обшаривал взглядом близлежащие заросли. Наконец он различил дуло пулемета, высунувшееся на несколько дюймов из куста слоновой травы. Он точно знал, куда смотреть, но потратил на поиски целых две минуты.
– Хорошо, Раффи, – подвел он итог. – Лучше не спрятать.
– Согласен, босс.
Брюс повысил голос:
– Слышно меня? – Из кустов донеслись приглушенные голоса, и Керри продолжил: – Дождитесь, пока шуфта доберутся до этого места, и только тогда открывайте огонь. Сейчас поставлю знак. – Он отломал с куста ветку и бросил ее на тропинку. – Видно? – Снова приглушенные ответы. – Пока отдыхайте и до темноты оставайтесь здесь.
Состав спрятали за изгибом путей, в полумиле от засады. Брюс и Раффи пошли к нему.
Машинист ждал их, разговаривая с Уолли Хендри у крайней платформы.
– Ну как? – спросил Брюс.
– Сожалею, mon capitaine, ремонт невозможен. Котел пробит в двух местах, повреждены трубы.
– Понятно, – кивнул Брюс. Он не был ни удивлен, ни расстроен. Все это совпало с его собственной оценкой ущерба.
– Где мадам Картье? – спросил он Уолли.
– Мадам готовит завтрак, мсье, – с издевкой произнес Уолли. – А тебе зачем, пижон? Что, опять приспичило? Телятинки захотелось?
Брюс подавил вспыхнувшее раздражение и прошел мимо. В кабине локомотива Шермэйн и четыре солдата выгребли угли из топки на стальной пол и теперь резали картошку и лук в пятигаллоновые горшки.
Солдаты смеялись над чем-то сказанным Шермэйн. Ее обычно бледные щеки пылали от жара, а на лбу красовалась полоска сажи. Девушка ловко управлялась с большим ножом. Она подняла голову и увидела Брюса. Тотчас же ее лицо просияло, а губы раскрылись.
– Мы готовим на завтрак венгерский гуляш – тушенка, картошка и лук.
– Назначаю вас вторым поваром без оплаты.
– Вы очень добры, – ответила она и показала ему язык – маленький, розовый и заостренный, как у кошки. Брюс почувствовал давно забытое напряжение в ногах и сухость во рту.
– Шермэйн, локомотив нельзя отремонтировать, – сказал он по-английски.
– А что, вполне сносная кухня, – возразила она.
– Посерьезней, пожалуйста. – От волнения Брюс становился раздражительным. – Мы здесь надолго застрянем, пока что-нибудь не придумаем.
– Но, Брюс, вы же гений. Я вам полностью доверяю. Я уверена, что вы придумаете что-то потрясающее. – Она говорила серьезно, хотя в глазах сверкали шаловливые искорки. – А вы не можете позаимствовать транспорт у генерала Мозеса?
Брюс, задумавшись, прищурил глаза. Черные, причудливо изогнутые брови сошлись на переносице.
– Если завтрак будет несъедобен, разжалую в поваренка, – пригрозил он и, спрыгнув на землю, поспешил вдоль поезда.
– Хендри и сержант-майор, идите сюда, надо кое-что обсудить.
Вслед за ним они залезли по приставной лестнице в вагон. Хендри плюхнулся на койку и положил ноги на раковину.
– Быстро ты управился, – глумливо улыбнулся он, поблескивая рыжей щетиной на подбородке.
– Ты неотесанный и грязноротый сукин сын, Хендри, – холодно сказал Брюс. – Вот приедем назад в Элизабетвиль, сначала отделаю тебя до костей и только потом сдам военным властям по обвинению в убийстве.
– Ой-ой-ой, – рассмеялся Хендри. – Каков болтун, а? Керри – большой болтун.
– Не заставляй меня убивать тебя сейчас, очень прошу. Ты мне еще нужен.
– А что там у тебя с этой французской штучкой? Влюбился или как? Влюбился или хочется потискать пухленькую попку? Насчет сисек не уверен – у нее там и на ладонь-то не наберется.
Брюс ринулся было к нему, но передумал и, отвернувшись, стал смотреть в окно. Потом заговорил напряженным голосом:
– Предлагаю сделку, Хендри. Пока не выберемся отсюда, ты не трогаешь меня, а я не трогаю тебя. Как только доберемся до Мсапы, договор расторгается. Делай и говори что хочешь, но я, если еще не убью тебя, позабочусь о том, чтобы тебя повесили за убийство.
– Я ни с кем не заключаю сделок, Керри. Я подчиняюсь, пока мне это удобно, и уйду без предупреждения, как только меня перестанет что-то устраивать. И вот что я тебе скажу, пижон: ты мне не нужен. Мне вообще никто не нужен. Ни Хейг, ни ты, заносчивый болван. Запомни, Керри: придет время – я с тебя спесь собью. И потом не говори, что я не предупреждал.
Хендри сидел, опершись руками о колени. Лицо подергивалось и кривилось от горячности речи.
– Давай сейчас поговорим, Хендри. – Брюс отодвинулся от подоконника, слегка пригнувшись и выставив вперед твердые, как лезвия, ладони дзюдоиста.
