На ранчо Гамильтонов отправились на телеге Луиса Липпо. В дощатом кузове грохотали обрезки железа, на которых подпрыгивала на каждом ухабе предусмотрительно обернутая во влажный холст оленья нога. В те годы, отправляясь к кому-нибудь с визитом, брали с собой основательный запас съестного в качестве подарка хозяину, так как он непременно приглашал гостей отужинать, и отказ считался оскорблением. Однако неожиданно нагрянувшие гости уничтожали недельный запас еды, и каждый приличный человек считал своим долгом восполнить нанесенный ущерб. Четверть свиной туши или говяжий огузок считались достаточным вкладом. Вот Луис и прихватил с собой оленину, а Адам запасся бутылкой виски.
– Хочу предупредить, – обратился к Адаму Луис, – мистер Гамильтон не прочь выпить, а вот его жена на дух не выносит спиртного. Лучше оставить бутылку под сиденьем, а когда завернем за кузницу, самое время ее достать. Мы так всегда делаем.
– Что же, миссис Гамильтон и выпить мужу не разрешает?
– Видели бы вы ее. Ростом с воробышка, но самых твердых убеждений женщина. Так что послушайте доброго совета, спрячьте бутылку под сиденье.
Съехав с дороги, они продолжили путь по бесплодным холмам, изрытым колеями, размытыми во время зимних дождей. Лошади, упираясь изо всех сил, тащили раскачивающуюся телегу, которая то и дело кренилась в разные стороны. Год для этой местности оказался неблагоприятным, и уже в июне почва на холмах пересохла, и из-под чахлой, выжженной солнцем травы проступали камни. Овсюг, едва набрав шесть дюймов в высоту, заколосился, словно знал, что иначе зерна не успеют вызреть.
– Да, здешний край не радует глаз, – заметил Адам.
– О чем вы, мистер Траск? Какая радость? Земля в этих местах высосет из человека все силы, вымотает душу и загонит в могилу. Вот у мистера Гамильтона земли вдоволь, но он едва не помирает с голоду со всем семейством. Ранчо не прокормит такую ораву, вот он и берется за любую работу. Правда, теперь и сыновья начали приносить что-то в дом. Замечательная семья.
Адам задумчиво смотрел на верхушки мескитовых деревьев, выглядывающие из лощины.
– И как его угораздило обосноваться в таком неприглядном месте?
Луис Липпо, как свойственно большинству мужчин, любил пускаться в многословные объяснения, особенно если имеешь дело с приезжим, а местных жителей, которые могут вмешаться с возражениями, поблизости не наблюдается.
– Видите ли, – начал он, – возьмите хоть меня. Мой отец итальянец и приехал в здешние края уже после войны. Кое-какие деньги у него водились. Моя ферма не слишком большая, но хорошая. Прежде чем купить, отец долго ее выбирал. Или вот хотя бы вы. Не знаю, какими средствами вы располагаете, да и спрашивать не стану. Люди говорят, вы присматриваетесь к старым землям Санчесов, а Бордони своей выгоды не упустит. Значит, человек вы состоятельный, а иначе бы и расспрашивать о них не стали.
– Да, денег у меня достаточно, – скромно признался Адам.
– Я, собственно, вот к чему клоню, – продолжил Луис. – Когда мистер и миссис Гамильтон приехали в долину, у них даже ночного горшка не было. Вот и пришлось брать то, что осталось, государственную землю, которая никому и даром не нужна. На двадцати пяти акрах не прокормить и корову даже в урожайный год. А уж если год выдался тяжелый, говорят, отсюда бегут и койоты. И по сей день многие удивляются, как Гамильтонам удалось выжить. А что тут понимать? Мистер Гамильтон с первого дня взялся за работу – вот так и выжили. Работал батраком, пока не соорудил молотилку.
– Вероятно, потом он все же преуспел. На каждом шагу только о нем и слышно.
– Пожалуй что и преуспел. Вырастил девятерых детей. Но держу пари, не скопил ни цента на черный день. Да и как ему скопить?
Повозка резко наклонилась на одну сторону, но, перевалив через крупный булыжник, снова выровнялась. Лошади взмокли от пота, с боков и из-под хомута свисали хлопья пены.
– Буду рад с ним познакомиться, – сказал Адам.
– Что ни говорите, сэр, но в некотором смысле ему удалось-таки собрать хороший урожай. Дети у Гамильтона замечательные, и воспитал он их достойно. Все работящие, кроме разве что Джо, младшенького. Говорят, Гамильтоны собираются отправить его в колледж. А остальные – просто молодцы. Мистер Гамильтон может ими гордиться. Их дом за следующим холмом. Не забудьте спрятать виски, а не то миссис Гамильтон сотрет вас в порошок.
По пересохшей под жаркими лучами солнца земле расползались трещины, и со всех сторон доносилось стрекотание сверчков.
– Вот уж действительно забытая господом земля, – вздохнул Луис.
