Во вторник утром только Вен сопровождала Шаэ в клинику. Они взяли одну из непримечательных семейных машин, оставив в гараже и красную «Кабриолу» Шаэ, и бросающуюся в глаза машину Вен, «Люмеццу» с откидным верхом. Вен всегда могла сослаться на визит к врачу для осмотра, а Шаэ якобы поехала с ней.
В двенадцать недель новая беременность Вен уже была заметна. Она еще кормила Рю, и ее тело с набухшей грудью и увеличивающимся животом приобрело мягкие материнские изгибы. Шаэ чувствовала, что они делают что-то не так, возможно, для Вен, носящей собственного ребенка, присутствие на процедуре уничтожения нерожденного – дурной знак.
– Тебе необязательно заходить внутрь, – сказала Шаэ невестке. – Ты и так уже сделала мне огромное одолжение, привезя сюда и обратно. Это все, о чем я прошу.
– Я бы предпочла, чтобы рядом была другая женщина, – сказала Вен. – Почему мы должны проходить через все жизненные трудности в одиночестве?
Вен припарковалась на ближайшем свободном месте. Было еще темно, клиника открывалась только через пару минут.
– Наверное, тебе не стоило приходить, – сказала Шаэ. – Это приносит несчастье.
Вен обняла ладонями термос с имбирным чаем, который пила по утрам, чтобы успокоить желудок. Ее губы изогнулись в кривой улыбке.
– Всю жизнь мне говорили, что я приношу несчастье. Я боюсь дурных знаков не больше, чем птица боится перьев.
Они вошли, и Шаэ отметилась у администратора. Сделать аборт в Жанлуне не особенно просто, но и не так уж сложно. Клиники различались репутацией, а стоимость была умеренной, но женщине полагалось получить разрешение у мужа, если она замужем, или от родственника-мужчины, если нет. Это правило можно было обойти за дополнительную плату. Шаэ заполнила необходимые бумаги заранее и подделала подпись Хило рядом со своей. Девушка-администратор взглянула на бланки, потом на Шаэ, и ее глаза округлились. Вряд ли она часто видела в клинике увешанных нефритом Зеленых костей.
Вен вошла с Шаэ в кабинет и держала ее за руку во время всей процедуры, которая заняла меньше времени, чем ожидала Шаэ. Потом, приходя в себя в приятном полусонном состоянии, Шаэ сказала:
– Ты была права. Я рада, что ты здесь.
Она чуть не добавила: «Пожалуйста, никому не говори», но сдержалась, поняв, насколько оскорбительно и нелепо это прозвучит. Она и так знала, что невестке можно доверить секреты.
Вен отвезла ее домой. Шаэ чувствовала облегчение, но еще и потерю. Она подумала о Маро – живом выражении его лица, его вдумчивости, подлинном оптимизме и вере в нее, – и ее охватила такая грусть, что на мгновение перехватило дыхание. Они не заговаривали о собственных детях, но судя по тому, с какой любовью Маро говорил о своих племянницах, он наверняка хотел иметь своих.
После телефонного разговора в офисе три дня назад Шаэ не позвонила ему и не ответила на несколько сообщений, сначала она должна была разобраться, что делать. И ей все еще нужно в этом разобраться. Она с ужасом думала, что, стоит с ним заговорить, как что-нибудь в голосе ее выдаст, и Маро все поймет, или, увидев его или услышав, она растеряет свою убежденность.
Шаэ прислонила голову к двери.
– Теперь твое уважение ко мне пошатнулось? – спросила она.
Вен остановила машину так резко, что Шаэ пришлось упереться ладонью в приборный щиток. Вен свернула на обочину и поставила машину на ручной тормоз. Она повернулась к Шаэ, сверкнув глазами.
