Глава 12

«БАБУШКИНА пиццерия» так же хороша, как раньше. Самая нежная в мире хрустящая корочка, самая масляная коробка, самый тягучий сыр, самая острая пепперони, самые насыщенные оливки и лучшие из моих воспоминаний. Я вгрызаюсь в первый кусок и вспоминаю, как сидел с отцом на кожаном диване в нашем доме в Бруклине и рассказывал ему все на свете. Последний раз такое случилось год назад. По меньшей мере. Около года и пары месяцев назад, если хорошенько подумать. В тот день была научная ярмарка, а моя поделка, которая должна была показывать, из чего можно получить больше всего электричества, не заслужила мне даже половины той похвалы от учителей и директора, на которую я надеялся.

Оказалось, им гораздо интереснее, какая плесень быстрее растет в помещении, а об этом рассказывал парень по имени Джером. Он выиграл и посрамил всех остальных участников.

В общем, мне ничуть не понравилось вставать в самую рань, чистить картофель и цукини и готовить комок спагетти – чтобы все это было свежим и не воняло на столе, – а потом выяснять, что потратил силы впустую.

Но когда папа принес домой нашу любимую пиццу и мы устроились на диване в гостиной, мое разочарование растворилось неожиданно быстро. Мне сразу стало лучше, как будто шарик злости, который все надувался и надувался, резко лопнул и пропал.

Сейчас я сижу напротив Питера за столом в красно-белую клетку, а он жует гавайскую пиццу с обычным беконом вместо канадского, потому что считает, что канадский бекон – не бекон, а обычное мясо и стоит запретить законом так его называть.

Я надеюсь, что волшебство «Бабушкиной пиццерии» сработает и сейчас.

– Итак, – говорит Питер, прикрывая рот рукой, чтобы не показать мне во всей красе полупережеванный кусок пиццы. – Поговорим?

– Давай, – соглашаюсь я, откусывая свою «Пепперони». – С чего начать?

– Ну, наверное, с того, что тебя больше всего беспокоит.

Ох, да это же все разом. Я опростоволосился в башне ЩИТа. Стервятник и его внучка знают парня, который может вспомнить меня и выдать, если я окажусь недостаточно осторожен в отделении П.И.Р.

Вороны, так они себя называли.

А еще Ганке не очень поверил моим оправданиям о проникновении в комнату общежития, и на уроках сосредоточиться сложно из-за супергеройских дел, в которых успехи у меня не очень…

Я глубоко вздыхаю и откидываюсь на мягком диванчике, снова кусая пиццу и решая, с чего же именно мне начать.

– Ну, – говорю я. – Наверное, интересно, что мы столкнулись с крылатыми злодеями в один и тот же момент.

– Слишком уж интересное совпадение, – отвечает Питер, протягивая руку за новым куском. – Может, Стервятник собрал какой-нибудь аппарат для клонирования?

– Нет, нанял помощницу, – сообщаю я. – Голубь… В смысле, Скворец – его внучка.

Питер замолкает и удивленно хмурится.

– Она называет его дедушкой.

– Что? У Стервятника есть родственники? Быть не может.

– Тебя это удивляет? – спрашиваю я и снова откусываю пиццу.

– Я не говорю, что так не должно быть, но… Вот ты представляешь себе День благодарения в его компании?

– Ну, вряд ли в этой семье готовят индейку, – предполагаю я.

Питер смеется, и я тоже не могу сдержать улыбку.

– Что ж, хорошо. Так, значит, внучка, да?

– Да, и, кажется, она не очень довольна тем его заключением в Райкерс.

Питер серьезнеет и молча жует пиццу.

– Моя последняя информация о нем – это что он большую часть времени проводит в изоляторе. Там всем тяжело. Что уж говорить о старике.

Ох.

Вот это смелое признание.

– Почему?

Питер пожимает плечами.

– Не знаю, – говорит он. – Мэри-Джейн делала потрясающие материалы о худших злодеях, искала новости по их приговорам. Она здорово поработала, рассказывала публике последние новости, хотя, думаю, она просто пыталась тянуть время и не писать статью о том, что Человек-Паук – слабое место этого города.

Я с улыбкой киваю.

Для Джеймсона это такой щелчок по носу. Вполне в духе Мэри-Джейн. Питер закидывает в рот последний кусочек корочки и стряхивает крошки на тарелку.

– Некоторые нашли себе довольно неожиданные… увлечения.

