Лида знала из фильмов и книг: людей забирают под утро ― теплыми, сонными, плохо соображающими. Им не дают толком собраться, попрощаться с родным домом. Специально, чтобы сломить волю. Надломленный, растерянный, испуганный человек легко сознается в преступлении, показывает, как вошел в чужой дом, откуда взял деньги, куда бросил нож и спрятал тело жертвы. Лида, конечно, во всем признается, она преступница и заслуженно понесет наказание. Но встретить судьбу неподготовленной ― с грязной головой и без смены белья, ей не хотелось.
Она тщательно вымылась: дважды намылилась гелем для душа и долго втирала в волосы шампунь.
Стерла лак и коротко остригла ногти.
Надела простые хлопчатобумажные трусики, белый трикотажный лифчик и майку.
Сложила в плотный полиэтиленовый пакет из супермаркета пластиковые шлепанцы, упаковку прокладок, расческу, зубную щетку, мыло в простой мыльнице, туалетную бумагу.
По телевизору она видела: женщины-заключенные ходят в платках.
Платка у Лиды не было.
Зато нашлась упаковка аскорбинки. Хорошо, что аскорбинка дешевая, дорогие витамины у заключенных отбирает охрана. Говорят, дорогие продукты ― копченую колбасу, шоколадные конфеты ― охранники тоже забирают себе. Поэтому брать надо чай, сахар, сухари и сигареты. За сигареты, рассказывали в одной из передач на НТВ, на зоне можно выменять все.
А еще ― тоже по телевизору показывали ― в тюрьмах и колониях сидит много женщин, с которыми лучше не ссориться: они больны СПИДом, гепатитом, им нечего терять.
Лида отрешенно, но спокойно, словно все происходило не с ней, прислонила набитый пакет к стене возле входной двери.
Сокрушалась лишь о том, что не догадалась купить сигареты.
Придется первое время обходиться без них.
Нет, все-таки без платка никак, решила Лида.
Повязала голову согнутым по диагонали кухонным полотенцем, поглядела в зеркало. Над ухом торчала петелька из тесемки, поперек лба вышагивал бычок с поварешкой в раздвоенном копыте.
Нет, нельзя: сразу видно ― полотенце. Товарки скажут: какая-то корова из третьего барака с бычком на голове ходит.
Лида стащила полотенце с волос и повесила на место, на крючок в кухне.
Выключила свет над плитой и побрела в комнату, немного поспать.
Звякнула эсэмэска.
«Спокойной ночи, любимый летучий мышонок», ― прочитала Лида и поцеловала экран мобильника.
Она долго размышляла, послать ли в ответ любимому прощальную эсэмэску, да так и заснула, ничего не надумав.
В дверь позвонили в восемь утра.
Лида уже давно сидела на диванчике на кухне: в спортивном костюме и махровых носках, с пакетом вещей в ногах.
«Прямиком в квартиру прошли, в домофон не звонили, значит, точно милиция», ― спокойно подумала она, перенесла пакет к комоду и, не спрашивая «Кто?», открыла дверь.
На площадке стоял полицейский с папкой в руке.
― Здравствуйте, я ваш участковый инспектор, ― сообщил полицейский и стянул с углов папки черные резинки.
― Мне выходить? ― спросила Лида.
― Куда?
― В это… в машину, в СИЗО ехать? ― пролепетала Лида.
― Девушка, вы не умничайте. Вопросы задавать буду я, работа у меня такая.
― Извините, ― заикаясь, сказала Лида.
Участковый протянул удостоверение: солидное, с голограммой и цветной фотографией.
Слова прыгали перед глазами, Лида вернула удостоверение, так и не разобрав фамилию и звание полицейского.
― Поквартирный обход: составляем паспорт дома, записываем, кто живет. Где работаете?
«Зубы заговаривает, ― догадалась Лида. ― Плетет на ходу. Видно, проверяет, нет ли в квартире еще преступников, или ждет ОМОН для поддержки».
― Я не собираюсь оказывать сопротивление, ― понуро сообщила Лида.
― Войти можно? ― недовольным голосом спросил полицейский.
