Как-то раз они поехали в Милнертон на скачки. Кэнди надела шляпу со страусовыми перьями, Шон с Даффом – серые цилиндры с жемчужным отливом, оба держали в руках трости с золотыми набалдашниками.
– Послушай, Кэнди, а поставь-ка ты пятьдесят гиней на Пассата – окупишь подвенечное платье. Вот увидишь, он придет первым, – сказал Дафф.
– А что скажешь про новую кобылку мистера Градски? – спросила Кэнди. – Говорят, на нее тоже можно ставить.
Дафф сразу нахмурился:
– Хочешь переметнуться в лагерь врага?
– Странно, мне говорили, что вы с Градски чуть ли не партнеры, – сказала Кэнди, вертя зонтиком. – Ходят слухи, что вы все время вместе работаете.
Мбежане придержал лошадей: они въехали в толчею пешеходов и разнокалиберных колясок перед воротами ипподрома Тёрф-клаб.
– Побольше верь слухам – оба раза ты что-то не то услышала. На длинной дистанции этой его Плясунье до Пассата далеко. Порода такая, у нее слишком легкие ноги. Она совсем офранцузилась, в жилах течет гугенотская кровь – ее хватит только на милю, потом она скиснет. А что касается Градски и нашего с ним партнерства… ну да, время от времени мы бросаем ему кость. Скажи, Шон?
Шон разглядывал спину Мбежане. Зулус щеголял в одном лишь своем набедренном наряде, зато на ступеньке для ног были аккуратно уложены копья. С лошадьми он управлялся легко, словно всю жизнь имел с ними дело. Всегда с ними разговаривал, а они, как заслышат его голос, сразу разворачивают уши назад.
– Ну скажи, Шон, я прав или нет? – повторил вопрос Дафф.
– Конечно, – рассеянно ответил Шон. – Я вот что думаю… не купить ли Мбежане ливрею? В этих своих шкурках он смотрится как-то не совсем уместно.
– Да, но другие лошадки с того же завода были хорошие стайеры. Душечка два раза выигрывала дерби в Кейптауне, а Эклипса в прошлом году продемонстрировала лучшие качества английской породы в гандикапе Метрополитан, – возразила Кэнди.
– Ха, – с тоном превосходства улыбнулся Дафф, – можешь поверить мне на слово, главный забег сегодня выиграет Пассат, и, когда твоя Плясунья доплетется до финиша, он будет отдыхать в стойле.
– Темно-бордовый с золотом, как у наших жокеев, – задумчиво бормотал Шон. – Как раз в тон его черной коже… еще тюрбан, пожалуй… и страусовое перо.
– Что ты там все бормочешь, черт тебя побери? – недовольно спросил Дафф.
– Да вот все думаю про ливрею для Мбежане.
На специально отведенной площадке они вышли из кареты и проследовали на трибуну для членов клуба; Кэнди плыла между двумя кавалерами и смотрелась очень привлекательно.
– Да-а, Дафф, сегодня мы с тобой сопровождаем, пожалуй, самую красивую здесь женщину.
– Спасибо, – заулыбалась Кэнди.
– Именно поэтому ты глаз не сводишь с ее декольте?
– Животное, что за грязная мысль! – оскорбленно парировал Шон.
– Не спорь с ним, – поддразнивала Кэнди. – Мне только лестно слышать это. Смотри сколько хочешь.
Они прошли сквозь скопление пестро разодетых женщин и туго затянутых в костюмы мужчин. Со всех сторон раздавались приветствия.
– Доброе утро, мистер Кортни. – Слово «мистер» прозвучало с особенным нажимом. – Как ваш Пассат, готов к большому забегу?
– Поставьте на него свои штаны.
– Приветствую, Дафф, мои поздравления с помолвкой.
– Спасибо, Джок, теперь твоя очередь сделать решительный шаг.
Они были молоды, богаты и хороши собой, и весь мир восхищался ими. В душе у Шона царила радость: под руку его держит красивая женщина, а рядом шагает друг.
– Смотри, вон там Градски. Пошли подразним эту свинью, – предложил Дафф.
– За что ты его так не любишь? – тихо спросила Кэнди.
– Да ты только посмотри на него, и сама поймешь. Ты когда-нибудь видела что-нибудь более напыщенное, угрюмое и противное?
– Да оставь ты его в покое, Дафф, не надо портить нам день. Пойдем лучше к лошадям.
– Нет уж, пошли со мной!
Дафф потащил их туда, где возле ограждения бегового поля стояли Градски и Макс.
– Шалом, Норман, мир и тебе, Максимилиан.
Градски кивнул в ответ; Макс тоже что-то печально пробормотал – каждый раз, когда он моргал, длинные ресницы касались щек.
