― Подождите, как не стоит в плане? ― удивилась Лида. Голос ее задрожал. ― У ребенка в сердце отверстие. Она в любой момент может…
― К сожалению, у меня только эти сведения. Вы, мамочка, пожалуйста, не волнуйтесь, как раз сегодня ваш лечащий врач будет разговаривать с родителями пациентов. Подъезжайте и все про свою девочку спросите непосредственно у доктора. До свидания!
Лида сосредоточенно глядела на телефон.
Кто-то невидимый уцепился когтями за кухонное окно и принялся скрести металлическим клювом по стеклу.
Лида покрылась гусиной кожей.
Из вентиляционной решетки потянуло злобным предательским смехом.
Соседи за стеной принялись ругаться.
«Что, если врачи отказались делать операцию: опасно, бессмысленно, девочку все равно не спасти?»
«Пусть ребенок спокойно умрет дома, среди родных и любимых игрушек, зачем лишний раз мучить» ― кажется, она слышала такую фразу в американском фильме?
«Тьфу-тьфу, типун тебе на языка! ― затрясла головой Лида. ― Может быть, операция из-за инфляции подорожала, и нужно всего лишь доплатить небольшую сумму? Или Лиза простыла, пришлось отложить все на несколько дней? А может, карантин из-за гриппа?»
В студию Лида вбежала почти в полдень.
К счастью, ее никто не хватился: ждали Надежду Бабкину с Гором, они должны были озвучивать важного селезня и крякву с сизыми крыльями.
― А Евгений Алексеевич где? ― поспешно сбросив куртку и включив компьютер, спросила Лида у соседки.
― Срочно отъехал. Кстати, крутился возле твоего компа. Спросила, ищете что? Не ответил.
Лида изобразила недоумение, мол, кто его знает, что шефу нужно, и подняла лист бумаги.
На клавиатуре лежал крошечный шоколадный ангелок в серебристой фольге.
Маленькая фигурка пахла ванилью и до щемящей сердечной боли напоминала Лизу.
Лида спрятала шоколадку в сумочку, быстро написала в «аське» менеджеру редакции:
«Мне в два часа смыться нужно, прикроешь?» ― «Гречинина у зубного, подходит?» ― «».
Лида вытащила прозрачный пакетик с синими бахилами, наклеила этикетку с надписью «сухая поземка» и собралась отнести звук в фонотеку, маленькую комнату со стеллажами, которую Евгений Горелый выделил по Лидиной просьбе.
Но внезапно студия наполнилась праздничным шумом: пришли Бабкина и Гор.
― Обалденно выглядит, ― зашептался кто-то из девушек. ― Как думаешь, стволовые клетки?
― Старинные казачьи рецепты! ― заявила певица, обернувшись. ― Для волос мед с горилкой, можно с коньяком, для лица ― маска из арбуза.
Гостям предложили чай с миндальными пирожными.
Лида выслушала рецепт арбузной маски и с сожалением покинула компанию: нужно купить Лизе вкусненького, да и НИИ педиатрии ― не близкий конец, а врач будет принимать родителей всего один час.
Минут через сорок она вышла из станции метро Петровско-Разумовская на улепленную магазинчиками и павильонами шумную грязную площадь.
В кондитерской лавке купила Лизе расписной пряник в виде солнышка. В аптеке ― бутылочку морковного сока. А в ларьке с украшениями ― набор разноцветных «крабиков» для волос.
Подумала и купила еще три картонных сундучка с конфетами, для медсестер.
Почти на каждой маршрутке, поджидавшей пассажиров, были надписи «Ин-т педиатрии» или «Клиника Федорова».
Сколько же людей, а главное, детей болеют! А она, Лида, никогда об этом не задумывалась
Маршрутка бесконечно долго ехала запруженными улицами, объезжала пробки заснеженными дворами.
На плазменной телевизионной панели над лобовым стеклом мелькала нескончаемая реклама.
В здание института Лида вошла в полчетвертого.