– Шаэ-цзен, мне стыдно это говорить, но были времена, когда я не доверяла тебе, считая, что ты не тот человек, который способен думать о других, а не только о себе. – Она смотрела на Шаэ, не отрываясь и почти не мигая. – Ты могла бы уйти со своего поста, чтобы выйти замуж и родить ребенка. Это вызвало бы страшный скандал, но зато твоя жизнь стала бы свободней и проще. Но чем бы стали Равнинные без тебя на посту Шелеста? Что бы делал мой муж без твоих советов? Что стало бы со всей работой, которую мы проделали вместе, как я могла бы сделать что-либо для клана без тебя? – объявила Вен почти со злостью. – Я бы никогда тебя не простила, если бы ты поступила так эгоистично. Так как же я могу думать о тебе хуже из-за того, что ты повела себя ответственно?
Шаэ слегка опешила.
– Но у тебя есть дети.
Вен снова включила передачу и поехала дальше. Она допила чай и продолжила будничным тоном:
– Каждый служит клану в меру своих способностей. Посмотри на Айт Маду, как она одинока. Мы не должны стать такими.
До отъезда с Кекона в Эспению, в бизнес-школу Белфорта в Виндтоне, Шаэ прожила три недели в номере отеля «Спокойствие» на острове Эуман. Джеральд уже два месяца как уволился и ждал ее у себя на родине, а после семейного спора на повышенных тонах Шаэ не могла выносить деда и смотреть в лицо Хило, поэтому собрала вещи и уехала из резиденции Коулов.
Только Лан зашел к ней вечером накануне отъезда. Он сел на паром из Жанлуна и постучался в дверь номера, предложив вместе поужинать. Шаэ сказала, что ей безразлично, куда идти, и Лан предложил ближайшую лапшичную.
– Послезавтра ты будешь питаться эспенскими блюдами, так давай сегодня поедим что-нибудь кеконское.
Ресторанчик находился на главной улице портового городка. В бистро и барах по соседству вывески и меню были на эспенском, и приятным летним вечером эспенские военные в увольнительной заполонили открытые дворики и громко разговаривали на тротуарах. В окнах ресторана не висел фонарь, Лана и Шаэ не обслужили раньше остальных. Рейс у Шаэ был только завтра, но она уже ощущала себя в другой стране.
Лана совсем не взволновало, что его не узнали и не поприветствовали. В ожидании заказа он озадаченно осматривал все вокруг.
– Я не удивлюсь, – сказал он, – если однажды весь мир будет выглядеть вот так – пестрой смесью культур и людей. Интересно, найдется ли в нем место для Зеленых костей с кланами?
– Это уж твоя забота, не моя.
Сейчас Шаэ понимала, что ответила грубо, но тогда ее нефрит покоился в запертом банковском сейфе, и она еще паршиво себя чувствовала, сняв камни.
– Тебе стоит как следует поесть, – сказал Лан, увидев, что она не доела лапшу в тарелке. – Тебе предстоит долгая и утомительная поездка, а потом ты окажешься одна в чужой стране.
– Я буду не одна, – возразила Шаэ. – А с Джеральдом.
Лан посмотрел на нее с сочувствием.
– Мы всегда принимаем решения в одиночестве.
Ее брат был Колоссом уже год и к тому времени стал более серьезным и откровенным, казался даже постаревшим, как будто между ними разница не в девять лет, а еще больше.
– Ты можешь принять рациональное и обоснованное решение и все же не будешь готова к тому, что оно принесет. Ты самая младшая в семье, к тому же женщина и Коул, а на Кеконе это не облегчает жизнь. Но в Эспении ты начнешь с самой нижней ступени. Тебе придется бороться за каждую каплю уважения, к которому ты привыкла дома.
– Дедушка послал тебя, чтобы ты сделал последнюю попытку меня отговорить? – спросила Шаэ.
Укоризненный взгляд Лана заставил Шаэ отвести взгляд.
– Нет, – ответил он так холодно, что ей стало стыдно. – Я сказал, что поддерживаю твое решение, но я твой старший брат и Колосс, а потому с высоты своего опыта могу сказать – куда бы ты ни уехала, другие люди будут пытаться очертить тебе границы. Если только ты не начертишь их сама.
– Мне двадцать два, Лан. Я могу о себе позаботиться.
– Я знаю, – с грустью произнес Лан.
