Глава тридцать шестая

Где-то глубоко внутри Горы Волк услыхал шелест листьев.

Листьев?

Он резко затормозил. Нет, быть такого не может! Или это очередной обман Тех, Что Скрываются? Они были страшно недовольны тем, что Волк проник на их территорию. Они готовы были возненавидеть любого, кто осмелится проникнуть в их пещеры; они постоянно кружили неподалеку от Волка, рассыпая вокруг него самые разнообразные запахи и звуки, чтобы он не смог понять, откуда они все доносятся.

Волк прибавил ходу, хотя и сам не знал, куда бежит. Он, похоже, целую вечность бежал по этому извилистому Логову и давно потерял след своей Бесхвостой Сестры; сейчас он чуял лишь запах влажных камней и испуганного Волка, то есть свой собственный. Ему очень хотелось пить; и бока у него болели, изодранные когтями тех бесхвостых детенышей со злым духом внутри; и он по-прежнему понятия не имел, где Большой Брат.

Проход внутри Горы стал значительно шире; здесь отчетливо чувствовалось дыхание земных недр, и этот подземный ветерок шевелил шерсть у Волка на спине. В каком-то углублении он обнаружил немного воды и жадно ее вылакал, не обращая внимания на лежавшие поодаль странные каменные кости. Он уже знал, что эти кости — всего лишь очередной обман; он уже пробовал грызть такие и чуть не сломал себе клык.

Вдруг его ноздрей коснулся знакомый слабый запах, и он, нервно вскинув голову, хорошенько потянул носом, желая убедиться, что ему это не почудилось. Да! Это действительно был он, Большой Брат!

Его запах просачивался откуда-то сверху, и Волк, встав на задние лапы и опершись передними о скалу, почувствовал дыхание какого-то другого Логова, очень маленького. Но было слишком темно, чтобы он мог что-то разглядеть. Волк подпрыгнул и, цепляясь когтями за поверхность скалы, полез вверх. И вскоре оказался в том маленьком Логове.

Там было так тесно, что Волку пришлось прижать уши и дальше ползти на брюхе, царапая бока о каменные стены. Порой проход становился настолько узким, что почти невозможно было дышать. Наконец Логово выплюнуло его из своей пасти, и он упал, больно ударившись носом о камень.

И сразу же со всех сторон его окружил вихрь самых разнообразных запахов. Вонь злых духов. Противный, отдающий падалью, запах Той, Что С Каменным Лицом. Запахи различных бесхвостых, которых Волк знал когда-то давно. И самое главное — запах Бесхвостого Брата!

Волк прямо-таки полетел сквозь тьму. Туннель снова стал узким и извилистым, как кишка. И на том его конце Волк уже слышал знакомое рычание стаи псов. Этому рычанию вторило гулкое эхо, и Волк догадывался, что приближается к какому-то очень большому Логову.

Он услышал знакомый писк летучих мышей и шорох крыльев филина. И побежал еще быстрее.

Злые духи! Но ведь именно для охоты на злых духов он, Волк, и предназначен!

* * *

Выход из туннеля был уже совсем близко, и Ренн ускорила шаг.

— Не спеши! — предупредил ее Дарк.

Она не послушалась. Здесь уже хорошо было слышно бряцанье костей и надтреснутый голос Пожирательницы Душ, монотонно поющей свое смертоносное заклинание:

Силой кости,

Силой камня,

Силой взгляда

Злого духа

Я, Эостра, призываю

Вас, не знающих покоя!

Я, Эостра, заклинаю

Вас во всем мне подчиняться!

Ренн тщетно пыталась припомнить то разъединяющее заклятие, которое знала когда-то. Она надеялась, что ей удастся хотя бы отчасти разрушить воздействие магических чар, но стальная, леденящая воля Эостры оказалась сильнее. Она словно заморозила все мысли Ренн. Никто не может помешать Той, Что В Маске.

Ренн так резко остановилась у самого выхода из туннеля, что Дарк невольно налетел на нее.