К окошку, за которым выписывали пропуски, уже стояла молчаливая очередь.
― Мне с доктором побеседовать, отделение кардиологии, ― робко попросила Лида, опасаясь, что к детям пускают только близких родственников и ее, Лиду, с позором прогонят.
Но дежурная спросила фамилию ребенка и, не глядя на посетительницу, заполнила бумажку с печатью.
Уже знакомой дорогой Лида прошла в отделение.
― Подскажите, беседы с родителями… ― обратилась она к медсестре.
Та кивнула головой в сторону холла: на одном из диванов сидел рослый, крепкого телосложения доктор в зеленом операционном костюме, белых носках и шлепанцах и что-то объяснял женщине с измученным лицом.
Лида тихонько подошла ближе и встала у стены.
В холле был еще один диван, но она суеверно решила стоять, словно эта крошечная, с бисеринку, жертва должна была принести добрые вести о Лизе.
Наконец измученная женщина ушла, доктор взглянул на Лиду.
Она присела на краешек дивана.
― Здравствуйте.
― Добрый день. Это у нас кто? ― спросил врач.
Лида поглядела на толстую золотую цепочку с большим крестом на шее доктора и совершенно не к месту подумала: «Все-таки непонятно, куда делся кулон с солнцем в виде звездочки?»
― Фамилия ребенка? ― снова напомнил врач.
― Елизавета Гонсалес, ― сказала Лида.
И вдруг увидела, как надевает цепочку с кулоном под черный свитер, в котором ходила в дом на Мясницкой.
Доктор перебрал карты пациентов, раскрыл Лизину.
Серебристая, как изморозь, цепочка Лиды тихо соскользнула, звездочка упала в ворс дорогого ковра, хрустально, с тихим замирающим эхом звякнула изумрудная капля.
Врач поднял глаза на Лиду, от его взгляда сердце девушки превратилось в осколок льда.
― Так как операция пока не проплачена, Лиза поставлена на лист ожидания по федеральной квоте высокотехнологичной помощи. А в настоящее время получает поддерживающую терапию.
― Не проплачена? ― помертвевшим голосом переспросила Лида. ― Не может быть! А где деньги? Ведь я ему отдала… Десять тысяч долларов!
― Отдали? Кому? У нас оплата идет строго через кассу, вы подписываете договор, бухгалтер обязан выдать чек. Вы кому-то из сотрудников передали деньги?
― Нет, не сотрудникам. Лизиному брату. Он уверял, в понедельник уплатит.
― К сожалению, пока ничего.
― Скажите, а сколько Лиза может жить без операции?
Доктор вздохнул и закрыл карту.
― Такие вопросы нужно задавать в церкви. Там ― доктор поднял глаза ― знают ответ. А мы, к великому сожалению, не боги, а всего лишь врачи.
― Я понимаю… ― прошептала Лида.
― Послушайте, девушка… Знаете, любому из наших врачей легче в операционной двенадцать часов простоять, чем говорить это семье. Но, к сожалению, реальность такова: все упирается в финансирование. Лиза, насколько я помню, даже без направления облздрава поступила? Я могу в свой выходной выйти, прооперировать, без оплаты, на энтузиазме, но стоимость материалов, медикаментов? Институт ведь все это закупает, бесплатно нам ничего не дают. Бесплатно все только в репортажах по телевизору.
Лида подняла голову.
Возле стены, в тяжелой, тягостной тишине стояла сумрачная очередь.
Пожилая дама в дешевом турецком свитере, молодая женщина, встряхивающая меховую шапку от снега, на лицах у всех было написано: «Сколько можно вопросов задавать, бессовестная, будто ей одной надо с доктором говорить!»
Лида поспешно встала и спросила:
― Спасибо, что поговорили. Можно Лизе передать сок и пряник?
― Конечно. Только сейчас у детей тихий час, оставьте все постовой медсестре, она обязательно передаст, когда Лиза проснется. Все вам доброго, будем надеяться на лучшее!