Подошел официант, чтобы убрать со стола. На узкой полоске воды, отделяющей остров Эуман от контуров Жанлуна, плескалась рябью раздувшаяся оранжевая луна. Вскоре Шаэ увидит, как этот город уменьшается в иллюминаторе, и расстанется с ним на два года.
– Просто старайся не забывать, кто ты, – сказал ее брат.
В то время как некоторые страны отмечали конец Мировой войны (День Победы в Эспении, День окончания войны в Туне, День Освобождения на островах Увива), на Кеконе праздновали поражение шотарских оккупационных сил на острове и восстановление суверенитета страны, что произошло еще за пятьдесят два дня до подписания международного договора о мире. Официально праздник назывался «Победа героев страны над иностранными захватчиками», но это название редко употребляли, говорили просто – День Героев.
В детстве Хило обожал День Героев, потому что чествовали не только патриотов, но и культуру Зеленых костей. Академия Коула Ду и школа Храм Ви Лон открывали двери и демонстрировали публике нефритовые дисциплины. В кинотеатрах шел непрерывный показ приключенческих фильмов о легендарном воине Байцзене, Зеленой кости. Восхваляли и благодарили ветеранов вроде дедушки и покойного отца Хило. Вечером устраивали парад и салют. Хило ложился спать с улыбкой, чувствуя себя настоящим принцем.
Став Колоссом клана, он страшился Дня Героев, а в этом году даже больше, чем в любом другом. От него ожидали участия в многочисленных публичных мероприятиях, а еще предстояло принять дань уважения от бесконечной вереницы людей, при этом сохраняя серьезное и торжественное выражение лица, в память о погибших во время борьбы Кекона за свободу. В этом году, как ожидал Хило, праздник лишь усилит напряженность и текущую враждебность к иностранцам, а значит, и скандал из-за прошлого Шаэ ляжет на Равнинный клан тяжким грузом. И не имеет значения, что его сестра останется дома и не появится на публике. Она сослалась на плохое самочувствие, но Хило не стал бы ее винить, если бы Шаэ просто сказала, что предпочитает пропустить этот дерьмовый спектакль, когда ей неизбежно придется увидеть самодовольное лицо Айт Мады.
– Забудь о грязи, которой плюются Айт и газеты, – сказал ей Хило. – Ты должна взять под контроль Корабельную улицу. Когда те люди пришли ко мне, Хами был вместе с ними. Он не обвинял тебя, но и не встал на твою сторону. Так не должно быть, Шаэ.
Сестра выглядела бледной и притихшей.
– Я разберусь, – сказала она.
– Когда за твоей спиной стоит команда, не имеет значения, что думают всякие говнюки, но команда должна стоять за твоей спиной.
– Я сказала, что разберусь, – повторила Шаэ. – Ты мне доверяешь?
– А разве у меня есть выбор?
Хило не собирался прятаться от давления как изнутри клана, так и извне, но что, если дела пойдут совсем худо и Шаэ больше не сможет возглавлять бизнес Равнинных? Он не хотел даже думать о том, чтобы убрать сестру с ее поста, ведь именно на это и надеялась Айт Мада. Три года назад Горные уже пытались ослабить позицию Лана, устроив покушение на Хило, а теперь делают то же самое с ним, подрывая его положение нападками на Шаэ.
Хило перешел в наступление. Недавно десятилетний Кобен Ато на неделю заболел, подхватив желудочную инфекцию, и это стало известно лишь потому, что мальчик начал тренировки в школе Ви Лон и был там кем-то вроде местной знаменитости. Когда Хило спрашивали о прошлом Шаэ, он отвечал, что негодовать нужно по поводу более серьезных поступков лидеров кланов, убийц собственных родственников. Как заявил Хило, он надеется, что болезнь племянника Айт не означает ничего более серьезного, но, возможно, семье Кобен стоит опасаться, что ребенок разделит участь отца.
Его слова слегка отвлекли внимание от Шаэ, но возымели не слишком большой эффект. Мысль о том, что Айт Мада нацелилась на ребенка, была шокирующей, но безосновательной, хотя и напомнила людям о том, как она убила братьев, однако в текущем политическом климате даже убийство ради власти готовы были простить охотнее, чем роман с иностранцем.
