Наступил июнь. Областной суд отказал адвокату Николая Тригорского в повторном ходатайстве о выходе на свободу из-под стражи под залог. Тригорского привезли в Красногорский УВД на очередные допросы из Волоколамского СИЗО. Две трети прежних приятелей позабыли о нем через две недели после того, как он оказался в тюрьме. Но небольшая группа доброхотов под предводительством казачьего атамана, козыряя прежними заслугами Тригорского в организации фонда «Правопорядок в действии», уговорила следователя дать Тригорскому свидание с сыном Михаилом.
И тот явился в назначенный час в Красногорский УВД с полиэтиленовой сумкой – передачей отцу.
Сумку забрал конвой на проверку, а парня проводили вниз в изолятор. В кабинет для допросов привели Тригорского-старшего. Полицейский оставил их, потому что в кабинете работала камера наблюдения, и если бы кто-то из них попытался что-то передать негласно, это бы увидели.
Но Ангел Майк ничего не собирался передавать негласно. Он словно и не заметил свободный привинченный стул. Стоял напротив отца, тот, ссутулившись, сидел на таком же привинченном стуле.
– Ну, здравствуй, сынок.
– Думаю, можем обойтись без этого.
– Без чего? – Тригорский удивленно поднял голову.
За месяц, проведенный в СИЗО, он изменился – исчезла его былая уверенность и вальяжность.
– Без этого самого, – Ангел Майк засунул руки в карманы джинсов. Льняные волосы, ставшие еще длиннее, падали ему на лицо. – Не думай, что я буду по тебе скучать.
– Ты что мелешь?
– То, что тебе тут самое место, папа.
– Ты что говоришь? Мне, своему отцу?
– Я думал, мне самому придется с тобой управляться как-то. А теперь эта проблема отпала.
В кабинете для допросов наступила тишина.
– Ты зачем пришел? – тихо спросил Тригорский.
– Посмотреть на тебя. Я теперь свободен, – Ангел Майк тряхнул волосами. – В музее больше не работаю. И вообще – моя жизнь только начинается, папа.
Дверь открылась, и в комнату зашел конвойный. В руках он держал сумку Майка и пластиковый контейнер – самый обычный, из тех, что хозяйки держат в холодильниках.
– Ты что это принес, парень? – спросил он брезгливо.
В пластиковом контейнере – зеленая жижа.
– Васаби, – ответил Ангел Майк. – Японский хрен для папочки. Будет чем сдобрить баланду.
– Пошел прочь, мерзавец! – взревел Тригорский.
И на секунду стал тем самым – прежним, страшным, которого Катя и Анфиса видели в огне пожара.
А затем он рухнул на стул и закрыл лицо руками.
Ангел Майк вышел из Красногорского УВД. Простенький мотивчик, что он насвистывал от удовольствия, вдруг примерз к его губам.
На тротуаре напротив здания он увидел участкового Миронова. В этот день с него как раз сняли гипс…
А в это самое время Катя и Анфиса вышли из такси на Волхонке. Они стояли у ограды музея. Здание уже целиком скрывали строительные леса, во дворе, заставленном вагончиками, сновали строители. Музей закрылся на генеральную реконструкцию.
И уже ничто не напоминало…
Анфиса – теперь ей предстояло щеголять в гипсе с рукой на перевязи – пыталась рассмотреть ту самую клумбу роз.
Катя – пролом в стене. Но пролом заделали сразу, а на месте клумбы стояла бетономешалка.
В общем, ничто уже не напоминало…
– Вот интересно, не появись тут «Проклятая коллекция», случилось бы все это? – спросила Анфиса.
И Катя поняла – хотя ничто уже не напоминало, они думали об одном.
Сам великий музей, это здание…
– Хорошо, что теперь пропуск сюда навсегда постоянный, – Анфиса взяла Катю за руку и повела деловито к служебному входу.
И великий музей обнял их, когда они вошли с жаркого солнца в сумрачный пустой вестибюль – обнял, окутал прохладой.
Нет, лишь на первый взгляд он казался пустым – всюду кипела работа, в залах рабочие и служители музея паковали в ящики на время ремонта экспонаты. И вся экспозиция выглядела точь-в-точь как та коллекция.
В упаковочном материале все коллекции смотрятся одинаково.
– Хотелось бы скорее все увидеть, а теперь тут ремонт, – Анфиса вздохнула.
И Катя улыбнулась – они снова думали об одном. Она достала из сумки планшет, включила, открыла нужный сайт.
– Все уже давно здесь, в открытом доступе, – сказала она. – Кристина теперь ведет постоянный блог от имени куратора. Вся «Проклятая коллекция» выложена в Сеть, все экспонаты, исследование артефактов. Блог стал популярным, много просмотров, комментариев. Совмещенная мумия – просто абсолютный хит.
Они стояли посреди музея и смотрели в компьютер на «Проклятую коллекцию».
– Ремонт ремонтом, а научная работа у них тут продолжается.
– А имена?
Катя коснулась пальцем дисплея планшета.
Собрание, переданное в дар Ибрагимбеком Саддыковым…
Спасенное, как и весь музей, Юсуфом Ниязовым, при памятном трагическом взрыве…
– Пусть где-то там спорят и хотят запретить, – сказала Катя. – А все уже здесь – в открытом доступе. Кристина постаралась, чтобы их имена люди помнили…
– Вон она, на лестнице, машет нам, – воскликнула Анфиса.
На главной лестнице с убранной бежевой ковровой дорожкой, среди золотистых колонн – двое, словно на капитанском мостике: Виктория Феофилактовна и Кристина рядом с ней, как теперь уже верный, преданный до конца оруженосец.
Никаких прежних деловых костюмов и шпилек – свободные брюки, балетки и мешковатая блуза – дань беременности.
– Ребенок родится, а потом откроют музей после ремонта и отпразднуют сто лет, – Анфиса помахала рукой в ответ. – Давай поднимемся, они нас ждут.
В Египетском зале рабочие осторожно снимали со стены и упаковывали драгоценную фреску.
Ладья Вечности отправлялась в спецхран. Василиса Одоевцева – в модном летнем комбинезоне и парике цвета воронова крыла, словно египетская жрица, пристально следила, чтобы все было в порядке.
Толстый пушистый кот играл на полу обрывками веревок и мятой бумагой. Тот самый кот Бенедикт, считавший свою жизнь приятной и удавшейся, и о котором все почти забыли в суматохе.
С некоторых пор Василиса с разрешения администрации стала брать его с собой на работу – в неразберихе ремонта появился страх перед нашествием крыс.
Принюхиваясь, он подкрался к тому месту, где всего месяц назад зиял пролом, вонявший гарью и порохом.
Но теперь тут крепкая стена – монолит.
Но кошки…
Они же видят сквозь стены.
Там, за глухой музейной стеной – необозримый простор, пески, сухой колючий кустарник, обломки колонн.
Кошки холма Телль-Баста прятались в тени руин от невыносимого зноя, но не покидали древних развалин. И не вели счет количеству прожитых жизней – просто существовали.
Ждали, что же случится дальше.
Какая новая история – впереди.