Люси становилась все спокойнее. Это чувство овладевало ею постепенно, как действует заморозка при анестезии, притупляя эмоции и обостряя работу ума. Мгновения, когда ее буквально повергала в паралич мысль, что она делит кров с убийцей, наступали все реже, и она с удивлением обнаружила в себе способность хладнокровно наблюдать и подмечать детали.
Занимаясь обычными домашними делами, подметая пол в гостиной, где сидел и читал какой-то роман Генри, она задавалась вопросом, заметил ли он перемену в ее отношении к себе. Он был очень чуток к таким вещам, ничто не ускользало от него, и в том, как он повел себя в эпизоде с джипом, отчетливо ощущалась тревога и почти откровенная подозрительность. Он должен догадываться, что она сама не своя. Хотя, с другой стороны, ему довелось наблюдать, в какое смятение она пришла, когда Джо застал их вдвоем в постели, и вполне мог списать все ее странности на это.
Но при всем при том ее не оставляло странное ощущение: он в точности знает ее мысли, но почему-то предпочитает делать вид, будто ничего не изменилось.
Люси развесила постиранную одежду сушиться на козлах, расставленных в кухне.
– Прости за неудобство, – сказала она, – но я не могу бесконечно дожидаться окончания дождя.
Он без всякого интереса оглядел белье, сказав только:
– Ничего страшного, – и вернулся в гостиную.
Между тем среди множества мокрых вещей, висевших на веревках между козлами, был полный комплект свежей и сухой одежды для Люси.
На обед она приготовила пирог с начинкой из овощей по самому простому рецепту. Поставив еду на стол, позвала Генри и Джо.
Ружье Дэвида по-прежнему стояло в углу кухни.
– Мне не нравится видеть в доме заряженное оружие, – заметила она.
– Я уберу его, когда поем. Пирог тебе удался.
– А мне не нравится, – капризничал Джо.
Люси сама взяла ружье и положила его поверх буфета.
– Пусть остается здесь, лишь бы до него не добрался Джо.
– Когда вырасту, стану стрелять в немцев, – заявил Джо.
– Я хочу, чтобы сегодня после обеда ты поспал, – сказала ему Люси.
Она пошла в гостиную и достала из шкафчика пузырек со снотворным Дэвида. Две таблетки – более чем достаточная доза для крупного мужчины, и, по ее расчетам, четвертинки окажется довольно, чтобы ребенок крепко заснул даже среди бела дня. Она положила таблетку на разделочную доску, ножом разрубила, а потом сделала это с каждой половинкой. Положив четверть таблетки в чайную ложку, другой ложкой измельчила ее в порошок, перемешала в небольшом стакане с молоком и поставила перед Джо.
– Ты должен выпить все до последней капли.
Фабер молча наблюдал за ее манипуляциями.
После обеда она уложила Джо на диван с целой кипой книжек. Сам он читать пока не умел, но ему столько раз читали все эти истории вслух, что он выучил их наизусть и мог, переворачивая страницы и глядя на картинки, по памяти цитировать.
– Хочешь кофе? – спросила она Фабера.
– У тебя есть настоящий кофе? – спросил он удивленно.
– Да, осталось немного.
– Конечно, не откажусь!
Он следил, как она варила напиток. «Вероятно, боится, – подумала она, – что я и ему подмешаю снотворного». Из соседней комнаты до нее доносился голосок Джо:
«– Я спросил: «Эй! Кто-нибудь дома?» – повторил Пух громко-громко.
– Нет! – ответил чей-то голос…»
И он от души расхохотался, как делал всегда на этом месте. «О Боже милосердный, – про себя взмолилась Люси, – не допусти, чтобы Джо причинили вред!»
Она разлила кофе по чашкам и уселась напротив Фабера. Он через стол протянул руку и взял ее за пальцы. Какое-то время они сидели молча, потягивали кофе и слушали, как Джо «читает»:
«– А долго мне нужно худеть? – испуганно спросил Пух.
– Да так, с недельку.
– Ой, да не могу же я торчать тут целую неделю!»[27]
Его голос становился все более сонным, а потом и вовсе умолк. Люси зашла в гостиную и укрыла его одеялом. Подняла с пола книжку, выскользнувшую у сына из рук – это оказалась еще ее детская книжка, и она тоже знала ее наизусть. На обороте обложки каллиграфическим почерком ее матери было выведено: «Нашей уже четырехлетней Люси с любовью от мамы и папы». Она положила книгу на валик дивана. Потом вернулась в кухню.