«Почему он не оплатил операцию? Не успел? Не мог уйти с работы? А вдруг потерял? Украли? Или того парня, который приходил за деньгами, по дороге ограбили? Но неужели позвонить не мог, все объяснить? Если украли, надо в полицию идти, это же не копейка, десять тысяч долларов!»
При слове «полиция» Лида вздрогнула, непроизвольно передернулась и с таким отчаянием втянула сырой воздух, что заныли зубы.
«Какая полиция―милиция, господи? Я сама эти деньги украла. А что, если тому человеку они тоже на лечение нужны были? Может, у него мать при смерти? И не такой уж он богатый, как наговорил Иван?»
Она вспомнила комнату с обеденным столом, кабинет. Ничего там особенного не было! Даже у обычного певца, не олигарха, дом в сто раз роскошнее!
Лиду бил озноб, влажный холод пробирался по спине под пуховик, под нарядную атласную блузку. Сапоги, утонувшие в ледяной каше, промокли, от голода тянуло желудок и кружилась голова.
Она бежала напрямик, не разбирая дороги, не выискивая сухих подмерзших тропинок. Месила снежную квашню, задыхалась от захлестнувшего горя, жалости к Лизе и самой себе: «Неужели все было напрасно?!»
Посреди остановки разлилась коричневая лужа.
Лида зубами стащила с озябшей руки перчатку, достала мобильник и принялась остервенело набирать номер Ивана.
Временно заблокирован, трижды услышала она.
Возле остановки притормозила маршрутка, обдав Лиду грязными лоскутами брызг.
― До метро едете?
― До «Войковской», ― устало ответил пожилой водитель-кавказец.
Лида пробралась в дальний угол, села возле заляпанного бурыми разводами окна и прикрыла глаза.
На экране под потолком маршрутки бодро шумела реклама. В ней жили счастливые девушки, единственной проблемой которых была сухость кожи.
В метро оказалось еще холоднее: прибывающие поезда гнали промозглый сырой воздух, под ногами чавкала жижа, которую пассажиры тащили с улицы.
Уборщица сгребала растекающуюся кашу деревянной шваброй с длинной перекладиной.
Лиде казалось, грязь, как в фильме ужасов, плывет по эскалатору, вот-вот стечет с платформ, заполнит тоннели, просочится в вагон через окно, приоткрытое над ее головой.
От «Павелецкой» она уже знакомой дорогой быстро дошла до Монетчиковых переулков. Но не пересекла двор, а обошла его вдоль стен домов, чтобы Иван не увидел ее ненароком из окна подвала и не попытался скрыться, избегая разговора.
Лида осторожно, почти задевая крашеную кирпичную стену, приблизилась к зарешеченному, мутному окошку, едва достававшему ей до пояса, прислушалась.
Но напрягать слух не было нужды: из подвала отчетливо доносились музыка и гул мощного компьютера. Голос Ивана, весело переговаривавшегося с кем-то из друзей, перемежался взрывами хохота.
Лида перестала осторожничать, энергично прошагала ко входу в подвал, решительно постучала в дверь кулаком.
Потом с размаху хлестнула сумкой.
Снова забарабанила кулаками.
Когда она отошла на шаг, приноравливаясь ударить по железу подошвой сапога, дверь распахнулась, и Лида увидела парня, приходившего к ней за деньгами.
Он отвел глаза в сторону, потом посмотрел куда-то за Лидино плечо.
― Здравствуйте, к Гонсалесу можно? ― холодно сказала Лида, давая понять: вопрос задан чисто из вежливости и она не собирается ждать разрешения на то, чтобы войти.
― А его нет.
«Этот тип ведь не мог знать, что за дверями буду я. Но сходу заявил: Ивана нет. Выходит, Гонсалес заранее предупредил всех, чтоб меня не пускали? Не желает видеть, скрывается?»
― В самом деле? А когда будет? ― усмехнулась Лида. ― После дождика в четверг?