― Да, конечно.
― Сесть куда можно?
― За тот стол, ― пробормотала Лида.
Участковый положил папку на клеенку в ярких подсолнухах, раскрыл вместе с вложенной внутрь амбарной книгой, попросил паспорт и прицелился ручкой в разлинованные на колонки листы.
Лида подала приготовленный с вечера документ.
Инспектор переписал фамилию, дату рождения.
― Кто еще прописан?
― Никого, я одна.
― Место работы?
― Киностудия «Архангел», режиссер звукового оформления.
Полицейский с интересом хмыкнул:
― Кого только на участке нет: и замминистра, и певец оперный, и академик, и колдун, теперь еще и режиссер. Телефон для связи?
Лида покорно продиктовала номер.
― Ну и все вроде, ― сказал полицейский.
― Мне вещи прямо сейчас взять?
― Какие вещи?
― Ну как это говорится: с вещами на выход?
― Ценю ваш тонкий английский юмор, ― бросил участковый и достал из папки распечатанный на принтере кусочек плотной бумаги. ― Это моя визитка, если соседи будут беспокоить, собака цапнет или наркоманы в подъезде обоснуются, и вообще, если непорядок какой, сразу звоните. Разберемся, протокол составим, оштрафуем.
― Так вы не за мной пришли? ― дрожащим голосом спросила Лида. ― На допрос?
― А ты что, натворила чего? ― испытующе глянул на девушку и сразу перешел на «ты» участковый. ― Без регистрации кто-то в квартире проживает? Или травкой балуешься? Творческая профессия, то да се? Сейчас-то не под кайфом? Ну-ка зрачки покажи!
― Да вы что! Какая травка! ― возмутилась Лида. ― Я что, на наркоманку похожа?
― Кто вас знает, артистов! Мне этой дури на участке не надо! До свидания, звоните, если что.
Лида дрожащими руками закрыла дверь и прислонилась к стене.
Участковый прошел по площадке и позвонил в соседнюю квартиру.
― Кто там? ― крикнул женский голос.
― Полиция, поквартирный обход.
Похоже, сегодня за ней уже не придут.
Надо собираться на работу.
Лида стащила спортивный костюм, включила чайник.
Неужели теперь каждое утро придется вставать в пять утра и с ужасом ждать звонка в дверь?
Господи, уж лучше бы сразу, сегодня: раньше сядешь ― раньше выйдешь.
Лида глянула на визитную карточку: Смирнов Эдуард Олегович, рабочий телефон, мобильный телефон и, на случай явки с повинной, сунула картонку под корзинку на комоде.
Потом бросила взгляд на часы, решила одним глазком посмотреть по телевизору сводку происшествий. Уже две недели она не пропускала утренние и ночные выпуски криминальных новостей. Преступления совершались ежедневно, на юге, на севере, в центре Москвы. Но Мясницкую улицу сводки пока обходили стороной. Но вдруг именно сегодня ограбленный олигарх решился предать свою частную жизни достоянию гласности и Лида узнает подробности следствия?
Она поспешно щелкнула пультом.
При словах «Очередное дерзкое преступление совершено в столице» Лида похолодела. Но через мгновение выяснилось: речь шла о водителе маршрутки, сбившем на остановке шестерых пассажиров, мошенницах, грабивших квартиры одиноких пенсионеров, скинхедах, отрезавших голову гастарбайтеру.
«Ужас, что творится! ─ возмутилась Лида. ─ Совсем преступники распоясались!»
Но тут же с отчаянием вспомнила: она теперь тоже преступница, на всю оставшуюся жизнь. И, самое страшное, все оказалось бессмысленным: деньги пошли прахом, Лиза в любой момент может умереть, ее, Лидины лучшие годы, пройдут за решеткой попусту.
Мобильник проиграл мелодию Джеймса Бонда.
─ Да, милый, ─ устало ответила Лида.
─ Привет, мышонок! Ты еще дома? За тобой заехать? ─ предложил Горелый.
Лида поглядела на пакет с вещами, собранными в СИЗО, на непричесанную, бледную девушку в зеркале и вздохнула:
─ Лучше не надо.