– Он спит.
– И что теперь?..
Он протянул ей руку. Она заставила себя взяться за нее. Он встал, но она пошла первой вверх по лестнице и в спальню. Закрыла за ними дверь и стянула через голову свой свитер.
Он несколько секунд стоял неподвижно, разглядывая ее грудь. Затем тоже начал раздеваться.
Люси легла в кровать. Наступал момент сыграть роль, и она боялась, что не сможет с ней справиться – нужно было изобразить наслаждение его телом, тогда как на самом деле ею владели только страх, отвращение и чувство вины.
Он лег рядом и обнял ее.
И уже совсем скоро она обнаружила, что притворяться ей нет никакой необходимости.
Потом она лежала, опустив голову на его полусогнутую руку, и удивлялась, как может мужчина делать с женщиной то, что сейчас сделал с ней он, и потом продолжать любить ее?
Но вслух спросила только:
– Хочешь чаю?
– Нет, спасибо.
– А мне хочется пить.
Она высвободилась из его рук и встала. Когда он тоже стал подниматься, она положила ладонь ему на живот и сказала:
– Нет. Оставайся здесь. Я принесу себе чай наверх. Мы ведь с тобой еще не закончили.
Он усмехнулся:
– Как я погляжу, ты хочешь наверстать все упущенное за четыре года.
Едва она вышла из спальни, улыбка сползла с ее лица как маска. Сердце неистово колотилось в груди, когда она поспешно спускалась вниз по лестнице. В кухне она загремела чайником, зазвякала чашками, а потом стала быстро надевать на себя вещи, замаскированные среди постиранных. Руки дрожали так сильно, что она с трудом застегнула пуговицу на брюках.
Сверху донесся какой-то звук, и она застыла на месте, вслушиваясь и заклиная: «Оставайся там!» Но он, вероятно, просто сменил позу.
Теперь Люси пошла в гостиную, где глубоким сном спал Джо, по временам слегка поскрипывая зубами. «Боже, молю, только бы он не проснулся!» Она взяла сына на руки. Джо забормотал во сне что-то про Кристофера Робина, и Люси даже зажмурилась, словно это могло заставить его затихнуть.
Она плотно закутала его в одеяло и вернулась в кухню, чтобы снять с крышки буфета ружье, но оно выскользнуло из ее рук и упало на полку, расколотив тарелку и две чашки. Грохот получился оглушительным. Она стояла на месте не шевелясь.
– Что там у тебя случилось? – крикнул Фабер сверху.
– Уронила чашку. – Ей с трудом удалось унять дрожь в голосе.
Пружины матраца снова застонали, и у себя над головой она услышала шаги. Но возвращаться было уже поздно. Она подхватила ружье, открыла заднюю дверь и, прижимая к себе Джо, побежала к сараю.
В этот момент ею вдруг овладела паника: оставила ли она в джипе ключи? Конечно же, должна была оставить. Она всегда так делала.
Поскользнувшись в грязной луже, упала на колени. Из глаз хлынули слезы. На какую-то секунду решимость покинула ее, и возник соблазн остаться на месте, дать ему настигнуть себя и убить, как он убил ее мужа, но взгляд упал на ребенка, которого она держала на руках. Это заставило ее подняться и бежать дальше.
Она распахнула ворота сарая и сначала открыла дверь со стороны пассажирского сиденья, на которое пристроила Джо, но он стал соскальзывать с него.
– О Боже! – всхлипнула Люси. Она снова усадила мальчика, и на этот раз он остался в нужном положении. Затем обежала вокруг и села за руль, опустив приклад ружья на пол между ног.
Включила стартер. Двигатель чихнул и заглох.
«Пожалуйста, заводись!»
Она снова повернула ключ в замке. И на этот раз мотор взревел.
Из задней двери дома показался Фабер, бросившийся к ней.
Люси добавила газа и включила коробку передач. Ей показалось, что джип выпрыгнул из сарая. Она нажала на акселератор до отказа.
Несколько секунд колеса пробуксовывали в грязи, потом машина тронулась и застряла снова. Наконец джип начал набирать скорость, но убийственно медленно. Она удалялась от дома, но Фабер преследовал машину босиком по грязи.
Люси поняла, что расстояние между ними сокращается.
Снова надавила на газ изо всех сил, едва не сломав рукоятку. От ужаса ей хотелось орать в голос. Фабер находился уже в каком-то ярде от джипа, готовый поравняться с ним. Он бежал как настоящий спортсмен – руки работали как поршни, ступни шлепали по грязной земле, щеки раскраснелись, грудь ритмично вздымалась.
