Глава XIV

«На самодельном корабле»

в которой Сентябрь попадает из Осени в Зиму, встречает некоего джентльмена со средствами и решает инженерно-навигационную задачу.

* * *

 

Сентябрь проснулась от звука падающего снега. «Хумару! Хумару!» – кричали над головой серебристые совы. Белый диск солнца мягко просвечивал через продолговатые облака. Кожу обдувал холодный ветер с запахом сосны.

Она открыла глаза… о чудо, у нее есть глаза! И кожа! Она даже умеет дрожать от холода! Сентябрь лежала на самодельных носилках – лоскуте пестрой шкуры, натянутом между двумя шестами. Ее руки – да, и руки тоже вернулись! – были аккуратно сложены на груди, а волосы струились по плечам, спускаясь к поясу зеленого пиджака: ее родные, темно-каштановые, сухие и чистые волосы. Она была целехонька и невредима.

Но одна! Сентябрь вдруг все вспомнила – спящих синих львов, Субботу, От-А-до-Л, всех сразу. Еще она вспомнила сон. Обрывки сна, что до сих пор висели на ней, как лохмотья.

«Ранним утром на заре…»

В панике она потянулась за мечом – и сразу нашла отливающий медью гаечный ключ, тут же, рядом, на пестрой шкуре. Ложка все так же уютно сидела под поясом пиджака. А вот поддержка Субботы пропала, потерялась в лесу. Сентябрь села. Голова гудела и кружилась. Вокруг простирался лес, уже простившийся с осенью, деревья были черные и нагие, повсюду сверкал снег, скругляя острые углы идеальной белизной. Зеленый пиджак прилежно пыхтел, чтобы вовремя стряхивать мягко падающие на него снежинки.

– Видишь? Ты выздоровела. Я же обещала, что так будет. – Лимончик сидела чуть поодаль, стиснув трехпалые кулачки, будто боялась подойти слишком близко. Маленькая спригганша почесала длинный желтый нос и натянула на голову желтый капюшон. Потом щелкнула пальцами, и перед ней, прямо на снегу, загорелось золотистое пламя. Смущаясь, она выудила из кармана зефир и насадила его на длинный ноготь большого пальца для того, чтобы поджарить на огне.

– Где мои друзья? – строго спросила Сентябрь и радостно обнаружила, что к ней вернулся голос, сильный и звонкий, эхом отразившийся в пустом лесу.

– Я, между прочим, не обязана была тебя вытаскивать оттуда. Могла бы и оставить, больно охота тащить тебя через всю область Зимнего Договора. Слишком близко к весне, у меня даже желудок от этого крутит. Рубин вообще не захотел идти. А ведь он любит путешествовать. Доктор Охра у нас трусоват – спрятался, когда львы нагрянули. Ну, рано или поздно отыщется. Он небось сердится на тебя – могла бы подождать зачисления в наш университет, прежде чем… э-э-э… деревенеть. А теперь я из-за тебя пропустила нашу свадьбу, благодарю покорнейше!

– Завтра будет новая свадьба. И вообще, если это было так сложно, почему же ты не увеличилась и не прискакала оттуда в три прыжка?

– Вообще-то, – Лимончик пооранжевела от смущения, – я так и поступила, но дело же не в этом. Дело в том, что ты должна испытывать благодарность.

Сентябрь сжала зубы. Ощущение ей понравилось – хорошо, когда есть зубы.

– Где мои друзья? – ледяным голосом повторила она.

– А мне-то откуда знать? Нам было велено накормить тебя и отправить в лес. Нам же вообще ничего не говорят, кроме «Смешай мне Жизнь-Во-Фляге, Лимончик!», «Испеки мне Кекс-Молодости, золотце!», «Проверь эти контрольные!», «Последи за той мензуркой!», «Монографию о природе загадок гоблинов, Ли-Ли!» Нет, хватит с меня этой докторантуры, клянусь!

Золотистая спригганша треснула себя кулачком по костлявому колену. Когда она произносила свою тираду, голос ее становился все выше и выше, пока не стал похож на свист закипевшего чайника.

