НА СЛЕДУЮЩИЙ день в центре П.И.Р. я еле держу себя в руках. Вытираю в туалете пятно непонятного происхождения, о котором не хочу знать никаких подробностей, мою руки и принимаюсь готовить гостям кофе. Весь день я провожу будто в тумане из-за недосыпа после вчерашних приключений, и кофе мне совсем не помешает. Я то и дело ловлю себя на просмотре ленты в телефоне, чтении новостей и поиске сообщений о взломе здания «Террахил» и украденном имуществе. В школе Ганке то и дело спрашивает, что со мной стряслось, а я раз за разом придумываю отговорки.
Я не могу выкинуть из головы слова преступницы: никто тебя не знает, кроме тебя самого. Я просто уверен, что Ганке не знает меня так, как я сам. Он хороший, я бы даже сказал, он мне как брат, но если я не могу рассказать ему даже о костюме Человека-Паука, можно ли считать, что он знает достаточно и может меня поддерживать? А Питер? Допустим, он знает, каково быть Человеком-Пауком, но если ему не понять, что значит быть темнокожим Человеком-Пауком, то…
В чашку падают последние капли, и кофемашина сообщает об этом писком, а я снова погружен в мысли и все время смотрю на капающий напиток. Усилием воли возвращаюсь к реальности, иду с кофейником в зал и наливаю кофе Дрини, предварительно уточнив, есть ли в ее кружке чай.
Стивен сидит на стуле у телевизора, на этот раз один. Не знаю, где его отец.
Наверное, я смотрю слишком долго, и он поднимает на меня взгляд.
– Чего уставился?
Ну и дела.
От его тона по позвоночнику пробегает дрожь. А мне казалось, что нам удалось найти общий язык во время вчерашнего разговора. Может, я переоценил себя и на самом деле все же не достучался до него?
Наверное, его что-то мучит.
– Ничего, – нерешительно говорю я. – Просто… рад тебя видеть.
– Ты меня даже не знаешь, – бормочет он.
По меркам моей зловредной знакомой он, вероятно, прав. Да почти по любым меркам он прав. Но… нормально ли, что я хочу его получше узнать? Может быть… ладно, не подружиться, но хотя бы узнать поближе?
– Ты прав, – признаю я. – Не знаю. – Я отчаянно пытаюсь придумать, как сделать разговор хоть немного теплее. Еще раз оглядываю его и замечаю красные кроссовки. – Классные… кроссы.
Эти слова я произношу лишь бы что-то сказать, и только потом замечаю: кроссовки немного поношенные и побитые временем. Он смотрит на меня так, будто я его оскорбил.
– В смысле, цвет красивый, – уточняю я.
И это правда. Пусть обувь старая, но цвет – ярко-алый. В тех же кроссовках он грабил магазин. И ими же бил меня по лицу.
– Вообще-то мы не бездомные, – говорит он с акцентом на это слово, будто испытывает к нему особую неприязнь.
– Я и не… я и не говорил…
– Нам не нужна благотворительность, – едва ли не шипит он.
– Я и не говорю…
– И твоя жалость мне не нужна. У нас все отлично.
– Стивен! – окликают его сзади. Оказывается, отец Стивена стоял у меня за спиной и слушал разговор. – Довольно. Мы ведь в гостях. Нас приняли, хорошо к нам отнеслись, а этот молодой человек просто предложил тебе кофе и похвалил кроссовки. Прояви каплю благодарности.
Стивен злобно смотрит отцу в глаза.
– Не обижайся на него, – говорит мужчина, подойдя ближе к нам и мягко хлопая меня по плечу. – Он… недавно потерял мать. Нам обоим тяжело.
– Сразу было ясно, что этим и закончится, только ты не заметил, – шипит парень и снова погружается в смартфон. – Ты просто отдал ее фашистам в белых халатах из «Террахил»…
– Стивен! – жестко обрывает мужчина.
– Что?! – спрашивает парень. – Ты ведь решил вывернуть душу наизнанку.
Повисает пауза, и я решаю, что, может быть, все же смогу исправить ситуацию.