Сержант-майор Раффараро поднялся с противоположной койки с удивительной для такого крупного тела быстротой и грацией и встал между Керри и Хендри.
– Вы нам что-то хотели сказать, босс?
Брюс медленно выпрямился и опустил руки. Он раздраженно смахнул со лба намокшую прядь волос, словно хотел этим же движением выбросить Хендри из головы.
– Да, – выговорил он, прилагая усилия, чтобы голос звучал ровно. – Я хотел обсудить дальнейшие действия.
Достав пачку сигарет из нагрудного кармана, он зажег одну и глубоко затянулся. Затем, прислонившись к краю раковины, стал рассматривать пепел на кончике сигареты. Наконец он заговорил обычным голосом:
– Надежды починить локомотив нет, так что выбираться будем на другом транспорте. Есть вариант пойти пешком до Мсапы – это двести километров, да к тому же наши друзья балуба в любой момент поставят наш поход под сомнение. А можно вернуться на грузовиках генерала Мозеса! – Он умолк, давая возможность осознать сказанное.
– Предлагаете увести грузовики у него из-под носа? – спросил Раффи. – Это нелегко, босс.
– Нет, Раффи, никаких шансов. Придется атаковать поселок, вычистить оттуда шуфта.
– Ты с ума сошел! – воскликнул Уолли. – Ты бредишь.
Брюс пропустил его слова мимо ушей.
– Предполагаю, что у генерала Мозеса около шестидесяти человек. Если не считать Канаки с девятью солдатами на мосту, Хейга, де Сурье и всех остальных, у нас тридцать четыре человека. Верно, сержант-майор?
– Все правильно, босс.
– Хорошо, – кивнул Брюс. – Оставим здесь засаду – десяток бойцов, на случай если Мозес пошлет вслед за нами отряд или если на нас решат напасть балуба. Знаю, десятерых мало, но придется рискнуть.
– У туземцев есть оружие – дробовики и спортивные винтовки, – сказал Раффи.
– Да, – согласился Брюс, – они умеют о себе позаботиться. Так вот, в бой пойдут двадцать четыре человека, получается один против троих.
– Шуфта уже так нальются, что половина из них даже не встанет.
– Опьянение и внезапность – вот на что я рассчитываю. Постараемся все закончить до того, как они поймут, что случилось. Думаю, они не осознали, насколько пострадал поезд, и считают, что мы уже за сто миль.
– Когда хотите отправляться, босс?
– Мы милях в двенадцати от Порт-Реприва, значит, примерно в шести часах ходу по темноте. Хочу начать атаку рано утром, но занять позицию нужно около полуночи. Отсюда выступаем в шесть часов, до сумерек.
– Пойду подберу людей.
– Хорошо, Раффи. Выдели каждому по сотне дополнительных патронов и по десятку гранат. Мне нужно четыре связки гранат. – Брюс повернулся к Хендри и некоторое время смотрел на него. – Иди с сержант-майором, Хендри, помоги ему.
– Черт, вот веселье-то будет, – оскалился Уолли в предвкушении. – Если повезет, наберу себе мешок ушей.
Он вышел за Раффи в коридор, а Брюс лег на койку и снял каску. Закрыв глаза, он снова увидел Бусье и его жену. Они стоят рядом на платформе, которая катится вниз по склону. Он увидел испуганных женщин и де Сурье – без каски. Андрэ смотрит на него своими большими бархатистыми карими глазами.
Брюс застонал. Почему всегда страдают добрые, невинные, слабые?
Стук в дверь заставил его очнуться. Он сел.
– Да?
– Добрый день, Брюс. – Вошла Шермэйн с походным металлическим ящиком в одной руке и двумя кружками в другой. – Обед.
– Уже? – Брюс взглянул на часы. – Ничего себе, второй час.
– Голодны?
– Завтрак был тысячу лет назад.
– Вот и хорошо, – сказала она и, разложив столик, стала расставлять плошки.
– Пахнет вкусно.
– Я экстраординарный шеф-повар. Мой гуляш обожают все коронованные особы Европы.
Оба были голодны, поэтому ели молча, один раз с улыбкой переглянулись и продолжили трапезу.
– Очень вкусно, – наконец выдохнул Керри.
– Кофе, Брюс?
– Не откажусь.
Наполняя его кружку, она спросила:
– И что теперь?
– В смысле что будет теперь, когда мы одни?
– А вы скоропалительны, monsieur. Я имела в виду, как мы отсюда выберемся?
– Я принял ваше предложение: занять средства передвижения у генерала Мозеса.
– Шутите, Брюс!
– Нет, – сказал он и кратко объяснил свой план.
– Это же опасно! Вас могут ранить!
– Только избранные умирают молодыми.
– Вот поэтому я и волнуюсь. Пожалуйста, останьтесь целы. Если вас ранят, я этого не перенесу, – побледнев, сказала Шермэйн.
Брюс быстро подошел к ней и, наклонившись, поднял ее на ноги.
– Шермэйн, я…
– Нет, Брюс. Ничего не говорите.