– Короче, нет смысла меня допрашивать. Я не знаю! Но я вытащила тебя на снег, а снег – начало и конец всего, это общеизвестно. Я тебя вывела к снегу и к Министерству, и клерк тебе скажет… впрочем, скорее всего он скажет тебе: «Ххтотм!» Я думаю, что они в Одинокой Темнице, просто потому что львы всех туда уносят, и это далеко, просто ужасно далеко, и тебя там ничего хорошего не ждет. Помилование отменили давным-давно. Темницу охраняет Очень Неприятный Тип, а ты всего лишь маленькая девочка.

Лицо Сентябрь горело. Она встала, вплотную подошла к Лимончику и присела перед ней на корточки. Должно быть, ванна мужества Алкали – как же давно это было! – породила этот багровый пенистый прилив отваги, потому что иначе невозможно представить, где она еще могла набраться дерзости, чтобы прошипеть в лицо несчастной спригганше:

– Я тебе не «всего лишь»! – Сентябрь встала во весь рост и расправила плечи. – Я тоже могу вырасти, как ты, только… только мне для этого надо чуть больше времени. – Она повернулась на каблучках, подхватила свой медный ключ и зашагала по хрустальному снегу к избушке, угнездившейся между двумя высокими тисами. Наверняка это и было Министерство, по крайней мере она на это надеялась, иначе выглядела бы сейчас глупо. Она шла не оборачиваясь.

– Извини! – прокричала Лимончик ей вслед. – Мне очень жаль! Алхимия отличная вещь, если бы не эти алхимики…

Сентябрь не удостоила ее ответом, топая вверх по холму. Голос спригганши за ее спиной тонул в сугробах.

 

Сентябрь облегченно вздохнула. Хорошенькие черные туфельки Маркизы вконец промокли – снег набивался в них и таял. Сквозь метель показалась симпатичная вывеска, сияющая свежей краской, красной и черной.

МИЛЕЙШЕЕ МИНИСТЕРСТВО

МИСТЕРА МАПЫ

(Святочное отделение)

Избушка была покрыта белым мехом и веточками остролиста, но веточки скорее портили вид, будто кто-то начал было украшать дом, но бросил, заскучав за этим занятием. В очень толстую прочную дверь был грубо врезан круглый компас. Сентябрь вежливо постучала.

– Ххтотм! – донеслось изнутри. Звук был странный, будто кто-то сплюнул, прокашлялся, зарычал и спросил, кого там черт принес, и все это одновременно.

– Прошу прощения! Меня прислала Лимончик. Позвольте войти, сэр Мапа.

Дверь со скрипом приоткрылась.

– Не сэр, а мистер, котеночек. МИСТЕР. Ты что, видишь у меня на груди орден Зеленого Салопа? А? Или Хрустальный Крест? Вот бы я удивился. Зови меня моим настоящим именем, ради бука и всех святых висельников.

На нее сверху вниз смотрел старик. Мешки у него под глазами сморщились, как старая бумага, а волосы и закрученные длинные усы были уже даже не седые, а цвета выцветшего пергамента. Морщинистая коричневая кожа и тщательно причесанные волосы, благообразно уложенные и схваченные черной лентой, придавали ему торжественный вид, как на старых портретах президентов в школьных учебниках Сентябрь. У старика было приятное округлое брюшко, большие щеки, а из мясистых и по-волчьи мохнатых ушей торчали пучки серого меха. Одет он был в ярко-синий костюм, ослепительный посреди заснеженного леса. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки, предплечья были покрыты матросскими татуировками. Несколько мгновений они глазели друг на друга, ожидая, кто заговорит первым.

– Ваш костюм… великолепен… – прошептала Сентябрь, внезапно смутившись.

Мистер Мапа пожал плечами.

– Вообще-то, – сказал он как нечто совершенно логичное, – мир состоит в основном из воды. К чему притворяться, что это не так?

Сентябрь придвинулась поближе, может быть, даже ближе чем позволяли приличия, и увидела, что его костюм – это карта, разлинованная и подписанная. Пуговицы на его куртке были зелеными островами, запонки тоже, а пряжка ремня, сделанная из огромного сверкающего изумруда, изображала самый большой остров из всех. Форму этого острова Сентябрь узнала. Она уже видела эти очертания, хоть и всего секунду, пока летела кубарем вниз из таможенного пункта. «Это Волшебная Страна», – подумала она.