– Например? – спрашиваю я с искренним любопытством, подперев подбородок рукой. – Неужели Электро увлекся вязанием?

– Сейчас вспомню… – говорит Питер и напряженно смотрит в потолок. – Носорог собирает коллекцию крышечек от бутылок, уже довольно много собрал. Кингпин завел себе золотую рыбку, назвал ее Бульк. У Живого Мозга внезапно проявился талант к фотографии. Говорит, что, когда выйдет, станет свадебным фотографом.

– Постой… – говорю я. – Вернемся чуть-чуть назад. Кингпин завел себе рыбку по имени Бульк?

– Говорит, хвостом пузырики красивые взбивает, – разводит руками Питер.

Да, а еще он наверняка слышал, с каким звуком рыбки исчезают в канализации.

Вдруг наш разговор прерывает звонок телефона Питера. Он вытирает руки салфеткой, достает его и смотрит на экран.

– О, смотри, это нам обоим, – говорит Питер и поворачивает ко мне экран. Я вижу фото чернокожей женщины с мелко вьющимися волосами и темно-коричневой помадой, и взглядом, направленным прямо на меня. «Офицер Смолвуд» – указано внизу.

Питер нажимает на зеленую кнопку и прикладывает телефон к уху.

– Вив? Подожди, сейчас добавлю его к разговору.

Вдруг звонит мой телефон, я отвечаю и слышу чистый женский голос.

– Версия два-ноль, ты тут? – спрашивает она.

Я не знаю, нравится ли мне, когда меня так называют. Как будто я – обновленный вариант Человека-Паука. Обычно в жизни так и происходит… Новая модель? Ученик? Не знаю. Но, видимо, сейчас это мое прозвище. Обсуждать его в любом случае нет смысла, потому что наших имен женщина все равно не знает. Подделать два номера, чтобы присоединить еще одного собеседника и не дать узнать наши реальные имена – на это Питеру нужны особые причины. Наверное, мне стоит сделать то же самое, пока она не начала звонить мне напрямую.

– Слышу вас, мисс Смолвуд.

– Отлично. Но я же говорила, называй меня Вив, Вивиан или капитан.

– Хорошо, Вивиан, – поправляюсь я.

– Уже лучше, – говорит она. – Я кое-что разузнала, возможно, вам пригодится. Есть минутка?

– Для новой информации – всегда. У нас тоже есть новости, – произносит Питер и подмигивает мне. – Сначала ты, Вив. Слушаем.

– Ну что ж, – начинает она. – Думаю, вы уже оба в курсе, что Стервятник сбежал из тюрьмы.

– Да, были такие подозрения, – соглашается Питер.

– Мы пока не знаем, кто это организовал и зачем, но оказалось, что он не просто так сбежал на волю. На самом деле он чей-то ходячий эксперимент.

Мы с Питером переглядываемся, и мне кажется, мысль у нас одна и та же.

– Что это может быть за эксперимент, Вив? – спрашиваю я, опираясь локтями на стол. Я закрываю коробку с пиццей, потому что теперь у меня есть нечто более интересное, чем еда.

– Вы слышали о «Террахил»? – уточняет капитан.

Я весь внимание: может, там и со Стервятником что-то сотворили?

– Вроде как, – отвечает Питер, бросая на меня взгляд. Я активно киваю.

– А при чем тут «Террахил»? – спрашиваю я.

– «Террахил» разрабатывает довольно спорное лекарство от рака, тем не менее их уже годами неофициально спонсирует правительство. Из-за рака позвоночника и тюремного срока Стервятник стал для них идеальным подопытным. Ему светил срок от тридцати пяти лет до пожизненного, и они предложили ему сделку: его тело в обмен на половину срока и размещение в уютном секретном медицинском крыле Райкерс с возможностью посещения родственников по его желанию. Ему поставили условие: не говорить об эксперименте. Самому Стервятнику ничего не рассказали о том, какие будут применяться препараты и для чего они. Месяцами ученые отмечали успешные результаты лечения, Стервятник набирался сил. Вскоре удалось добиться ремиссии. Но едва это получилось, трое его знакомых ворвались в медицинское крыло и вызволили его. В его крови до сих пор сохранился препарат, и это наша проблема.

Подпирая кулаком лицо, я задумываюсь.

План у «Террахил» был смелый, но, похоже, пока они ничего незаконного не сделали. А Стервятник? Да, побег из тюрьмы – явное нарушение закона. А учитывая препарат у него в крови… Это вполне можно считать кражей.

