Доктор Хоуэлл говорит, что плакать – нормально.
Говорит, что это здоровая реакция.
Что она помогает организму вырабатывать гормоны стресса.
Из-за того что Хуссейн, Али-Реза и Сухраб – Сухраб! – осмеяли мой пенис, у меня выделилась целая куча гормонов стресса.
За свой член мне стыдно не было. Не только потому, что Стивен Келлнер не обрезан, и даже при том, что обрезание широко распространено в Иране, мама решила, что сыну важно в этом смысле не отличаться от отца.
Как я уже говорил, после уроков физкультуры в школе Чейпел-Хилл мы никогда не принимали душ. И я никогда не состоял ни в одной cпортивной команде школы Чейпел-Хилл («Вперед, громилы»), так что я никогда не принимал душ в школьных душевых.
И даже если бы я все-таки играл в составе какой-нибудь команды, души в раздевалке школы Чейпел-Хилл находились в индивидуальных кабинках со шторками и прочим.
Мне никогда раньше не приходилось принимать душ, чтобы на меня смотрели другие парни.
Может, мой пенис и правда как-то странно выглядел.
Ладно. Признаюсь, что был уверен: выглядел он абсолютно обычно. Потому что есть же в мире интернет.
Я знал, что ничем от других не отличаюсь.
Хотя все еще надеялся, что он у меня чуток подрастет.
Это нормально.
Правда ведь?
Парадная дверь была заперта, так что я пошел в обход. Когда я вошел в дом, Бабу все еще сидел за кухонным столом, попивал чай и щелкал жареные арбузные семечки. Я удивился: неужели он все это время так просидел, застряв в причинно-следственной петле, пока я играл в соккер/неамериканский футбол и подвергался унижениям по поводу того, что крайняя плоть у меня в целости и сохранности?
Он сплюнул пустую кожурку и поднял на меня взгляд, в то время как я пытался побыстрее стянуть с ног кроссовки.
Я так хотел скорее сбежать оттуда, что снова напялил изношенные черные «адидасы» Сухраба, и они сидели на моих лапах хоббита куда теснее, чем «вансы».
Я их ненавидел.
– Дариуш, – пробурчал дед. – Тебе понравилось? Ты выиграл?
– Ну. Да. Мы выиграли.
– Ты играл с друзьями Сухраба?
– Да.
– А где Сухраб? Он не пошел с тобой?
Я покачал головой.
– Дариуш-джан. Не хочешь пригласить его на ужин? В следующий раз, после тренировки.
– Не думаю, что я снова пойду на тренировку.
Не в этой жизни.
Не буду я больше терпеть унижения на почве пениса.
Бабу отодвинулся назад на стуле и внимательно посмотрел на меня.
– Э-э? Почему это?
– М-м.
Я не мог рассказать дедушке, что парни сравнили мой половой член с высшим руководителем Ирана.
– Я им не понравился.
– Что? – Бабу поднялся и схватил меня за плечи. – Почему тебе так показалось, Дариуш-джан? Должно быть, произошло какое-то недопонимание.
Что-то подобное мог бы сказать мне и Стивен Келлнер.
Я начал часто моргать, потому что не хотел, чтобы Бабу стал свидетелем того, как мои гормоны стресса прорывают все системы защиты.
– Почему ты плачешь, внучок?
– Я не плачу.
– Знаешь, в Иране мальчики о таких вещах не беспокоятся.
– Ясно.
– Не стоит так расстраиваться.
Я шмыгнул носом.
– Мне нужно принять душ.
Я не домылся как следует там, на поле. Пятна травы отошли не везде, да и голову я не помыл.
Унижения очень меня отвлекли.
– Хорошо. Не переживай, Дариуш. Все будет в порядке.
Ардеширу Бахрами легко так говорить.
Он понятия не имел, каково это – быть мишенью для других.
Оказавшись наедине с самим собой в душе, я оттер остатки травы и помыл голову. Я оставался под душем как можно дольше. Не хотел, чтобы кто-то слышал, как я хлюпаю носом.
Когда вода постепенно начала становиться прохладнее, я решил, что пора выходить. Я обернулся одним из полотенец Маму. Оно было гораздо теплее и мягче, чем шершавое полотенце Сухраба.
Я шмыгнул носом, включил Танцующий Вентилятор и спрятался в постели.
Назвать мое состояние сном было нельзя. Я не мог заснуть. Смех Сухраба продолжал плясать по кругу у меня в голове. И его слова. «Аятолла Дариуш».
Я уже не был уверен, что мы с Сухрабом похожи. Что он вообще понимал, как это – отличаться от других.