Выход находился на головокружительной высоте, под самым сводом пещеры. И никакой возможности спуститься по этой отвесной стене не было.

Прикусив губу, чтобы не заплакать от огорчения, Ренн осторожно, на коленях подползла к самому краю. Выход — или вход? — в туннель был похож на пасть, полную острых каменных зубов. Прячась за этими «зубами», Ренн заглянула вниз и увидела, что через всю пещеру зигзагом проходит глубокая трещина, похожая на черную молнию. На ближнем конце пещеры высился каменный алтарь; на нем горел огонь, окутывая алтарь густым дымом. Дальше, у подножия какого-то странного каменного столба, вершина которого терялась в дыму, шевелились какие-то темные тени. От них исходила волна такой лютой ненависти, что Ренн сразу догадалась: это боевые псы Эостры. Но Торака нигде видно не было.

…Я, Эостра, призываю

Вас, не знающих покоя!..

Ренн подтащила к себе лук и топор. Оружие было в порядке, но стрелы, к сожалению, почти все оказались поломанными. Только три стрелы остались целыми, выдержав путешествие по узким норам в теле Горы.

…Я, Эостра, заклинаю

Вас во всем мне подчиняться!

Дым над костром немного рассеялся, и Ренн мельком увидела Ту, Что В Маске. Мертвенно-бледная, даже синеватая, рука колдуньи сжимала посох с укрепленным в набалдашнике огненным опалом. Ренн заметила, что алый, как кровь, свет волшебного камня просачивается сквозь густую сеть, сплетенную из каких-то странных шнурков. Ренн схватила стрелу, прицелилась, но Эостра, точно почуяв угрозу, вновь исчезла в клубах дыма.

— Ты чувствуешь их присутствие? — шепотом спросил Дарк, опускаясь рядом с Ренн на колени.

— Кого — их?

— Вон тех, в дыму, у подножия алтаря. Они ужасны!

— Но я ничего не могу толком разглядеть…

— И я не могу. Но я хорошо их чувствую!

Впрочем, Ренн тоже их чувствовала. В Шепчущей пещере, безусловно, находились не только Эостра и ее подручные. Там было еще много… других существ.

— Это все дым, — еле слышно выдохнула она. — Это колдовской дым, он — часть ее чар. Не смотри туда.

Но Дарк уже не мог отвести от Эостры глаз. Да и Ренн тоже не могла.

Монотонное пение Пожирательницы Душ на мгновение смолкло. И черная тьма окутала пещеру. А колдунья в звенящей тишине воскликнула:

Соблазнительница Сешру! Ты любой змеи ловчее…

И тебя я призываю!

У Ренн по всему телу поползли мурашки.

А пещера наполнилась негромким, но отчетливо слышным в каждом углу шипением.

«Нет, этого не может быть! — уговаривала себя Ренн. — Не может быть!»

Но продолжала смотреть. И увидела, как в завитках дыма возникает знакомая гибкая фигура…

«Нет! Сешру мертва. Твоя мать мертва, Ренн! Ведь ты сама нанесла на ее тело Метки Смерти. Ты собственными глазами видела, как ее тело предали вечному покою…»

Но уговаривать себя было бесполезно.

А Эостра тем временем снова запела, и Ренн показалось, что на этот раз ее монотонное пение продолжается бесконечно долго. Потом колдунья снова умолкла, снова загасила пламя костра и в наступившей темноте выкликнула:

… Наррандер… Тебя я призываю!

И из дальнего конца пещеры отозвался громкий мужской голос:

— Я — Наррандер! И я иду к тебе!

Ренн затаила дыхание: она узнала этот голос!

— Но твои чары с изъяном, — прогремел тот же голос, — ибо ты используешь волосы живого человека.

Эостра молчала.

— Кто это? — шепотом спросил Дарк.

Но Ренн ему не ответила. Прошлое неумолимо, точно паковый лед, надвигалось на нее. Она не сводила глаз с мужской фигуры, постепенно выступавшей из темноты.