Равнинный клан по-прежнему навлекал на себя всеобщую ярость, и Хило не знал, как с этим справиться. Его не оставляли мысли об этом все утро Дня Героев, когда он шел по парку Вдов вместе с толпой преданных сторонников клана, чтобы возложить цветы и фрукты к семейному мемориалу Коулов и на могилы других Зеленых костей, погибших в борьбе против шотарской оккупации во время Мировой войны. Эта часть в расписании была приятной, ведь с ним рядом находились родные. Вен нарядила мальчиков в костюмы – даже Рю был одет в крохотный жилетик и галстук-бабочку, который он уже успел обслюнявить – и люди восхищались прекрасными детьми, что бесконечно радовало Хило. Нико бегал между могилами, испачкав ботинки.
Но после полудня начался кошмар. Вен с детьми уехали домой, а Хило оказался в квартале Монумента, где перед Триумфальным дворцом светлейший принц Иоан III устроил грандиозный митинг. На портретах принца изображали человеком с королевской статью, но на самом деле тяжелый лоб и маленький подбородок придавали ему такой вид, будто он постоянно щурится от недоумения. Свои церемониальные обязанности принц выполнял с прирожденным энтузиазмом, а также произвел на свет двух сыновей и двух дочерей и был довольно популярен в народе. Когда он вышел из дворца и помахал собравшимся, послышались громкие приветственные возгласы.
По традиции на День Героев лидеры кланов Зеленых костей показывали свою преданность монарху и стране. Каждый по очереди поднимался по лестнице к дворцу и вставал на колени перед принцем, объявляя, что кланы верны и служат ему. Эта церемония служила напоминанием о современном устройстве страны, когда нефритовые воины, победившие иностранных оккупантов, в соответствии с кодексом айшо не заняли политических постов и восстановили монархию и Королевский совет.
Хило ухмыльнулся, когда Айт Мада прошагала по мраморной лестнице и пригнулась, как тигр, подставляющий спину ребенку, желающему его погладить. Принц не обладал реальной властью, но раз в году люди с патриотической гордостью и радостно воспринимали то, что даже самые могущественные Зеленые кости, действительно управляющие страной, объединяются в службе Кекону. Сейчас это было особенно важно, ведь не так далеко грохотала война.
Хило последовал за врагом и опустился на колени на площадке дворца, коснувшись головой мрамора.
– Светлейший принц, я, Коул Хилошудон, Колосс Равнинного клана, отдаю свой клан вам на службу. Живите три сотни лет под милостью богов.
Когда церемониальная часть закончилась, свита прошла вместе со светлейшим принцем по улице до парка за Залом Мудрости, где монарх торжественно открыл новый памятник, посвященный знаменитой военной дружбе Айта Югонтина и Коула Сенингтуна, Копья и Факела Кекона. Хило тоже присутствовал и разглядывал бронзовое воплощение своего деда, только гораздо более юного: он гордо стоял рядом с товарищем и смотрел вдаль – вероятно, в славное будущее Кекона.
После прошлогоднего объявления о мире между кланами кто-то из городских властей Жанлуна явно решил, что было бы неплохо установить произведение искусства в честь восстановленной гармонии между Зелеными костями. Учитывая, что кланы по-прежнему старались подорвать влияние и уничтожить соперника (и это состязание, похоже, выигрывали Горные), затея выглядела ироничной.
Принц и несколько чиновников произнесли речи, а после них микрофон взяла Айт и красноречиво заговорила о том, каким был ее приемный отец – блестящим генералом, достойной Зеленой костью, а главное – принципиальным патриотом.
– Мой отец считал, что с нефритом приходит и огромная ответственность, что Зеленые кости прежде всего должны быть верны своей стране. – Слова Айт повисли в воздухе, пока она обводила взглядом собравшихся, остановив его на Колоссе-сопернике, стоящем неподалеку, поскольку ему предстояло выступать следующим. Хило почувствовал вес вражеского взгляда, а густая аура Айт вспыхнула ярким и раздражающим пятном.