Она закрыла глаза, сомкнув густые черные ресницы. Поднявшийся подбородок открыл длинную стройную шею, дрогнувшую под губами Брюса. Шермэйн тихо вздохнула, прижалась к нему всем телом, а рукой обняла его голову, лаская волосы.
– Брюс… Мой Брюс. Пожалуйста, уцелей. Не позволь им ранить тебя.
Сгорая от желания, его губы жадно двигались вверх и встретились с ее ищущими губами – розовыми, не испачканными помадой. Они раскрылись под давлением его языка. Прохладный кончик ее носа упирался ему в щеку. Его рука поползла по ее спине и обняла шею – тонкую гибкую, с нежным шелковистым пушком за ушами.
– Ах, Брюс… – выдохнула она.
Другая его рука скользнула вниз, лаская круглые выпуклости ее ягодиц, и подтянула ее тело к себе. Шермэйн ахнула, почувствовав сквозь одежду его мужскую плоть.
– Нет, – тихо вскрикнула она и попыталась высвободиться, но он держал ее, пока она снова не расслабилась. – Non, non.
Ее губы были приоткрыты, и язык трепетал от прикосновений его языка. Рука, обнимавшая ее шею, рванулась вниз и высвободила концы ее рубашки из пояса джинсов, затем скользнула вверх, поглаживая впадинки у позвоночника. Шермэйн затрепетала, прижимаясь к Брюсу. Ее нежная бархатистая кожа, обтягивающая упругую плоть, ямка между лопатками и подмышки с шелковистым пушком – все наполнило его возбуждением и восторгом. Он быстро обхватил ладонью маленькую грудь с мягким соском, твердеющим от его прикосновений.
Теперь Шермэйн сопротивлялась всерьез, колотя его кулачками по плечам и отворачивая лицо. Усилием воли он остановил себя и ослабил объятия.
– Нехорошо, Брюс. Ты так скоро начинаешь шалить.
Щеки девушки пылали, голубые глаза потемнели. Губы, все еще влажные от поцелуев, обиженно дрогнули.
– Прости, Шермэйн, – хрипло ответил Керри. – Я не хотел тебя напугать. Не знаю, что со мной случилось.
– Ты очень силен, Брюс. Нет, я не испугалась. Ну может, совсем чуть-чуть. Просто я боюсь твоих глаз, когда они смотрят, но не видят.
«Ну и хорош же ты, – упрекнул он себя. – Брюс Керри, нежный любовник. Брюс Керри, тяжеловес с могучими кулаками».
У него подгибались ноги, и дыхание еще не выровнялось.
– Ты не носишь бюстгальтер, – сказал он не подумав и тут же пожалел. Но она рассмеялась, мягко и хрипловато.
– Думаешь, надо, Брюс?
– Нет, я не то хотел сказать… – запротестовал он, вспомнив маленькую упругую грудь. Запутавшись в словах, он замолчал, пытаясь успокоить дыхание и справиться с дурманом страсти.
Шермэйн внимательно посмотрела ему в глаза.
– Теперь ты опять видишь. Может быть, я позволю тебе меня снова поцеловать.
– Пожалуйста, позволь, – попросил он, и она прижалась к нему.
«Давай-ка понежнее, дружище Брюс», – подумал Керри.
Дверь купе с треском распахнулась, и они отскочили друг от друга. На пороге стоял Уолли Хендри.
– Так-так-так. – Маленькие пронзительные глазки уже все изучили. – Прекрасно!
Шермэйн одновременно запихивала рубашку в джинсы и пыталась пригладить волосы.
Уолли осклабился:
– Я всегда говорил, что после обеда – самое оно. Способствует пищеварению.
– Чего тебе? – рявкнул Брюс.
– Нет сомнений в том, чего надо тебе, – сказал Уолли. – И похоже, что ты уже почти получил что хотел.
Он медленно обшарил Шермэйн глазами – от талии до лица.
Брюс вытолкнул Уолли в коридор и вышел следом.
– Так чего тебе? – повторил Керри.
– Раффи хочет, чтобы ты проверил его приготовления, но я ему передам, что ты занят. Если хочешь, можем отложить бой до завтрашнего вечера.
Брюс нахмурился.
– Передай ему, что я буду через две минуты.
Уолли прислонился к двери.
– Ладно, передам.
– Чего ты ждешь?
– Ничего.
– Убирайся! – зарычал Брюс.
– Ладно-ладно, смотри не запутайся в трусах, пижон.
Хендри медленно пошел по коридору.
Шермэйн стояла на том же месте, в глазах блестели злые слезы.
– Свинья. Грязная свинья.
– Он не стоит твоих слез.
Брюс попытался обнять ее, но она отшатнулась.
– Я его ненавижу. Он все портит, во всем видит грязь.
– Между нами не может быть ничего грязного, – сказал Керри, и в то же мгновение ее ярость стала утихать.
– Я знаю, Брюс. Но он может все испортить.
Они нежно поцеловались.
– Я должен идти. Меня ждут.
На секунду она прижалась к нему.
– Будь осторожен. Обещай, что будешь осторожен.
– Обещаю, – сказал Брюс, и Шермэйн выпустила его из объятий.