– Вижу, стоят двое, о чем-то весело болтают. Дай, думаю, подойду, послушаю, что говорят умные люди, может, сам ума наберусь. – Не получив ответа, Дафф продолжал: – Видел вчера вечером, как бегает твоя новая кобылка по беговой дорожке, и говорю себе: вот оно что, наверняка у Нормана завелась новая подружка, вот он и купил для своей дамы сердца какую-то клячу. А тут мне говорят, что ты собираешься выставлять ее на бегах. Эх, Норман, жаль, что, прежде чем делать такую глупость, ты со мной не посоветовался. Порой ты бываешь такой импульсивный!
– Мистер Градски уверен, что Плясунья сегодня выступит очень неплохо, – пробормотал Макс.
– А я как раз хотел предложить тебе пари… правда, по натуре я человек добродушный, сердцем чувствую, что воспользоваться своим преимуществом было бы несправедливо.
Вокруг них уже собралась небольшая толпа, предвкушая забаву. Кэнди легонько тянула Даффа за локоть, пытаясь его увести.
– Я подумал, что пятьсот гиней для Нормана было бы в самый раз, – пожал плечами Дафф. – Ну ладно, забудем об этом.
Градски обеими руками с горячностью подал знак Максу.
– Мистер Градски предлагает тысячу, – тут же перевел Макс.
– Подумай, Норман, не будь столь безрассуден. – Дафф вздохнул. – Ну ладно, так и быть, пойду тебе навстречу.
И они пошли дальше, к павильону с буфетом.
– Даже для вас, двоих небожителей, – сказала Кэнди после некоторого молчания, – иметь таких врагов, как Градски, непозволительная роскошь. Мой вам совет: оставьте его в покое.
– У Даффа это любимое развлечение, – пояснил Шон, когда они расселись за столиком. – Официант! Бутылку «Поля Роже».
Пока заезды не начались, они спустились в загон. Служитель открыл им калитку, и они вошли на площадку, где по кругу бегали лошади. Их встретил какой-то карлик в коричневом с золотом шелковом одеянии; одной рукой придерживая кепи, в другой он смущенно вертел хлыст.
– Сегодня он молодцом, сэр. – Маленький человечек кивнул в сторону Пассата.
Спина жеребца была покрыта темной испариной, он грыз удила, изящно перебирая ногами. Потом фыркнул и в притворном ужасе закатил глаза.
– Смотрите, он так и рвется в драку, настрой самый боевой, сами видите, сэр.
– Я хочу, чтобы ты победил, Гарри, – сказал Дафф.
– И я тоже, сэр, уж я постараюсь.
– Если выиграешь, получишь тысячу гиней.
– Тысячу… – повторил жокей; у него, похоже, перехватило дыхание.
Дафф перевел взгляд туда, где Градски и Макс разговаривали со своим берейтором. Он поймал взгляд Градски, быстро перевел глаза на его рыжую кобылку и сочувственно покачал головой.
– Ради меня, Гарри, – тихо сказал он.
– Разобьюсь в лепешку, сэр!
Конюх подвел к ним рослого жеребца, и Шон подсадил жокея в седло:
– Удачи!
Гарри поправил кепи и подобрал поводья. Подмигнул Шону, улыбнулся, и его гномье лицо покрылось мелкими морщинками.
– Тысяча гиней! Какой еще удачи можно желать… вы же меня понимаете.
– Ну, пойдем, – сказал Дафф и взял Кэнди под руку. – Займем местечко у ограждения.
Они поскорее вывели ее из загона и направились к отведенному для членов клуба месту. Вдоль ограждения там уже собралась толпа, но все почтительно раздались в стороны, уступив им место, и в дальнейшем даже не толкались.
– Вы двое меня просто поражаете, – сказала Кэнди, задыхаясь от смеха. – Заключаете какое-то нелепое пари, а потом оговариваете его так, что даже в случае выигрыша ничего не получите.
– Для нас главное не деньги, а принцип, – заверил ее Дафф.
– Вчера вечером он столько же выиграл у меня в карты, – заметил Шон. – Если Пассат выиграет у кобылки, наградой ему будет угрюмая физиономия Градски – потеря тысячи гиней для того как удар по яйцам.
Мимо шеренгами проходили лошади. Скакуны выступали, гордо подняв голову, а рядом с ними, держа их под уздцы, шагали грумы, которые затем отпустили животных, и лошади легким галопом поскакали обратно. Они приплясывали и вздергивали голову, ярко лоснясь на солнце, как и яркий шелк сидящих у них на спине жокеев, и наконец удалились за поворот беговой дорожки.
По толпе прошел возбужденный шум, перекрываемый голосом букмекера:
– Вторая стойка двадцать к одному! Плясунья по пяти! Пассат один к одному!
Дафф заулыбался, показав зубы:
– Вот так, правильно, скажи им всем, кто есть кто.
Кэнди возбужденно крутила перчатки и снизу вверх заглядывала в лицо Шону:
– Ты у нас самый высокий – видишь, что происходит?
– Уже построились, выравниваются. Кажется, сейчас будет старт, – рассказывал Шон, не отводя от глаз бинокля. – Да, вот пошли!