Не сводя взгляда с Хило, Айт продолжила:
– Верность высшим идеалам, забота о благополучии страны должны быть сильнее даже отношений с друзьями и близкими. Сильный лидер отбрасывает личные чувства и принимает болезненные решения ради блага общества.
Послание Айт было ясным. Все, что она сделала на пути к посту Колосса Горных, включая убийство своего брата, никчемного плейбоя, и старой гвардии своего отца, она совершила ради высшего блага, ради клана и страны. Коул Хило же, наоборот, упрямо выступая на стороне своей недостойной сестры, не годится в лидеры.
Айт снова повернулась к публике и объявила:
– Если бы мой отец был жив, он бы пришел в отчаяние, увидев, что в нашу страну снова вторгаются иностранцы, но в этот раз при помощи тех, кто должен стоять на защите государства. Как дочь Факела Кекона и как Колосс клана я глубоко обеспокоена.
Шаэ приготовила речь для Хило с невинными восхвалениями героев и трогательными историями из жизни дедушки. Хило пришел на праздник с решимостью придерживаться текста и не отвечать на уколы Айт, но по мере того как она говорила, он все больше раздражался.
– Шелест второго по величине клана в стране – рабыня иностранцев и их образа жизни. Ее действия в прошлом доказывают, что она слаба и не имеет права называться кеконкой, ей нельзя доверить ответственный и влиятельный пост. Моему коллеге пора прислушаться к опасениям общества.
Вдохновляющую речь об отце Айт Мада превратила в обличение соперников. Несколько членов Королевского совета, присутствующих на церемонии открытия памятника, смущенно ерзали. В толпе кое-кто кивал, а другие с каменными лицами смотрели на Хило, ожидая его реакции. Хило прищурился и постарался сохранить невозмутимое выражение лица, но любая Зеленая кость поблизости Чуяла кипящую внутри ярость.
– Хило-цзен, – проворчал Кен за его спиной, – негоже нам выслушивать все это дерьмо. Нужно сейчас же уйти.
Хило не ответил Штырю, он Чуял, как аура Айт Мады гудит с самодовольным любопытством. Сумеет ли она спровоцировать его, чтобы Хило взорвался на глазах у всех? Поддастся ли он, наконец, давлению и снимет Шаэ с поста Шелеста, из-за чего Равнинные будут выглядеть слабыми и виноватыми, или упрямо откажется и будет смотреть, как падает репутация клана и его собственная репутация Колосса, с таким трудом завоеванная?
Он не Почуял приближение Шаэ, пока она не оказалась прямо за его спиной. Ее аура покалывала, как статическое электричество, и когда Хило удивленно повернулся, то увидел, что сестра уверенно шагает мимо него. Ее волосы были туго стянуты на затылке, нефрит на шее сиял в солнечных лучах. Бледное лицо было неподвижным, словно маска. Рядом с ним она помедлила, но едва взглянула на Хило.
– Я думал, ты плохо себя чувствуешь, – сказал Хило. – Что ты здесь делаешь?
– Хочу покончить с этим, – ответила Шелест и двинулась мимо него с решительностью человека, прыгающего под поезд.
Хило разгадал ее намерения за секунду до того, как она заговорила, но к тому времени Шаэ уже наполовину пересекла помост.
– Хватит, – рявкнула Шаэ достаточно громко, чтобы прервать Айт на полуслове и услышали все поблизости. По толпе пронеслась рябь удивления, а нефритовая аура Айт накатилась на ауру Шаэ, как лава на скалы. Шаэ шла вперед, непреклонная и холодная, как луна. – Ты уже достаточно долго меня оскорбляла своими злобными измышлениями, называла плохой дочерью, негодным Шелестом, недостойной нефрита, предательницей и шлюхой.
Она остановилась, и в жуткой тишине можно было услышать биение сердец.
– Айт Мадаши, Колосс Горного клана, я вызываю тебя на дуэль на чистых клинках.