─ Я рядом, ─ радостно настаивал Горелый.
─ Прости ради бога, у меня сейчас нет настроения.
─ Нет настроения, чтобы сесть в машину?
Лида молчала, бессильно прислонившись спиной к входной двери.
─ Что-то случилось? Плохо себя чувствуешь?
─ Все нормально, ─ соврала Лида. ─ Просто я как раз в дверях стою. Пока ты в пробках будешь торчать, я на метро уже на работу приеду.
─ Ты не хочешь стоять со мной в одной пробке? ─ попробовал пошутить Горелый.
─ Женя, у меня правда нет сил сейчас все объяснять. У меня, наверное, голова болит или не знаю что… ─ бессвязно пробормотала Лида. ─ Извини.
В студии она действительно оказалась раньше.
«Сглазила! ─ вбежав в кабинет, первым делом написал Горелый в аське. ― Сорок минут полз!»
Лида нашла силы лишь для отправки в ответ смайлика.
«Ты ничего не хочешь мне сказать?» ― спросил Горелый.
Лида вяло вставила в окно для текста стандартную заготовку ― цветок розы.
Через минуту Горелый вышел из кабинета, для отвода глаз обошел всех сотрудников, сверился с графиком работ, и нырнул за пальму возле Лидиной перегородки.
Он наклонился над креслом девушки, положил подбородок ей на плечо и прошептал:
─ Мышонок любимый, что с тобой?
По щеке Лиды покатилась слеза.
─ Не спрашивай сейчас ничего, а то я заплачу, ─ прошептала она.
За перегородкой громыхнуло колесами кресло менеджера студии.
Горелый выпрямился, деловито попросил:
─ Лидия, распечатайте раскладку и занесите мне, хорошо? Желательно прямо сейчас.
─ Да, Евгений Алексеевич, все сделаю.
Горелый покосился на перегородку, быстрым невесомым прикосновением погладил плечо Лиды, и ушел в кабинет.
Девушка промокнула слезы бумажным платком с запахом земляники, прошла следом.
Горелый развернул стул, предлагая его Лиде, и тревожно спросил:
─ Садись, что случилось?
─ Садиться не буду, потому что это долгий разговор, не здесь и не сейчас.
─ Разговор о чем?
Лида бросила взгляд за стекло, на студию, полную народа, и сообщила дрожащим голосом:
─ О многом. В первую очередь о ребенке, который может погибнуть.
Горелый сжал концы авторучки и после паузы спросил каменным голосом:
─ У тебя будет ребенок?..
─ Конечно, нет! Речь идет вовсе не о моем ребенке!
Горелый положил ручку на раскрытый ежедневник и обмяк.
─ Черт, я подумал, ты ждешь ребенка. Рассталась с кем-то, а теперь вдруг выяснилось… ― Он запнулся на полуслове и торопливо заверил: ─ Ты не думай, что меня это напугало. Твой ребенок ― это мой ребенок! Даже если бы у тебя оказалось десять детей, я бы все равно…
─ Женя, не говори сейчас ничего, не надо, ─ поспешно попросила Лида.
─ Да, конечно. А когда? Может, я заеду к тебе вечером? Если ты не против, конечно.
─ Не против. Во сколько?
«Интересно, почему он не приглашает меня к себе домой?»
─ Когда тебе удобно?
─ Давай в девять?
─ Очень хорошо, в девять. Ты извини, что я не приглашаю тебя к себе домой, ― сказал Горелый.
Лида порозовела и поспешно заверила:
― Я даже и не думала об этом.
«Господи, зачем я опять вру?»
Она свела брови.
― Вернее… Конечно, думала!
― Жена, в смысле бывшая жена, сейчас в санатории в Подмосковье, но может в любой момент заехать, все-таки у нас ребенок. Я ни в коем случае не собираюсь скрывать тебя от нее, наоборот, твердо решил при первой же встрече сообщить о наших отношениях. Просто не хочу, чтобы она что-нибудь ляпнула, обидела тебя. Она не злая, я даже не удивлюсь, если вы подружитесь, но язык как терка.