А я ведь был убежден, что нам суждено стать друзьями.
Но Сухраб Резаи был всего лишь еще одним Бездушным Приверженцем Господствующих Взглядов.
Раздался стук в дверь.
Я лежал на боку, изучая крошечные изъяны в стене с текстурой лимонной корки.
– Э… Да?
Через секунду в двери появилась щель.
– Дариуш? – послышался голос Маму. – Хочешь перекусить? Или чего-нибудь попить?
Я взглянул на нее через плечо.
– Нет, спасибо. Я не голоден.
– Точно? Чай есть. С печеньем.
– Точно.
– С тобой все хорошо?
– Да. Просто устал, – ответил я. – Мы долго играли.
Маму проскользнула в дверь и ловко обогнула Танцующий Вентилятор. Я покрепче вцепился в одеяло, потому что после душа не одевался. Маму наклонилась и поцеловала меня в лоб. Она поиграла с моими волосами, которые высохли и превратились в кудрявый ералаш.
– Хорошо, родной. Отдыхай.
Отдохнуть мне, впрочем, не удалось. Через несколько минут меня решил проведать отец.
– Дарий?
– Что?
– Ты собираешься вставать?
– Нет.
– Мы ждем тебя за чаем.
– Я не хочу пить.
– Ты должен попить чаю вместе с нами, – жалобным тоном пропищала Лале из-за двери.
Я был не в настроении пить чай.
Впервые в жизни я вообще не хотел чая.
– Настроения нет.
Папа обошел Танцующий Вентилятор и сел рядом со мной на край кровати, образовав гравитационный колодец, чтобы попытаться меня поднять.
Стандартный Родительский Маневр Альфа.
– Тебе нужно наладить нормальный режим сна. Пойдем. Вставай.
– Я встану. Через какое-то время.
– Сейчас же, Дарий.
– Пап…
– Я серьезно. Пойдем.
Папа схватился за мое одеяло, но я вцепился за него еще крепче.
– Пап, – прошептал я. – Я, ну, это… Голый.
Не думаю, что я пережил бы еще одно унижение на почве пениса за сегодня.
Папа откашлялся.
– Лале, почему бы тебе не пойти ко всем?
– Нечестно секретничать! – сказала она.
Иногда моя сестричка бывает очень любопытна.
– Нет никаких секретов, Лале. Это просто не твое дело.
– Эй! Нехорошо.
– И что?
Папа прервал нас прежде, чем обмен репликами перерос в спор.
– Иди, Лале, – сказал он и многозначительно посмотрел на меня, мол, помалкивай. – Мы скоро присоединимся.
Я подождал, пока «шлеп-шлеп-шлеп» босых ножек Лале не утихли в конце коридора.
После чего папа сказал:
– Лучше не вступать в драку, если ты не одет.
– Я не собирался вступать ни в какую драку.
– Но я бы все-таки не советовал тебе привыкать спать голым в доме бабушки.
– Я и не собирался. Просто принял душ и залез в постель, без задней мысли.
То есть дома я обычно спал без всего, но там можно было запереть дверь. Тут, в доме бабушки, я, естественно, не собирался так делать.
И кое-чем еще заниматься в доме Маму я тоже не собирался. Ни при каких обстоятельствах.
Слишком уж это было бы странно.
Отец покачал головой.
– Я могу тебя понять. Я сам все время спал голым. Пока ты не родился. – На его лице появилась хитрая ухмылка.
– М-м.
– А как, по-твоему, ты на свет появился?
– Пап. Какая мерзость.
Папа рассмеялся – прямо по-настоящему! – и вслед за ним мне самому стало смешно. Не самый непринужденный смех, но все же лучше, чем гогот Сухраба, Али-Резы и Хуссейна.
Очень неловкая ситуация.
– Ладно. Пойдем. Я знаю, ты устал, но надо постараться и не ложиться спать до отбоя.
Папа потрепал густую черную поросль у меня на голове и потянул за кончики волос.
Я был уверен, что он сейчас снова затянет волынку о том, как сильно они отросли. Но вот…
– Стивен! – раздался голос Маму из кухни. – Чай готов!
Папа выдохнул через замкнутые губы.
Я моргнул.
Обоим нужно было сейчас же встать.
– Бабу сказал, ты ходил играть в футбол. И что у тебя появился друг.
– Ну…
– Я так тобой горжусь, Дарий.
Папа рукой отодвинул мои волосы и поцеловал меня в лоб.
– Иди оденься. Попьем чайку. Скоро ужин.
– Хорошо.