Мистер Мапа отступил из дверного проема и вернулся к работе. Сентябрь последовала за ним. В маленькой комнате главенствовал большой мольберт, на котором мистер Мапа писал морского змея, очерчивающего границы бурного океана, омывающего, в свою очередь, небольшой архипелаг. Все поверхности в домике были заняты картами – топографическими, геологическими, подводными, картами плотности населения, художественными и даже секретными военными. Незанятым оставалось только место для единственного стула, мольберта и стола, заваленного красками и перьями. Сентябрь аккуратно прикрыла за собой дверь. Дверь сама захлопнулась, где-то в глубине ее щелкнул замок.

– Простите, мистер Мапа, но та леди-алхимик сказала, что вы знаете, где найти моих друзей.

– И откуда же мне это знать? – Мистер Мапа лизнул ручку. Язык его был черный – полный чернил, которыми и наполнилось перо. Он вернулся к своей карте. – Сдается мне, что другу лучше знать, где его друзья.

– Их… утащили. Двое львов, это львы Маркизы. Она говорила, что они черпают силу из сновидений, но я тогда не понимала… а теперь, кажется, поняла.

– Знаешь, где я выучился моему искусству? – беспечно спросил мистер Мапа, отхлебнув бренди, который, казалось, сам материализовался у него в руке. Сентябрь могла поклясться, что не видела, чтобы он брал его с приставного столика. – Хххтотм! – медленно выдохнул он и облизнул губы. – Поверь мне, это не праздный вопрос. Я, как корабль, всегда возвращаюсь в порт, из которого отплыл.

– Нет, мистер, я не знаю.

– В тюрьме, мой котеночек. Там, где можно научиться всему, чему стоит учиться. В тюрьме нет ничего, кроме времени. Время тянется целую вечность. Можно резаться в «Мрачные руины», или заняться санскритом, или выучить наизусть все стихи о во́ронах (таких сейчас насчитывается ровно семь тысяч девяносто четыре, но одна бездарная крыса в нашем городке упорно сбивает меня со счета), и все равно в твоем распоряжении останется еще столько времени, что с тоски помрешь.

– А как вы оказались в тюрьме?

Мистер Мапа снова пригубил свой бренди. Он закрыл глаза и встряхнул своими глянцевыми кудрями. Сентябрь он тоже предложил отхлебнуть, и та, утратив последние претензии на осторожность, сделала большой глоток. От вкуса жареных орехов и жженого сахара она закашлялась.

– Так всегда бывает со старой гвардией, лисичка, можешь не сомневаться. Мы заставляем этот мир вертеться. А когда мир меняется, он задвигает нас поглубже, чтобы мы не раскрутили его в другую сторону. – Мистер Мапа открыл глаза и печально улыбнулся. – Кстати сказать, я когда-то был на стороне Королевы Мальвы и любил ее.

– Вы были солдатом?

– Я этого не говорил. Я сказал, что был на ее стороне. – Мистер Мапа слегка покраснел, точнее, посинел, как будто у него под кожей разлились чернила. Он смущенно прядал своими волчьими ушами. – Ты еще юна, моя лань, но наверняка сможешь меня понять. Когда-то ты могла называть меня «сэр», и никто бы тебя не поправил.

– Ох! – выдохнула Сентябрь.

– Ххтотм, – сплюнул мистер Мапа. – Все прошло, миновало, стало историей, остались лишь старые песни да старое вино. Она теперь всего лишь очередная королева в школьной программе.

– Мой друг Вивернарий… ну, он виверн… так вот, он говорит, некоторые верят, что она все еще жива, где-то в подземелье или где там Маркиза держит народ в заточении…

Мистер Мапа посмотрел на нее. Уголки его печальных глаз поникли. Он попытался улыбнуться, но получилось не очень.

– Я встретил в тюрьме одну даму, – продолжал он, будто Сентябрь и не говорила ничего. – Она была из ярлоппов. Они хранят все свои воспоминания в ожерельях, которые не снимают нигде и никогда. Поэтому они навсегда запоминают все, что видят. И вот эта ярлоппа – ее звали Лиист, и какие же пушистые и ладные были у нее ушки! – Лиист учила меня переносить воспоминания на пергамент, чтобы нарисовать четкий путь… путь назад к тому, что я любил когда-то, к тому, что узнал еще молодым. Вот что такое карта, понимаешь? Просто память. Просто желание однажды вернуться домой любой ценой. Свои воспоминания Лиист хранила в жемчужине у самого горла, а я свои – на бумаге, на бесконечной бумаге, бесконечное время, пока у Маркизы была нужда во мне, пока она не отослала меня в область Зимнего Договора, в самую глушь, где ничего не происходит, где никто не живет, где можно не опасаться, что я что-нибудь вытворю. Где нет доброй ярлоппы, чтобы утешить меня, и никому не нужны мои карты, чтоб отыскать путь.

