Лиам опрометью кинулся к тому месту, где была припаркована его собственная машина. Он знал, что Мадлен прячется где-то возле сторожки, и, какой бы умной она себя ни воображала, был намерен отыскать ее.
Мужчина открыл заднюю дверь, схватил лежавший там рюкзак и рывком открыл молнию. Потом порылся в нем и вытащил откуда-то из глубины нож. Кивнул, словно в подтверждение правильности своего выбора, снова застегнул молнию, завел машину и медленно поехал по дорожке, зорко оглядывая поля, где паслись лошади, овцы и свиньи. Как только он замечал какое-то движение, останавливался, вылезал из машины и, прижавшись к забору, всматривался во тьму.
Он медленно просканировал взглядом сторожку, где оставил Мадлен, притаившуюся где-то в темноте, всю в грязи, и рассмеялся при мысли об этом. В конце концов, она сама виновата. Она сама это начала, когда сделала первый шаг. Он давно любил ее. Но ему нужна была только она одна, а вовсе не мамаша вечно ноющего ребенка. Она слишком сильно заботилась о своем отпрыске, не ставила его, Лиама, на первое место и смела высказываться не к месту, перечить, что ужасно его расстраивало. Она не делала того, что он ей велел. Она отказалась положить все деньги на их общий счет, не понимала, что не должна трогать его вещи и не должна разрешать Поппи играть с его детскими игрушками. Он делал для нее все, предоставил ей кров, играл по правилам, а вот она — нет. Подъехав к сторожке, он тряхнул головой и тихо, как только мог, прокрался вокруг коттеджа, вглядываясь во тьму широко распахнутыми глазами, чтобы высмотреть Мадлен.
Лиам подошел к сараю. Она должна быть все еще здесь, подумал он. Дождь снова хлынул как из ведра. Он посмотрел на небо, гадая, хватит ли у нее глупости, чтобы пошевелиться, хватит ли глупости покинуть свое убежище и податься в лес, где ее подстерегают несчетные опасности. Он бросил взгляд в заросли и покачал головой. Нет, только не у Мадлен. Она туда не сунется. Она, должно быть, слишком напугана сейчас.
Он поднял нож вверх, наблюдая, как капли дождя стекают по лезвию, но потом замер и швырнул нож в сторону сарая.
— Глупо, глупо, глупо! Ты же не надел перчаток! — Он упал на четвереньки и пополз по дорожке, выискивая нож, который приземлился в высокой траве, окружавшей сарай. — Ты становишься слишком самоуверенным и допускаешь ошибки, глупый, глупый мальчишка! — Лиам вдруг принялся хлестать себя ладонью по щекам — с годами он привык наказывать себя подобным образом. — Ты такой глупый!
Он снова замер. Ведь это мать называла его глупым каждый раз, когда он делал что-то неправильно. Каждый раз, когда он разбрасывал игрушки по полу. Ведь это он всегда был виноват, это он всегда был причиной неприятностей, хотя вовсе не он, а Фрея наступала на игрушки или спотыкалась о них!
Наконец он нащупал лезвие, схватил нож, встал и уставился на свою испачканную грязью одежду.
— О нет! Это плохо, это плохо! — Он представил себе, как сейчас выглядит. Он ненавидел быть грязным. Это Мадлен довела его до такого! — Тебе не следовало лгать! Ты не должна была возвращаться в тот день! — Он вспомнил, как вся его одежда валялась на ступенях лестницы, как ему пришлось все перестирывать и выглаживать, прежде чем он смог повесить вещи назад в шкаф, где им и положено было храниться. — Это все ты, Мэдди! Ты со мной такое сотворила, и теперь тебе придется за это ответить! — Он посмотрел вниз, на нож, зная, что использовать его нельзя. — Обычно ты поступаешь умнее, — выругал он сам себя, заглядывая за угол сарая и обыскивая все вокруг.
Лиам всегда все тщательно планировал, обдумывал, рассматривал под разными углами, но сегодня Мадлен вывела его настолько, что он просто трясся от гнева. Она заставила его утратить контроль, хотя Лиам всегда держал себя в узде.
Лиам остановился, вслушиваясь в ночные звуки и шорохи, и наконец понял, что Мадлен тут нет. Ей каким-то образом снова удалось ускользнуть от него. Эта ночь не станет для нее ночью расплаты. Но час расплаты придет. Он скоро наступит, и тогда Лиам сможет насладиться своей местью!