― Женечка, не надо ничего объяснять, ― прервала Лида. ― Я и сама не очень хочу быть в доме, где все напоминает о другой женщине. Поэтому встречаемся у меня, как договорились. Номер квартиры помнишь?
― Это ты была слегка пьяна, а я, как законопослушный автовладелец, только пробку от вина понюхал. Помню: квартира 8а. Замечательный номер. Я когда-то в восьмом «А» классе учился. Это знак!
Лида развеселилась:
─ Знак чего?
─ Раз меня из восьмого «А» класса не выгнали, значит, и из квартиры 8а не вытолкают. Возможно, я даже останусь там на второй год?
Лида сделала большие глаза.
─ Значит, до вечера? ─ оживленно повторил Горелый.
Лида кивнула.
В кабинет заглянула маркетолог:
─ Евгений Алексеевич, можно?
─ Нужно! ─ бодро ответил Горелый, и незаметно подмигнул Лиде.
После работы Лида поехала в институт педиатрии: в любой день ее могут арестовать, было бы предательством просто так, без всяких объяснений, не попрощавшись, исчезнуть из жизни девочки.
«Скажу Лизочке: возможно, меня скоро отправят в длительную командировку, но я всегда и везде буду просить бога о твоем исцелении, ─ решила она. ─ Да, и не забыть купить сигареты!»
Отделение кардиологии неожиданно встретило Лиду веселым шумом.
Дети с воздушными шарами, раскрашенными ярким гримом лицами носились по коридорам, возбужденно гомонили в холлах, со счастливым смехом выбегали и выезжали на колясках из палат.
Лиза промчалась навстречу Лиде, издалека узнав ее, обхватила за колени и радостно завизжала.
─ Лизочка, ты вся мокрая! Разве можно так бегать? Нельзя! ─ встревожилась Лида и судорожно сжала худенькую теплую фигурку.
Лиза тоже крепко обняла девушку и принялась взахлеб рассказывать:
─ Тетя Лида, к нам клоуны приходили! Настоящие! Мы с ними играли! Они сказали: все дети обязательно поправятся! Только нужно быть веселой, не бояться уколов!
─ Все правильно клоуны сказали, ─ заверила Лида. ─ Конечно, все ваши ребятки поправятся, будут здоровые, вырастут большие. И Лизочка вырастет!
─ Они сказали, еще придут! Будешь тоже с клоунами играть?
─ Конечно! Если не уеду в командировку, обязательно поиграю.
Лиза принялась перебирать Лидины волосы.
─ Куда ты уедешь? Не уезжай!
─ Может быть, меня отправят надолго работать в другой город. Но я всегда буду о тебе думать, каждый день желать тебе здоровья. И ты обязательно поправишься. Медицина сейчас знаешь какая передовая? И лекарства современные. И врачи у вас здесь самые лучшие.
Лиза кивнула:
─ Я знаю.
Лида отнесла малышку на руках к кровати, усадила к себе на колени.
─ Ой, какие крабики красивые. Откуда у Лизочки такие крабики?
Лиза подняла улыбающееся личико:
─ Это же ты подарила!
Потом перебралась с колен Лиды на подушку, взяла в руки плюшевого мишку и попросила:
─ Сфотографируй меня с мишуткой! А то вдруг он умрет и я его не увижу?
─ Лизочка, что ты говоришь, почему мишка умрет? ─ чересчур бодро спросила Лида.
─ Потому что у него сердце больное, ─ вздохнула девочка.
Лида смешалась, поспешно достала из сумочки мобильник, навела камеру на Лизу:
─ Мишутка, Лиза, снимаю, улыбайтесь, сейчас вылетит птичка.
Девочка крепко прижала игрушку к животу, широко открыла глаза и подалась вперед, ожидая птичку.
Лида мысленно перебирала события дня с Алиной, когда заиграл домофон.
Соскочила с дивана: «Ой, это Женя!»
«Не вываливай на несчастного влюбленного все проблемы разом! ― напоследок выслушала подругу. ― У него своих забот хватает, а тут еще ты: ребенок при смерти, со дня на день суд, этап, тюрьма, деньги пропали понапрасну. Ужас! Для начала расскажи только о Лизе, но абсолютно честно. Все остальное оставь на потом!»