Сентябрь посмотрела вниз. На свои изящные блестящие туфельки. Бренди согрел ее изнутри.

– Мне… мне как раз нужно отыскать путь, – сказала она.

– Я знаю, волчонок. Я тебе про него и рассказываю. Про путь на дно мира, к Одинокой Темнице, куда львы забирают всех, кого ненавидит Маркиза. – Мистер Мапа подался вперед, смочил языком перо, которое тут же наполнилось чернилами, и зажал глазом увеличительное стекло, чтобы нанести на карту острова мельчайшие детали. – Видишь ли, Сентябрь, Волшебная Страна – это остров, а море, что омывает его, течет только в одну сторону. Так всегда было, так всегда будет. Море, конечно, не может изменить свой курс. Если бы Темница находилась на другом берегу от нас, ты бы не смогла доплыть до нее по прямой. Течение идет в противоположном направлении. Ты можешь достичь ее, только обогнув всю Волшебную Страну целиком, а это задача не из простых.

– Вы знаете, как меня зовут.

– Я много чего знаю, вот увидишь.

– Но должно же быть такое место, откуда до Темницы близко! Надо только оказаться на правильной стороне.

– Конечно, есть, но я тебя туда не поведу.

– Да почему же?

Мистер Мапа снова опечалился:

– Ххтотм, – произнес он негромко. – У всех у нас есть свои хозяева.

Сентябрь сжала кулачки. Мысль о том, что ее друзья прозябают в ужасной сырой темнице, была невыносима.

– Так нечестно! Я могла доставить ей эту несчастную штуковину за семь дней! Но она не дала мне ни единого шанса!

– Сентябрь, теленочек, цыпленочек мой, в семи днях никогда не бывает семи дней. То три, то восемь, а то – один. Если она хочет, чтобы ты попала в Одинокую Темницу, у нее есть на это причины, и ты попадешь именно туда и никуда больше. А еще я думаю, – он посмотрел на медный гаечный ключ, крутя ус огромной ручищей, – что она придумала для тебя там какую-то работу. Для тебя и твоего меча. Привет, старый друг, – поприветствовал он оружие, – как странно, что мы снова встретились, вот так вот, когда снаружи метет метель.

– Вы знакомы с моим… моим гаечным ключом?

– Очень даже знаком. Правда, в последний раз, когда мы встречались, это был не ключ, но старого друга узнаешь в любом наряде.

– Но зачем же ей нужно, чтобы я дошла до самой Темницы? Я же добыла меч. Львы могли спокойно забрать его и оставить нас в покое!

– Сентябрь, у всего есть свой ритм и свой путь. Когда меч обрел хозяина, ничья рука, кроме той, что добыла его, не может его направить надлежащим образом. Маркиза не может прикоснуться к мечу, сколько бы силы ни было у нее в руках. А ты можешь. Это твои руки вызвали его, дали ему форму, вдохнули в него жизнь.

– Я так устала, мистер Мапа. Я и не знала, что могу так устать.

Мистер Мапа затейливо подписал пергамент.

– Ххтотм, мой нежный котенок. Так уж оно повелось.

Ноги были налиты тяжестью, но ничего не поделаешь – нужно уходить. Она повернула дверную ручку и услышала внутри жужжание замка. Когда дверь открылась, никакого зимнего леса снаружи не оказалось – только яркое море и длинная береговая полоса. В вышине кричали птички-шапито, сражаясь за куски рыбы. Прибой накатывал пеной на серебряный пляж – противоположность того пляжа, на котором она очутилась, пройдя таможню. Здесь песок был усеян серебряными монетами, и слитками, и венцами, и скипетрами, и филигранными диадемами, и длинными ожерельями с жемчугом, и канделябрами, сверкающими стеклом. О берег разбивались огромные волны фиолетово-зеленого моря – Коварного и Каверзного, припомнила она.

– Что есть карта, – сказал мистер Мапа, – как не то, что приводит тебя туда, куда ты идешь?

– Меч, – прошептала Сентябрь, в чьих глазах уже плескалось море. – Кто владел им до меня?