– Этот препарат, – продолжает Вив, – основан на микротехнологиях, которые должны бороться с раком на последних стадиях. Он проникает в кровоток и в нужном месте атакует раковые клетки. Наноботы в крови собирают данные и передают их искусственному интеллекту…

– Который, видимо, тоже разрабатывали в «Террахил»? – спрашивает Питер, откидываясь на диване и кладя пятку одной ноги на колено другой.

– Верно. Без ведома даже ухаживающего за ним персонала, Стервятник полностью восстановил здоровье прямо перед побегом. Сообщников обнаружили на записи камер наблюдения. Они были одеты в костюмы с крыльями, похожими на костюм самого Стервятника, который изъяли в исследовательских целях. Однако сообщники заключенного имели при себе запасной костюм, и они все вместе сбежали по воздуху под прикрытием темноты. Они… исчезли. Личности сообщников пока неизвестны…

– Голубь, – одновременно выпаливаем мы с Питером.

Мы улыбаемся друг другу, а Вивиан прокашливается и спрашивает:

– Вот как? Расскажете? Что за Голубь?

– Девушка, которая вчера напала на отделение ЩИТа.

– Тот громила с красными крыльями? – спрашивает Вив, и в голосе ее, обычно ровном и безэмоциональном, слышно удивление.

– Да, только это девушка, – уточняет Питер.

– Прошу прощения, девушка. Думаете, вызволяла его тоже она? – спрашивает Вив.

– Если она правда внучка Стервятника, то у нее определенно есть мотив, – отвечаю я. А затем у меня в памяти всплывает слово, которое я до этого проигнорировал. – Постойте, Вив, вы сказали, было три помощника? – спрашиваю я, надеясь, что мои подозрения ошибочны.

Голубь, Стивен и… кто-то еще?

– Верно, – подтверждает она. – Похоже, хотя бы частично мы имеем представление о том, кто эта Голубь, по остальным остались вопросы. Запись камеры наблюдения… не лучшая, мягко говоря.

Я бросаю взгляд на Питера и надеюсь, что никак не выдам возможное знание третьего злоумышленника. Мне очень не хочется ошибиться и обвинить непонятно в чем парня, у которого недавно умерла мать.

Но разве это не подтверждает наличие мотива присоединиться к банде? Мать Стивена предположительно погибла из-за другого сомнительного эксперимента «Террахил». Злодейка уверена, что корпорация подвела ее дедушку, Стервятника. Наверняка у них было нечто общее, а значит, они могли сразу приступить к разработке плана по освобождению Стервятника и разрушению репутации «Террахил».

Похоже, не один я знаю, что значит побеждать врага изнутри.

– Итак… у него в организме до сих пор есть нанороботы, – говорит Питер, – и они связаны с аппаратами, которые влияют на состояние и восстанавливают силы? Они могут быть опасны, по меньшей мере. Вдруг злодеи научатся использовать эти технологии и нападут на город?

– Именно этого мы боимся, – говорит Вив. – Нужно вернуть наноботов. Пока они в плохих руках, случиться может что угодно.

– А зачем Стервятнику понадобилось красть экспонат из галереи? – спрашиваю я. Пока самые важные элементы плана Стервятника не укладываются в единую картинку. – Что именно он выкрал?

Телефон Питера жужжит, и мы оба наклоняемся посмотреть поближе. На экране вращается нечто похожее на золотую статуэтку с двумя крыльями, которые обнимают фигуру и перекрещиваются на груди.

– Это Объятия Тота, фигурка, которой, как считается, несколько тысяч лет. Ее обнаружили при раскопках древнего кладбища в Ваканде.

– И зачем она Стервятнику? – интересуюсь я.

– Мы пока не знаем, но давайте договоримся считать, что вряд ли ради добра во всем мире.

– Да, договорились, – говорит Питер.

– Из чего она? – спрашиваю я, поднимая взгляд на Питера. – Может, если выясним ее химический состав, сможем делать какие-то предположения?

– Отличная мысль.

От похвалы внутри становится тепло, но я стараюсь не отвлекаться.

– Чистое золото, – говорит Вив. – Так что с предположениями никак. Золото практически бесполезно, несмотря на его ценность в прошлом. К тому же статуя была закреплена на противоположном конце зала напротив Бриллианта Атлантов, который гораздо дороже. У меня есть подозрение, что крали статуэтку не ради денег.