― Около того, ― ответил парень и попытался скрыться.
Лида молча навалилась на дверь, влетела внутрь, едва не сорвавшись с лестницы, ухватилась за стену и побежала вниз, по щербатым цементным ступеням.
Повернула налево, в жаркий закуток, заваленный банками из-под пива и энергетиков. На обшарпанном кожаном диване опять кто-то спал, Лида успела увидеть грубые ботинки и жидкую бороду, заплетенную в тощую косичку.
Она быстро вошла в знакомую полутемную комнату.
Иван сидел за компьютером.
Глянув на Лиду, он отвернулся и взялся за мышь.
― Слушай, Чилиец, сам разбирайся со своими подругами, ― заявил «охранник», спустившись следом за девушкой.
Лида рванула молнию на куртке, рывком подтащила к столу Ивана стул, резко села, с тихим гневом произнесла:
― Может быть, объяснишь, где деньги?
Иван молчал, щелчками мыши открывая и закрывая страницы.
― Я сейчас была в больнице, ты не оплатил операцию.
― Ну не оплатил, ― бросил Иван и съехал, небрежно развалясь и расставив ноги, на край кресла.
― А деньги где? ― едва сдерживаясь, чтобы не закричать, тихо спросила Лида.
― Денег нет.
― Как ― нет? Да выключи ты эту идиотскую музыку! Как нет?! А операция?!
― Не ори! Они обязаны Лизке операцию сделать бесплатно, сволочи! Я все узнал: деньги выделяются! Они, сволочи, их воруют! Врачи воруют!
Лида вцепилась в поручень и яростно дернула кресло Ивана.
Мышь вылетела из его руки, повисла, раскачиваясь, между столом и грязным полом.
― Что ты несешь?! Что за мерзость ты говоришь?! Какие врачи твои деньги воруют?! Она же умрет в этой бесплатной очереди!
― А это с папаши ее надо спросить! Гад, сделал матери ребенка, а теперь у него денег нет! Это он должен деньги искать, он, папаша хренов!
― Иван, пожалуйста, отдай мне деньги, я сама прямо сейчас отвезу их в институт. Честное слово, прямо сейчас! ― жалобно попросила Лида. ― Я согласна с тобой, ты прав: и власти наши нефтяные о детях не думают, и отец Лизочки ― гад безответственный. Но Лизочке от этих слов не легче. Ванечка, давай вместе поедем, ты сам уплатишь.
― Нет у меня этих денег!
― А где они, объясни, я все пойму: украли?
― Все ушло на промо-компанию нашего диска. Что, не знаешь, какие там прайсы?
― Какого диска? ― недоверчиво спросила Лида, боясь поверить в то, что услышала от Ивана.
― Альбом нашей группы «Мертвый хорек». Поздравь, мы альбом записали.
― Ты потратил десять тысяч долларов на раскрутку своего диска? ― с трудом разлепив пересохшие губы, уточнила Лида. ― Я должна тебя поздравить?
― А как еще можно пробиться в наше время? Только за бабки.
― А в интернете выложить не дешевле было? ― с трудом сдерживаясь, чтоб не швырнуть на пол монитор с полуголой девицей на экране, поинтересовалась Лида. ― На YouTube разместить? Сотни людей становятся знаменитыми, просто выкладывая свою музыку в интернете. Бесплатно!
― Я тебе бесплатно объясню, как такие дела делаются. Чтоб ты раз и навсегда поняла и заткнулась со своими бесплатными советами!
― Я достала эти деньги, а теперь должна заткнуться?