– Ты и сама уже знаешь. Моя госпожа Мальва.

– И чем он был, когда служил ей?

Мистер Мапа склонил голову набок и сделал последний глоток бренди.

– Иглой, – тихо ответил он.

Сентябрь ступила за порог и направилась к серебряному пляжу.

 

Сентябрь сразу увидела течение, о котором говорил мистер Мапа. Быстрое, глубокое и холодное, совсем рядом с берегом, темно-фиолетовое на фоне просто фиолетовых волн. Видеть-то она его видела, но она по-прежнему всего лишь девочка по имени Сентябрь, и ей не обогнуть Волшебную Страну вплавь. Пустынный пляж тянулся далеко в обе стороны, и нигде не было видно брошенной лодки или плота. Она проделала такой путь, а теперь, из-за того что нет лодки, ее друзья должны томиться в темнице. Особенно Суббота, для которого нет ничего страшнее, чем оказаться в клетке, взаперти. И Аэл! Милый, огромный Аэл! В какой же камере они его там держат? Да еще и Темница начинается на Т…

Медлить нельзя – Маркиза в любой момент может прийти в ярость и разделаться с ними. Вряд ли она намерена назначить их на непыльные государственные должности в зимней пустоши. Надо думать, и думать быстро.

Сентябрь двинулась по серебряному, усыпанному самоцветами пляжу в отчаянных поисках настоящей древесины, чего-то, что может плавать. «Но ведь, – вспомнила она вдруг, – я уже видела дерево на пляже – на том пляже! Дерево и цветы, и каштаны, и желуди. Это же ненастоящие серебро и золото! Звервольф сказал, что это волшебное золото! Как в сказках, где продаешь душу за сундук жемчуга, а наутро сундук оказывается полон грязи и мусора». Сентябрь порылась в груде вынесенных на берег обломков и вытащила грандиозный серебряный жезл с наконечником из сапфира, похожий на ее давно растраченный скипетр, только гигантских размеров. Она подтащила его поближе к морю и столкнула в воду, чтобы провести эксперимент.

Скипетр поплыл, весело покачиваясь на волнах.

Сентябрь издала победный вопль и бросилась стаскивать в одно место длинные, размером с бревно, скипетры и выкладывать вровень друг с другом. Когда девочка закончила, солнце стояло уже высоко, и она обливалась потом от макушки до пяток. «Как же связать их вместе», – в отчаянии подумала она. На всем пляже не видно ни серебряных веревок, ни филигранных нитей. Трава в отдаленных дюнах, слишком короткая, острая и пушистая, ни на что не годилась. «Нет, только не это, – ужаснулась Сентябрь собственной мысли, – они же только что отросли! Наверняка можно найти что-нибудь еще». Но тут, словно подсказывая ответ, под руку ей попалась пара серебряных ножниц.

«Ну что ж. Раз так, значит, так».

Она руками вытянула волосы во всю длину, густые, тяжелые, уже совсем не красные и не отлетают прочь от прикосновения. Она не собиралась хлюпать носом. Подумаешь, волосы. В конце концов она их один раз уже теряла. Но то было колдовство, которое можно было расколдовать, а ножницы – иное дело. Так что, пока острые ножницы с легкостью отсекали волосы, она все же немного всплакнула. Так, слезинка-другая. Почему-то она предполагала, что будет больно, хотя, конечно, это было глупое предположение. Она насухо вытерла лицо, сплела из отрезанных волос множество тонких, но крепких веревок и перевязала ими сложенные вместе скипетры. Получился вполне приличный плот. Посередине она вклинила мачту – ведьминскую Ложку.

– Пиджачок, милый, мне очень и очень жаль. Ты был мне верным другом, но, боюсь, тебе придется изрядно промокнуть, так что прости меня заранее. – С грустью Сентябрь укрепила мачту длинным зеленым поясом от пиджака, а сам пиджак заткнула в щель, откуда могла поступать морская вода. Пиджак не возражал. Ему уже доводилось промокать насквозь. Зато ему очень понравилось, что у него попросили прощения.