– Возможно… – говорит Питер, поглаживая подбородок. – Возможно, Стервятник напал на Галерею фотожурналистики, чтобы отвлечь меня от здания ЩИТа, – предполагает Питер и смотрит на меня, ожидая подтверждения.

– Или, – отвечаю я, – его внучка напала на ЩИТ, чтобы отвлечь тебя от нападения Стервятника на Галерею.

– Хм-м-м… – задумывается Питер. – Как считаешь, она удивилась, увидев тебя на башне?

– Вообще не очень, – отвечаю я, вспоминая ее реакцию на мое появление. – Скорее разозлилась.

Но когда я поворачиваюсь к Питеру, готовый увидеть, как он кивнет и расскажет, что Стервятник растерялся от присутствия Человека-Паука среди торжественно одетых посетителей мероприятия, он качает головой и говорит:

– Он, как мне показалось, был совсем не удивлен. И даже не рассержен. Стервятник казался уверенным. Очень уверенным.

– Будь у тебя в крови миллионы микроскопических нанороботов, ты бы тоже был очень уверен в себе, – замечает Вив.

Питер морщится и чешет предплечье, куда его укусил радиоактивный паук, я улыбаюсь. Хотя, по мне, мысль не особенно успокаивающая.

– У меня пока все, – говорит Вив. – Сообщите, когда узнаете еще что-нибудь о Стервятнике, его внучке или их сообщниках.

– Обязательно, Вив, – обещает Питер. – До скорого.

Он отключает связь и кладет телефон в карман, не сводя с меня глаз.

– Что? – Я удивляюсь его взгляду, будто он что-то знает?

– Мне кажется, ты не все сказал, – говорит он. – Что случилось?

– Ну, в общем… – Я вздыхаю и думаю, что после разговора с Вив, возможно, самое время рассказать все о Стивене, с которым я познакомился в центре П.И.Р. Слишком уж много совпадений… Если между этими вещами есть связь, наверное, некоторыми сомнениями я все же могу поделиться с Питером, верно? Он ведь все-таки Человек-Паук. – Помнишь парня, который сегодня приходил в П.И.Р. с отцом?

– Да, – говорит Питер. – Я слышал, как он тебя отчитывал. У вас там что-то произошло?

– Он… Его зовут Стивен. И это он…

Вдруг я чувствую, как по затылку что-то ползет, хлопаю себя ладонью по шее, смотрю на руку, и на ней ничего нет. Щекотка усиливается и перемещается выше, охватывая уши и макушку. Я смотрю на Питера и понимаю, что он широко открытыми глазами уставился… нет, не на меня.

На нечто за моей спиной?

У него расширяются зрачки, и одним размашистым движением он хватает меня за запястье, выдергивает с места и кидает через весь ресторан, а окно рядом с нашим столиком трескается с громким звоном. Повсюду разлетаются осколки стекла, по полу катятся горшки с цветами, фонтанами взрывается пол. Надо мной пролетает наш столик. Следом летит велосипед, едва не задев мою голову. Поблизости раздаются крики, смазанные и нечеткие. Словно через мутное стекло я вижу перед собой Питера, который, похоже, что-то говорит, но речь едва пробивается сквозь звон у меня в ушах.

– Питер? – шепчу я.

– Майлз, нужно бежать, – торопит он. – Подняться можешь?

Я с трудом осматриваюсь, перекатываюсь и встаю на колени. На полу я вижу стекло и… кровь? Это моя? Но потом я замечаю разбитую бутылку томатного соуса для пиццы, понимаю, что со мной ничего не случилось, и паника отступает. Питер хватает меня за руку и поднимает на ноги, медленно и аккуратно, но уверенно.

– Грузовик Стервятника только что пробил дыру в стене, – говорит Питер.

– Ты уверен? – спрашиваю я его, жмурясь от света.

Снаружи по асфальту скрипят колеса, так громко, что кажется, будто машина опять сейчас пробьет стену. Но выглянув через пробоину в стене, я вижу, как черный бронированный грузовик уносится по дороге (кажется, одной из передних шин не хватает. Нет, двух). От переднего бампера, который касается земли, разлетаются искры.

Я слышу еще какой-то звук.

Какой-то новый.

Словно из Парка юрского периода.

Это ящеры?

– Так может кричать либо птица-переросток, либо птеродактиль-карлик, – комментирует Питер, – и я даже не знаю, что хуже.