«Ладно, уговорила!» ― Лида сняла трубку домофона. ― Кто там? Открываю.
Через минуту Горелый появился в дверях с огромным букетом бело-розовых лилий, уверченных в несколько слоев разноцветной бумаги, сеток, лент.
― Привет, ― сказал Горелый. ― Это тебе.
Лида обхватила тяжелый букет, поднесла хрупкие, влажные цветы к лицу, вдохнула травянистый аромат и с недоверчивой улыбкой ― неужели все происходит на самом деле, и цветы означают то, о чем думает Лида? ― посмотрела на Горелого.
― Спасибо… Мне никто никогда в жизни не дарил таких необыкновенных цветов.
― У тебя пыльца с цветка, ― прошептал Горелый, осторожно взял букет из ослабевших рук Лиды, не отводя взгляда от ее лица, положил лилии на комод, обнял тонкие плечи и нежно, губами и кончиком языка, слизнул лимонные пылинки с бледной щеки.
Потом невесомыми прикосновениями отвел волосы со лба, стал целовать веки, маленький висок, острые, как у эльфа, кончики ушей…
Лида склоняла голову, расстегивала мелкие пуговички, слушала сквозь ласки, как гулко стучат сердца, томно вздыхают лилии, а с крыш, подтаяв, шумно сползает снег.
Через час они, полуголые, голодные, в обнимку выбрались на кухню.
Горелый принялся вытаскивать из пакета вино, упаковки салатов, ягод, пирожных.
Лида вскрикивала от восторга, открывая коробочки с ежевикой, малиной, веточками рубиновой смородины.
Горелый снисходительно улыбался, глядя, как Лида закрывает глаза, осторожно надкусывая огромную клубничину или ежевику.
Она достала тарелки и бокалы.
Влюбленные уселись за стол.
Выпили по бокалу вина за любовь.
Жадно принялись за салаты.
Горелый вытянул ногу, под столом прошуршало.
Лида и Горелый глянули вниз: на полу лежали, вывалившись из набитого пакета, дешевая пластмассовая расческа и блок сигарет.
― НЗ на случай ядерной войны? ― попробовал пошутить Горелый.
Лида закусила губы.
С вилки шлепнулась назад, на салатный лист, креветка.
― Я не курю, ― промямлила девушка.
«Вот тебе и не вываливай на любимого все проблемы разом! А если они сами вываливаются из пакета прямо ему под ноги?» ― с болью укорила Лида Алину.
― Именно для этого я тебя и позвала, ― начала Лида.
― Ты не должна оправдываться, ― прервал Евгений. ― Я все понял: вещи твоего бывшего. Все нормально! Ну, улыбнись, мышонок летучий! Конечно, я ревную, хотя не имею на это никакого права ― сам не мальчик, был женат.
Пакет, помедлив, завалился окончательно, явив взгляду Горелого пачку дешевого чая.
Лида выбралась из-за стола и принялась нервно утрамбовывать вещи, нещадно выкручивая пластиковые ручки.
― Лидочка, ну оставь ты эти вещи! Пусть лежат. Ты хотела рассказать о каком-то ребенке?
Лида кивнула.
Запихнула сигареты назад, в пакет, в растерянности пометалась с ним по кухне и прихожей и, наконец, совершенно нелогично сунула за дверь ванной.
Присела рядом с Горелым, вздохнула и сказала:
― У моего, как ты говоришь, бывшего есть сестренка, Лиза. У нее в сердце, в перегородке, отверстие. И если в ближайшее время Лизочке не сделать операцию, она может умереть. Понимаешь, я с ним рассталась, но с ней-то расстаться не могу! Что получается: пока мы с Иваном встречались, я ей обещала, что найду деньги на операцию. А теперь, значит, скажу ребенку: извини, малышка, мы с твоим братом отныне чужие люди, так что все свои обещания беру назад? Это невозможно!
― Конечно, ― согласился Горелый.
― Но денег-то на операцию у меня нет!