– А дальше, дальше что! – требовала Кэнди, колотя Шона кулачком по плечу.
– Так, вижу впереди Гарри… Дафф, ты видишь кобылу?
– Что-то зеленое мелькнуло в общей куче… да, вижу, вот она, шестая или седьмая.
– А кто рядом с Пассатом?
– Меринок Гамильтона… о нем не беспокойся, до поворота он не дотянет.
Группа несущихся лошадей, головы которых размеренно, как молоты, ходили вверх и вниз, приближалась, оставляя позади бледное облако тонкой пыли в обрамлении загородки, а за ней – белые шахтные отвалы. Словно темные бусины на нитке, одна за другой лошади прошли поворот и вырвались на прямую.
– Пассат все еще там… кажется, выходит вперед… так, с меринком все кончено… а вот кобылки что-то нигде не видно.
– Вот она! Видишь, Дафф, сбоку, в стороне. Кстати, неплохо идет.
– Ну давай, милый, давай! – шептал Дафф. – Покажи, на что ты способен.
– Она вырвалась вперед… она догоняет, Дафф, быстро догоняет! – проговорил Шон.
– Давай же, Пассат, жми! – почти умоляющим тоном шептал Дафф. – Не подпускай ее, мальчик мой…
До слуха уже доносился топот копыт, словно отдаленный, но быстро нарастающий морской прибой.
Уже различались цвета одежды всадников: изумрудно-зеленый на рыжей кобылке и темно-коричневый с золотом на гнедом жеребце.
– Пассат, Пассат, давай, давай! – пронзительно закричала Кэнди.
Она подпрыгивала от нетерпения, шляпа то и дело съезжала ей на нос, и Кэнди раздраженно отбросила ее на спину. Волосы рассыпались по плечам.
– Дафф, она его догоняет!
– Хлыста ему, Гарри, хлыста, ради всего святого, хлыста!
Грохот копыт нарастал, теперь он казался раскатами грома – и промчался мимо. Ноздря кобылы достигла сапога Гарри; кобылка медленно, но верно продвигалась вперед и вот уже поравнялась с колыхающимся плечом Пассата.
– Хлыста ему, будь ты проклят! – вопил Дафф. – Дай ему хлыста!
Тут с быстротой атакующей мамбы мелькнула правая рука Гарри: щелчок, щелчок! Несмотря на гул толпы и грохот копыт, слышно было, как щелкает хлыст, и от жалящих его ударов жеребец рванул вперед.
Обе лошади пересекли финишную прямую, словно в одной упряжке.
– И кто же победил? – с болью в голосе спросила Кэнди.
– Не видел, черт его дери, – ответил Дафф.
– И я тоже, – сказал Шон, достал из кармана носовой платок и вытер лоб. – Нет, сердце мое не выдержит, как сказал бы Франсуа. Держи сигару, Дафф.
– Спасибо, самое время закурить.
Вся толпа повернулась к стенду над судейской будкой, и наступила напряженная тишина.
– И чего это они всегда так долго думают, неужели так сложно решить? – пожаловалась Кэнди. – Я так расстроилась… еще минута – и просто не выдержу, мне срочно нужно в туалет.
– Вывешивают! – крикнул Шон.
– Кто победил? – Кэнди подпрыгивала, стараясь увидеть результат через головы стоящих, но вдруг резко перестала – лицо ее было тревожно.
– Номер шестнадцать! – заорали Дафф с Шоном громовыми голосами. – Пассат!
Шон двинул Даффа кулаком по корпусу, Дафф согнулся пополам и головой сломал сигару Шона пополам. Потом они с двух сторон подхватили Кэнди и прижали к себе. Она сдержанно взвизгнула и едва отбилась.
– Прошу прощения, – пискнула она и убежала.
– Так, надо срочно выпить, я угощаю, – сказал Шон, прикуривая изуродованный обломок сигары.
– Нет, угощаю я, теперь моя очередь, я настаиваю.
Дафф взял его под руку, и с довольными улыбками они направились к буфету. Там за одним из столиков уже сидел Градски, и с ним Макс. Дафф зашел Градски за спину, одной рукой поднял с его головы цилиндр, а другой взъерошил жалкие остатки его волос:
– Ничего страшного, Норман, не все же тебе одному выигрывать.
Градски медленно повернулся, забрал у него шляпу, пригладил волосы, и глаза его налились желтым светом.
– Он собирается что-то сказать, – взволнованно прошептал Дафф.
– Я с вами согласен, мистер Чарливуд, все время выигрывать нельзя, – сказал Норман Градски. Он проговорил это отчетливо, без запинки, разве что слегка спотыкаясь на звуке «в», – этот звук всегда представлял для него трудность. Потом поднялся и, водрузив шляпу на голову, вышел.
– Чек я пришлю вам в контору в понедельник утром, – тихо сказал Макс, не отрывая взгляда от крышки стола. Потом встал и последовал за Градски.