Мимо кафе, хлопая черными крыльями, проносится огромное существо и едва не задевает меня через дыру в стене, а потом уносится прочь.

Мы с Питером переглядываемся.

– Птица-переросток! – выпаливаем одновременно.

Но откуда она взялась? Стервятник освоил какую-то новую технологию? И что нам с ними делать?

Я собираю волю в кулак и подхожу вплотную к окну, аккуратно опираясь коленом на усыпанный стеклом диван. Вглядываясь в солнечный день, я замечаю, что на крыше грузовика отчетливо виднеются три пары черных крыльев, яростно хлопающих на ветру. Каждая из них не меньше дивана, на котором мы сидели. И каждая пара крыльев крепится к спине злобного, шипящего зверя размером с человека… но лица у них не человеческие.

По правде говоря, у каждого из них есть клюв, прямо как на видео, которое присылал мне Ганке.

Я пригибаюсь так, чтобы над подоконником оказались только мои глаза, и рассматриваю их. Вблизи эти существа… гораздо страшнее.

Одно за другим они поворачивают к нам жуткие серые морды, раскрывают крылья, бешено ими бьют, распахивают клювы и издают жуткие вопли, разбрызгивая слюну и показывая ряды острых зубов.

Они спрыгивают с грузовика и…

Так, а почему они до сих пор смотрят на нас?

– Беги! – кричит Питер, снова хватая меня за руку.

Я вырываю сумку из-под диванчика, и мы вместе выбегаем из ресторана. Никогда в жизни еще не приходилось бегать так быстро. Я знаю, что нельзя оборачиваться, и все же оглядываюсь и вижу, как в метре от моей пятки клацает серый клюв. Я кричу, силюсь быстрее шевелить ногами и мчусь за Питером через заднюю дверь в переулок. Мы прячемся за мусорками у ресторана, вспугнув случайно забредшую туда уличную кошку.

Оно и к лучшему. Пусть прячется, пока может.

Мы расстегиваем рюкзаки и принимаемся за давно отработанную процедуру.

Проверяем, нет ли кого поблизости.

Становимся спиной к спине.

Вытаскиваем костюмы.

Пора переодеваться.

Надеваю на запястья веб-шутеры.

Только в этот раз я поднимаю взгляд и понимаю, что нас видят. Одна из крылатых тварей с криком сбивает кого-то на асфальт – темноволосого парня в зеленой кофте с капюшоном – и выбивает из его рук телефон с усилителем вайфая.

Все происходит будто в замедленной съемке.

Включаются рефлексы.

Я бросаю рюкзак и оставшуюся часть костюма и бегу к концу переулка.

Слышу, как Питер сзади выкрикивает мое имя:

– Майлз, стой! Маска!

Но я вижу только, как Ганке, мой друг и сосед по комнате, без сознания падает на асфальт, а сверху на него наваливается пернатый зверь, распахивает пасть с жуткими клыками, с которых капает слюна, и нагибается все ниже.

– Отпусти его! – кричу я, рефлекторно вытягивая руку и отгибая запястье. Не успев понять, что я и правда без маски, стреляю паутиной. Белые нити свистят по воздуху и заклеивают морду существа. Зверь хватается за голову когтями и заваливается на спину, его сбивает такси и протаскивает по переулку кричащей массой перьев, которая ничего перед собой не видит.

Только тогда я разворачиваюсь к Ганке и осознаю: на самом деле он в сознании, просто отворачивался. Он в восхищении смотрит на меня широко раскрытыми глазами, которым сам не верит. Наконец, поднимается.

– Т-т-т-ты-ы, – мямлит он. Ганке настолько поражен, что до сих пор даже не поднял свой телефон и не заметил, как люди в панике бегут по улице. Я нагибаюсь подобрать телефон, отряхиваю его и отдаю Ганке. Он берет аппарат в руки, отворачивается, а потом снова смотрит на меня. Сердце у меня в груди колотится.

Ганке знает.

– Ты… ты ведь… – еле выговаривает он. – Да?

Я глубоко вздыхаю, вспоминая, чего наговорил, когда пролез в комнату общежития и отчаянно выдумывал объяснения. Я ведь всегда так осторожничал, лишь бы не выдать, кто я на самом деле. И соврал ему, когда обещал, что расскажу, если что-то случится. И теперь он знает. Знает все.

Однако, если выбирать между своей тайной и жизнью Ганке, пусть лучше знает о моем выборе.

– Да, – я пожимаю плечами. – Да.