– Я недавно лишился отца, – говорю я мужчине. – Было нелегко. Эту пропасть ничто никогда не заполнит, но иногда нужно побыть одному. Я вполне понимаю и оставлю вас. Если смогу чем-то помочь, зовите.
– Никто никому не помогает, – горько произносит Стивен. – Пора бы это понять, пока твои иллюзии не сделали тебе же хуже. Никто о нас не позаботится, кроме нас самих. Никто не поймет.
Я задерживаю на нем взгляд, и мне все равно, что сейчас на нас смотрит весь зал. Может ли быть, что Стивен, этот обозлившийся подросток, сидящий напротив меня, в кофте с изображением белых крыльев – один из Воронов? Да нет, не может! В башне ЩИТа преступница была одна. Хотя, возможно, из-за моей полной супергеройской негодности ей просто не пришлось звать подмогу. Возможно, она понимала, что справится со мной сама. Я сжимаю ручку кофейника до боли в пальцах, стараюсь стряхнуть с себя впечатление от мыслей и вернуться к реальности.
И вдруг, будто так и задумано, в кармане жужжит телефон.
– Мне жаль, что ты так считаешь, – говорю я, киваю и отворачиваюсь. – Но, если передумаешь, говори.
Я возвращаюсь в кухню, ставлю кофейник в кофемашину и опираюсь на стойку.
Стивен… должно быть, в команде злодейки, кем бы она ни была. Боже, столько деталей, и неясно, как собрать из них картинку. Если Стервятник был в Галерее фотожурналистики, Голубь в башне ЩИТа, а Стивен в камере заключения, как он так быстро с ними связался? И зачем им было вламываться в «Террахил»?
И что нужно было красть в магазинчике бытовых товаров? Веревку? Изоленту? Перцовый спрей? Я снова пытаюсь стряхнуть с себя задумчивость, потому что все это какая-то чушь. Будь Стивен одним из Воронов, он мог бы достать крюки и механические крылья. И не нужно было бы идти за всем этим в магазин.
– Привет, – здоровается Питер, заходя в комнату и отвлекая меня от мыслей. Видимо, я выгляжу более рассеянным, чем мне кажется, и Питер говорит: – Наверное, ты уже устал отвечать на вопрос, как у тебя дела? Просто скажу, что тебе бы не помешал традиционный бруклинский обед с пиццей.
Я смотрю на него, ничего не понимая, и вдруг осознаю, что в животе у меня довольно пусто и пообедать было бы просто отлично. Возможно, заодно и в голове прояснится. Питер всегда помогает распутаться, если я запутался.
Я, снова задумавшись, медленно киваю.
– Много всего накопилось, – признаюсь я.
– Пойдем в «Бабушкину пиццерию»?
Когда у меня выдавался тяжелый день, папа именно там чаще всего покупал пиццу. «Пепперони» с оливками. Всегда. Сейчас я бы съел именно ее, пока разбираюсь во всех последних событиях.
Я киваю и иду за курткой.
– Да, – соглашаюсь я. – Давай туда и пойдем.
Пока я одеваюсь, успеваю проверить сообщения.
ГОЛУБЬ: Встречаемся на крыше Нью-Йоркской библиотеки через десять минут.
Десять минут?!
– Эм. Питер?
– Что? – спрашивает он, накидывая куртку. Я чувствую себя виноватым в том, что бросаю его, но, может быть, когда все это кончится и я узнаю важную информацию, он меня поймет.
– А можем завтра сходить? Мне мама написала, она просила… она хочет… со мной пообедать.
«Просто отлично, Майлз, ничего убедительнее ты, конечно, придумать не мог».
– Да, хорошо, – отвечает он. – Зато теперь я смогу съесть салат. Но завтра – обязательно пицца, договорились? Хорошего вечера.
Почему он постоянно такой спокойный?
Питер с улыбкой выходит, а я вздыхаю, и чувство вины становится еще острее – вдобавок ко всему я еще и соврал. Но я отвечаю злодейке и надеюсь, что в этот раз цель оправдает средства:
Я: Сейчас буду.