― Я тебе очень благодарен. Премного! На колени встать? Давай встану. Чтобы альбом раскрутить, нужно, чтоб его каждые три минуты по радио вставляли. На это миллион требуется или крепкая любовь с владельцем радиостанции. Где он у меня, миллион? Народ идет другим путем. Платишь промоутеру со связями. Он снимает ночной клуб в центре, потусовее, и рассылает во все СМИ пресс-релиз: завтра в клубе хрен таком-то презентация альбома молодой заводной группы «Мертвый хорек». Приглашены: Алла Пугачева, Максим Галкин, Николай Басков, весь этот старый отстой. Главная ― старуха. Прикинь, ― глаза Ивана загорелись восторгом и завистью, ― ей платят десять тысяч баксов только за то, чтобы она на двадцать минут заглянула на огонек к молодой, неизвестной группе.
― Кто тебе такую чушь сказал? Промоутер? За деньги он тебе не только Пугачеву, а и Медведева с Обамой пообещает.
Иван не слушал Лиду и с жаром, торопливо говорил:
― Потому что на презентацию неизвестных музыкантов никто из этих хреновых корреспондентов не пойдет, а где юморист с пенсионеркой ― там все журналюги. У них связь с клубами налажена: куда примадонна заедет вечером, оттуда сразу информацию этим папарацци поганым сливают. Они и ездят за ней по всему городу. Потому что примадонна ― это всегда обложка. Если Пугачева с Галкиным или Басковым на первой полосе, народ всегда газету хапнет. И в обеденный перерыв офисная служащая с интересом прочитает репортаж: вчера на презентации нового альбома «Мертвого хорька» побывала Алла Борисовна. Она тепло приветствовала молодых, но уже известных (известных, ха!) музыкантов и даже подарила одному из них, Ивану Гонсалесу, браслет, преподнесенный ей неизвестным поклонником. «Ой, кто же этот поклонник? ― размышляет читательница. ― Молодец, Алла Борисовна, крутит мужикам головы. А что за группа-то, «Мертвый хорек»? Ой, чего-то я такое помню, вроде они на «Новой волне» в Юрмале были? Точно, были. Если примадонне понравилась, надо бы тоже купить альбомчик». И назавтра ты, как Ксюша Собчак, просыпаешься в шоколаде. Под окном уже фотографы, в подъезде ― фанатки визжат, предлагают помыть пол, погладить шнурки и сбегать в магазин.
Иван еще сильнее развалился в кресле и вытянул ноги.
Лида с ужасом смотрела на его блаженную улыбку.
― Ты об этом мечтаешь?! Это твоя цель в жизни?! Не могу поверить…
― А у тебя цель не такая? Ты не хочешь быть богатой и знаменитой? Мечтаешь быть бедной и больной?
Лида смешалась.
― Но не такой же ценой?
― Цена всегда одинаковая: или выживаешь ты, или кто-то другой. На всех славы и денег не хватает.
― Значит, ты готов заплатить за свою славу жизнью Лизы?
― Слушай, не надо меня подлецом и мерзавцем выставлять! Я не такая скотина, как тебе хотелось бы! Лизу прооперируют, обязаны! Я на сайте Минздрава смотрел: деньги на высокотехнологичную помощь детям выделяются в полном объеме.
― Ты бы еще на сайт нацпроекта «Здоровье» зашел, порадовался за нашу медицину.
― Как я с такой идиоткой жил? ― зло бросил Иван, потянулся вперед и прибавил громкости музыке.
Стул под Лидой завибрировал, задрожали стены.
Лида вскочила, вырвала из-под руки Ивана клавиатуру, с силой швырнула об пол и побежала по узкой щербатой лестнице прочь из подвала.
― Да верну я тебе эти деньги, истеричка! ― проорал вслед Иван. ― После первых же гастролей, как только раскрутимся!
Во дворе, заставленном машинами, было темно.
Лида брела, загребая снежное месиво.
Зловещий гул разрывал легкие, шум распоркой вставал в горле, звуки впивались в кожу, как обрубки колючей проволоки.
Возле метро на Лиду накинулось змеиное шипение шин, шальным ножом ударил в висок чей-то пьяный выкрик.
Лида вздрогнула и равнодушно сообщила пенсионерке, из-под полы торговавшей домашним соленьем:
― Завтра за мной придут.