Мотор надрывался, а потом с резким толчком автоматически переключилась передача, придав движению автомобиля новый импульс.
Люси посмотрела назад. Фабер явно понял, что может безнадежно отстать, и последним усилием, в прыжке сумел ухватиться левой рукой за ручку двери, готовясь зацепиться за что-нибудь и правой. Теперь машина тащила его, а он бежал, едва касаясь ступнями земли. Люси посмотрела ему в лицо, которое оказалось так близко – побагровевшее от чрезмерного усилия, искаженное гримасой боли. Мышцы на его мощной шее до предела напряглись.
И тут Люси поняла, что должна сделать.
Она сняла руку с руля и сквозь открытое окно ткнула его прямо в глаз длинным ногтем указательного пальца.
Он отпустил машину и упал, прикрывая ладонями лицо.
Теперь дистанция между ним и джипом быстро увеличивалась.
А Люси поняла, что рыдает как малое дитя.
В двух милях от своего коттеджа она увидела инвалидную коляску.
Она памятником стояла на краю скалы. На ее металлический каркас и большие колеса бесконечный дождь не оказал ни малейшего воздействия. Люси приблизилась к ней из неглубокой ложбины и, поднявшись на взгорок, рассмотрела ее очертания на фоне светло-серого неба и кипящего внизу моря. На Люси она произвела впечатление подранка, ямы в земле, оставшейся после вывернутого с корнями дерева, дома с разбитыми окнами – словно ее владельца тоже вырвали из сиденья с мясом.
Люси вспомнила, как впервые увидела эту каталку в больнице. Ее поставили рядом с койкой Дэвида, новую, всю блестящую, а он ловким движением перебрался в нее и принялся кататься туда-сюда по палате, показывая, какой он молодец.
– Она легкая как перышко. Их ведь теперь делают из авиационных сплавов, – сообщил он с наигранным энтузиазмом в голосе и снова промчался между рядами больничных кроватей. Но потом остановился в дальнем конце палаты спиной к ней, и когда Люси через минуту подошла к нему, то поняла – он плачет. Она встала перед ним на колени, взяла за руки, но ничего не сказала.
Это был последний раз, когда он позволил ей утешать себя.
А теперь в этом открытом месте на краю скалы дождь и пропитанный морской солью ветер скоро справятся с самым прочным сплавом. Каталка со временем подвергнется коррозии и осядет, резину разъест без следа, кожа сиденья сгниет.
Люси проехала мимо, не сбавляя хода.
А еще через три мили, где-то на полпути между двумя коттеджами, в машине кончилось топливо.
Она быстро справилась с овладевшей ею паникой и заставила себя мыслить рационально, не успел джип задергаться и встать.
Человек пешком развивает скорость до четырех миль в час, как где-то прочитала она. Генри сложен атлетически, но при этом у него болит лодыжка, и хотя казалось, что она заживает очень быстро, отчаянный рывок за машиной не мог не сказаться. Она опережает его по меньшей мере на час, решила Люси.
(В том, что он последует за ней, сомневаться не приходилось. Как и она сама, он прекрасно знал о радиопередатчике в коттедже Тома.)
Времени у нее имелось достаточно. В задней части джипа лежала канистра с половиной галлона бензина как раз для таких случаев. Она выбралась из машины, достала канистру и открутила крышку бензобака.
Но потом вдруг передумала, так как в голову ей пришла мысль, заставившая ее саму поразиться коварству своего нового замысла.
Она снова закрутила крышку бака и двинулась к передней части машины. Убедившись, что зажигание отключено, она открыла капот. Не сказать, что ей хорошо было известно устройство двигателя, но такая деталь, как прерыватель-распределитель, была ей знакома, и она знала, куда ведут от него провода. Она уложила канистру вплотную к корпусу мотора и открыла крышку.
Среди набора инструментов легко нашелся свечной ключ. Она вывинтила одну из свечей, еще раз проверила, не включено ли зажигание, а потом всунула свечу в горловину канистры, закрепив обрывком веревки. Затем закрыла капот.
Когда сюда доберется Генри, он наверняка попробует завести джип. Он повернет ключ в замке, стартер сработает, в свечах проскочат искры, и канистра с бензином взорвется.
Люси не была уверена в силе взрыва, но знала наверняка: ее врагу он точно не поможет.