Филин Эостры вдруг сорвался с места и ринулся на пришельца. Тот отмахнулся от хищника топором. Походка у него, впрочем, была несколько неуверенной. Драные шкуры, прикрывавшие тело, хлопали по тощим ногам. И Ренн прекрасно знала: будь она поближе к нему, то, конечно же, увидела бы и его отвратительную, грязную и спутанную бороду, и струйку слюны, стекающую изо рта… Она бы увидела все его мерзкое одноглазое лицо, загрубевшее, как древесная кора…

Седьмой Пожиратель Душ! А ведь Ходец именно на это намекал им еще во время их первой встречи! Говорил, что и сам был очень мудрым, пока кремень его не ударил…

— Наррандер умер, — проскрипела скрытая клубами дыма Эостра. — Он погиб во время великого пожара.

— Погиб другой! — проревел Ходец. — Который должен был остаться в живых! И Ходец сейчас со всем этим покончит!

— Никто не может помешать Той, Что В Маске.

Ходец взревел и бросился к каменному алтарю, но добраться до него не сумел и резко затормозил на самом краю той жуткой трещины в полу, которая, как теперь понимала Ренн, очень широка и глубока. Перепрыгнуть через нее Ходец не мог.

— Он должен был остаться в живых! — взвыл Ходец, и в голосе его была такая боль, что вся пещера, казалось, наполнилась ею.

И тут Ренн заметила на выступе, прямо над головой у Ходеца, маленькие сгорбленные фигурки токоротов. В полном отчаянии она прицелилась; Дарк тоже вложил камень в пращу, но оба почти сразу опустили оружие: увы, токороты были слишком далеко от них.

— Осторожней! Они у тебя над головой! — в один голос крикнули Ренн и Дарк.

Ходец глянул вверх, и тут в него полетел первый камень. Он упал на колени. Второй камень заставил его распластаться на земле у самого края трещины. Топор, вылетев у него из рук, исчез в пропасти, и через некоторое время снизу донесся негромкий всплеск воды. Теперь Ходец лежал ничком и не двигался, и Ренн казалось, что никогда еще она не ненавидела Эостру так сильно, как в эти мгновения.

— Я вижу Торака! — прошипел Дарк и, дернув Ренн за руку, потянул ее куда-то в сторону. И она наконец тоже его увидела.

Торак находился высоко над полом, примерно на середине того высоченного каменного столба, под которым ярилась стая псов. Он был привязан за талию к каменному выступу; голова его безжизненно склонилась на грудь. И он был совершенно недвижим.

— Торак! — пронзительно вскрикнула Ренн.

Ответа не последовало.

«Он либо оглушен, либо странствует вместе со своей блуждающей душой», — решила Ренн. Думать, что он может быть мертв, она попросту не желала. Стиснув зубы, она приготовилась стрелять. Сколько там собак? Шесть? Семь? И у нее всего три стрелы…

Здоровенный пестрый пес подпрыгнул, пытаясь схватить Торака за босую ногу. В воздухе пропела стрела, и пес упал, захлебываясь воем: стрела пронзила ему горло.

Дарк раскрутил свою пращу, и еще один пес рухнул замертво. Потом Дарк прикончил еще одного, размозжив ему череп. Ренн тоже не отставала, ловко попав очередному псу прямо в грудь, отчего тот зашатался и рухнул прямо в пропасть. Его дикий вой затих где-то далеко внизу.

Вдруг два пса, словно почуяв добычу, метнулись через всю пещеру и исчезли в одном из туннелей. У скалы, где находился привязанный Торак, остался только один пес, зато там появился токорот. Когда токорот, зажав в зубах нож, начал карабкаться вверх, Ренн вложила в лук последнюю стрелу и тщательно прицелилась. Но руки все равно предательски дрожали. Она понимала, что хочет уничтожить злого духа, но этот злой дух пребывал в теле живого ребенка.

В воздухе просвистел пущенный из пращи камень, и токорот с пронзительным воплем упал вниз, сжимая руками перебитую голень. А Дарк снова с мрачным видом вложил камень в пращу, но метнуть его не успел: токорот поспешно уполз куда-то в темноту.