Наконец все было закончено. Сентябрь гордилась собой, и мы тоже можем ею гордиться, потому что мне вот, например, никогда не удавалось так быстро изготовить лодку, и рискну предположить, что из вас, мои дорогие, тоже мало кто с этим бы справился. Не хватало только паруса. Сентябрь вспомнила, что говорила ей Алкали, мыльный голем: «Даже если ты снимешь с себя всю одежду, все равно ты сохранишь свои секреты, свою историю, свое настоящее имя… Обнажиться не так-то просто, знаешь ли. Раздеться и залезть в ванну еще не значит стать нагим. Ведь так ты обнажаешь только кожу. Лисицы и медведи тоже носят шкуру, и я бы не смутилась, если бы они ее сбрасывали».

– И я не буду смущаться! Мое платье – мой парус! – громко прокричала Сентябрь и стащила с себя оранжевое платье. Рукава она привязала к верхушке мачты, а кончик юбки – к основанию. Ветер послушно надул платье. Она скинула кошмарные туфли Маркизы и заткнула их между бревнами. Так она и стояла на плоту – с новой стрижкой, которую ветер трепал во все стороны, нагая и яростная – ожидая начала прилива. Сентябрь столкнула плот в море и запрыгнула на него, чуть не опрокинув. Она крепко ухватила свой гаечный ключ, используя его как румпель, чтобы управлять плотом. Девочка, конечно, не знала, что моряки называют эту штуку румпелем, но ей нужно было что-нибудь, чтобы направлять плот в нужную сторону, а кроме ключа ничего не осталось. Ветер подхватил ее оранжевый парус, течение приняло ее суденышко, и вот она уже скользит вдоль берега под порывами свежего бриза. Сентябрь дрожала, кожу щипало, но она решила, что может потерпеть. Со сжатыми зубами и мурашками по всему телу.

«Я сделала это! Я сама все придумала, без подсказок всяких эльфов, спригганов и даже Вивернария!» Конечно, ей хотелось, чтобы Вивернарий был рядом, и во все встревал, и сам был бы большим красным кораблем, на котором можно с гиканьем гонять по морю. Но виверна рядом не было, и она в одиночку носилась по прыгучим и брызгучим волнам на своем собственном самодельном корабле, для которого все пошло в ход – ее волосы, ее Ложка, ее платье и ее верный пиджак, который безмолвно радовался вместе с ней под крики и пение птиц-шапито.

 

Луна в тот вечер вышла на небо худой и рогатой. Все звезды мигали и покачивались, собранные в великое множество неизвестных Сентябрь созвездий. Одно было немного похоже на книжку, и она дала ему имя Папа Аэла. Другое походило на пятнистую кошку с глазами из крупных сверкающих красных звезд, поэтому она решила назвать его Моя Леопарда. Еще одно напоминало грозовое облако с настоящим ливнем из падающих звезд.

– Вот она, родина Субботы, – прошептала Сентябрь.

Ночной ветер дул теплом, и она растянулась под оранжевым парусом, наблюдая, как медленно проплывает мимо укрытый ночной тенью дальний берег. Вот только о еде она не позаботилась – глупая девчонка, и это после всех недоразумений с едой, что уже произошли! В темноте она вытащила из обвязки плота несколько прядей волос и привязала их к гаечному ключу, надеясь поймать на ужин рыбку. Сентябрь и сама не верила, что это может сработать. Смутные представления о рыбной ловле она все же имела: летом мама и дедушка иногда брали ее с собой ловить рыбную мелюзгу в пруду. Но они всегда забрасывали за нее удочку и насаживали наживку на крючок… ага! Крючок! Вот незадача! И наживки тоже нет. Впрочем, выбора у нее не было, и она опустила пряди волос в море на всю длину.

Несмотря ни на что, несмотря на жуткий страх за судьбу друзей и на отсутствие малейшего понятия о том, где может быть Одинокая Темница, Сентябрь не могла не признать, что ходить под парусом ночью, в одиночестве – это ужасно приятно, почти невыносимо приятно. Волнение, которое зашевелилось в ней, когда она впервые увидела море, – это чувство хорошо знакомо всем детям, выросшим вдали от воды, – вновь проснулось при виде золотых звезд над головой и зеленых светлячков, мерцающих на лесистом берегу. Она осторожно расправила это радостное волнение, которое раньше лежало, аккуратное сложенное, в глубине души, и оно распустилось и забилось на ветру совсем как парус, девочка засмеялась, несмотря на свои страхи, несмотря на голод и все трудности впереди.

Ближе к утру Сентябрь заснула, гаечный ключ тесно прильнул к ней, а волосы по-прежнему плыли за плотом, хотя рыба так и не клюнула.