Однако уже через час она пожалела о собственной сообразительности.
С трудом пробираясь по грязи насквозь промокшая, со спящим ребенком на руках, ей хотелось только одного: лечь на землю и умереть. По здравом размышлении она поняла, что устроенная ею ловушка может не сработать и даже обернуться против нее самой. Бензин не взорвется, а просто начнет гореть. Если же кислорода окажется недостаточно, то не возникнет даже пожара. Но наихудшей представлялась вероятность, что Генри, почуяв подвох, заглянет под капот, обезвредит «бомбу», зальет топливо в бак и помчится ей вслед.
Она очень хотела присесть и отдохнуть, но понимала: если сейчас сядет, то едва ли сможет снова подняться на ноги.
К этому времени Люси уже должна была увидеть коттедж Тома. Она никак не могла сбиться с дороги, и не только потому, что ходила этим путем много раз: на острове таких размеров заблудиться невозможно в принципе.
Она узнала рощицу, где они с Джо однажды видели лису. До коттеджа Тома отсюда никак не больше мили. И она бы уже точно видела его, если бы не дождь.
Люси переместила Джо на другое плечо, переложила ружье из одной руки в другую и усилием воли заставила себя продолжать передвигать ноги.
Когда дом наконец стал заметен сквозь дождевую пелену, она чуть не закричала от радости. И к тому же он оказался ближе, чем она рассчитывала, – до него оставалось не более четверти мили.
Внезапно даже Джо перестал ей казаться таким уж тяжелым. Хотя последний отрезок пути пришлось проделать чуть в гору – коттедж Тома стоял на небольшом холме, – она добралась до него в считанные минуты.
– Том! – окликнула она хозяина, подойдя к входной двери. – Том! Где ты?
Но в ответ лишь услышала лай собаки.
Она вошла внутрь.
– Том, помоги мне! Скорее!
Боб взволнованно вертелся у нее в ногах, яростно лая. Том не мог уйти далеко. Вероятно, он находился в амбаре. Люси поднялась наверх и уложила Джо на кровать Тома.
Радиопередатчик стоял тут же в спальне – сложная с виду конструкция, вся в проводах, кнопках, рукоятках и с циферблатом. Рядом лежало нечто напоминавшее ключ для передачи сообщений азбукой Морзе. Она чуть притронулась к нему, он издал писк. И откуда-то из глубин памяти (возможно, из прочитанного еще в юности приключенческого романа) вдруг всплыл код сигнала тревоги – «SOS». Она снова взялась за ключ: три коротких, три длинных, три коротких.
Но где же Том?
Снаружи донесся шум, и Люси подбежала к окну.
По склону вверх к дому приближался джип.
Генри обнаружил-таки ловушку и воспользовался бензином по назначению.
Она кинулась прочь, собираясь спуститься вниз и начать барабанить в ворота амбара, но на лестничной клетке замерла. Боб стоял в открытом проеме двери, которая вела во вторую спальню. В ту, которой никто не пользовался.
– Пойдем со мной, Боб! – позвала она, но собака не трогалась с места, продолжая лаять. Люси подошла к псу, собираясь взять его за ошейник.
И тут она увидела Тома.
Он лежал лицом вверх на голых досках пола пустой спальни. Его глаза неподвижно уставились в потолок. Вывернутая наизнанку кепка валялась рядом с головой. Полы его пиджака распахнулись, а в нижней части рубашки расплылось совсем небольшое пятно крови. У него под рукой стоял ящик с бутылками виски, и у Люси мелькнула совершенно неуместная мысль о том, что старик, должно быть, слишком много пьет.
Она пощупала пульс.
Том был мертв.
«Думай, думай!»
Генри вчера вернулся в ее дом такой побитый, словно кто-то задал ему изрядную трепку. Именно тогда он убил Дэвида. А сегодня приехал сюда, в коттедж Тома, «чтобы забрать Дэвида», как он ей сказал. Но ведь он прекрасно знал: Дэвида здесь нет. Так зачем понадобилась поездка? Теперь ответ стал очевиден – чтобы расправиться с Томом.
Значит, она осталась совершенно одна.
Люси все-таки ухватила собаку за ошейник и оттащила от трупа хозяина. Потом какое-то странное чувство заставило ее вернуться и застегнуть пиджак поверх нанесенной стилетом раны, которая и убила Тома. Она закрыла дверь пустой спальни, вернулась в другую и снова выглянула в окно.
Джип только что остановился перед домом, и из него вышел Генри.