Вглядываясь в окутанное магическим дымом пространство пещеры, Ренн искала новую мишень, но этот дым был слишком густым; казалось, его щупальца проникают ей в душу, опутывают ее мысли, а Та, Что В Маске злорадно усмехается, видя это, и крепко сжимает в пальцах огненный опал. Никто не может помешать Эостре.

Ренн опустила лук. Нет, с помощью лука и стрел ей над Эострой победу не одержать.

И ее вдруг охватила твердая решимость, словно переданная ей покойной Саеунн — ведь у старой колдуньи тоже была железная, не допускавшая компромиссов воля.

«Ты, в конце концов, тоже колдунья! — сказала себе Ренн. — Вспомни об этом и действуй!»

«Твои чары с изъяном, — сказал Ходец, — ибо ты используешь волосы живого человека».

Ренн замерла, пристально вглядываясь в ту сетку, которой был оплетен огненный опал. Похоже, сеть сплетена из множества разноцветных прядей. Ренн разглядела разные оттенки — черные, рыжие, золотистые…

Волосы! Эостра поймала души своих единомышленников в силки из их же собственных волос! Она вплела их волосы в ту сеть, которая теперь удерживала огненный опал! И эти веревки из волос заставляют мертвых Пожирателей Душ покоряться ей. Точно так же — завладев волосами Торака — она намерена и его подчинить себе, лишить его силы…

— Торак! — что было сил заорала Ренн. — Перережь эти веревки!

* * *

Пойманный в ловушку хитростью и мощной волей Эостры, Торак тщетно пытался освободиться, и силы уже начинали изменять ему.

Откуда-то издали донесся голос Ренн. Она что-то кричала ему. Да нет, этого просто быть не может! Никакой Ренн здесь, конечно же, нет!

Но кто-то же все-таки кричал? И эти крики явно отвлекли внимание Эостры. Почувствовав, что хватка колдуньи чуть ослабела, Торак не преминул воспользоваться этой возможностью…

И сразу же открыл глаза. И понял, что снова находится в собственном теле. И услышал, как кто-то громко кричит.

— Перережь веревки, Торак! Те, которыми огненный опал оплетен! Перережь их, и заклятие сразу будет нарушено, и все они снова навсегда уйдут в Страну Мертвых!

Но это же действительно Ренн! Ее Торак, правда, пока не видел, но успел заметить, что одна из ее стрел пронзила горло пестрому вожаку собачьей стаи.

Веревки, огненный опал… Он вдруг почувствовал небывалый прилив сил. И понял, что ему нужно делать.

Он мгновенно отвязал себя от скалы и скользнул вниз. Но тут на него из темноты бросился последний из псов Эостры. Одним движением ножа Торак вспорол псу брюхо и отшвырнул его в сторону. Затем на всякий случай нанес еще несколько предваряющих ударов в темноту и, держа нож наготове, двинулся дальше. Ни токоротов, ни собак он поблизости от себя больше не видел, хотя откуда-то доносилось их яростное рычание — там, похоже, шла жестокая схватка. Свободной рукой Торак подхватил с земли камень и, слегка пошатываясь, приблизился к каменному алтарю. Ренн права: еще не все кончено. Страшное заклятие еще можно разрушить, еще можно навсегда уничтожить Пожирателей Душ… Но почему Эостра так спокойна? Почему она продолжает петь?

А Повелительница Филинов в очередной раз притушила огонь на алтаре и, окутанная клубами дыма, расправив крылья, призвала последнего из Неупокоенных:

О мудрый, как волк, властный, как…

Нет! Тораку хотелось закричать, но язык словно прилип к небу. Беспомощный, он слушал, как Пожирательница Душ выкликает любимое имя, которого сам он не осмеливался произнести вслух вот уже три года.

На мгновение в пещере воцарилась полная тишина.

И в этой тишине прозвучало гулкое эхо воя множества невидимых волков. А за алтарем в завитках волшебного дыма возник чей-то знакомый силуэт.

Нож со звоном выпал у Торака из рук. Неужели это Отец?