– А я прямо чувствую себя подлецом, – заявил Адам.
– Это еще почему?
– Ну, я богат, и мне не придется жить в подобном месте.
– Как и мне. Только я не мучаюсь угрызениями совести, а, наоборот, от души радуюсь.
Телега взобралась на холм, и, глянув вниз, Адам увидел постройки, из которых состояло хозяйство Гамильтонов: сам дом с множеством пристроек, коровник, кузницу и каретный сарай. Сухая, изъеденная солнцем земля, ни одного высокого дерева и только маленький огород, который хозяева поливали вручную.
Луис повернулся к Адаму, и в его голосе послышались враждебные нотки:
– Хочу вам кое-что разъяснить, мистер Траск. Некоторые при первой встрече с Сэмюэлом Гамильтоном считают его обычным треплом и чудаком. И говорит он не так, как другие, потому как ирландец. А голова у него полна разных задумок и планов, по сотне на день. Он никогда не теряет надежды. Господи, а как еще прикажете выживать на этой земле?! Только имейте в виду, он настоящий труженик, замечательный кузнец, и от некоторых его затей большая польза. Многое из того, что он говорит, впоследствии сбывается. Я сам не раз был тому свидетелем.
Адама насторожила скрытая в словах Луиса угроза.
– Не в моих правилах осуждать людей, – ответил он, вдруг почувствовав, что Луис видит в нем врага и чужака.
– Просто хочу, чтобы все начистоту. А то приезжают некоторые с Востока и думают, если у человека нет кучи денег, так и грош ему цена.
– Да разве я бы позволил себе…
– Может быть, у мистера Гамильтона и нет ничего за душой, но он наш человек, не хуже всех остальных. И у него самая замечательная семья. Вряд ли вам доводилось встретить лучше. Вот я и хочу, чтобы вы это помнили.
Адам уже собирался что-нибудь сказать в свою защиту, но передумал.
– Хорошо, запомню. Спасибо, что предупредили.
Луис снова смотрел перед собой.
– Да вот и он сам. Видите, рядом с кузницей? Наверное, услышал, что мы подъезжаем.
– Он носит бороду? – спросил Адам, всматриваясь вдаль.
– Да, борода у него славная. Только очень быстро седеет. Скоро совсем побелеет.
Они проехали мимо каркасного дома и заметили в одном из окон миссис Гамильтон, которая наблюдала за телегой. У дверей кузницы их уже поджидал Сэмюэл.
Адам увидел перед собой рослого мужчину с бородой библейского патриарха. Ветер шевелил его тронутые сединой, легкие как пух волосы. По-ирландски белокожее лицо Сэмюэла под палящим солнцем стало красным. На нем были чистая синяя рубашка, рабочий комбинезон и кожаный фартук. Закатанные рукава открывали безупречно чистые мускулистые руки, только кисти почернели от копоти. Взглянув мельком на Сэмюэла, Адам сосредоточил внимание на голубых, по-юношески восторженных глазах, в ореоле расходящихся в разные стороны морщинок, свидетельствующих о том, что их владелец любит посмеяться.
– Рад тебя видеть, Луис. Большое счастье принять друзей в нашем райском уголке, – обратился Сэмюэл к Луису Липпо, улыбаясь Адаму.
– Вот привез к тебе мистера Адама Траска, – объяснил Луис. – Приехал с Восточного побережья и хочет осесть в наших краях.
– Рад знакомству, – ответил Сэмюэл. – Руки пожмем в другой раз. Не хочу вас испачкать своими грязными лапами.
– Я, мистер Гамильтон, привез полосовое железо. Будьте добры, сделайте несколько уголков, а то у меня рама на жатке совсем развалилась.
– Конечно, Луис. Все сделаем как надо. Выгружайтесь. Давайте отведем лошадей в тень.
– Там сверху кусок оленины, а мистер Траск захватил кое-что поинтереснее.
Сэмюэл покосился в сторону дома.
– Пожалуй, «кое-что поинтереснее» мы опробуем позже, когда поставим телегу за сарай.
Адам слушал напевную речь и не замечал ни одного неправильно произнесенного слова, не считая нескольких звуков.
– Луис, может, сам высвободишь лошадей? А я пока отнесу оленину в дом. Лайза обрадуется. Она любит рагу из оленины.
– А кто-нибудь из молодежи дома?
– Никого. Джордж и Уилл приехали домой на выходные, но еще вчера вечером отправились в каньон Уайлд-Хорс, там, в школьном пансионе Пичтри, устраивают танцы. Приплетутся домой, когда стемнеет. Из-за этих танцев мы лишились дивана. Но об этом потом. Ох и задаст им Лайза трепку. Все проделки Тома. Ладно, потом расскажу. – Сэмюэл рассмеялся и направился в сторону дома, держа в руках завернутую в холстину оленью ногу. – Пожалуй, лучше отнести «кое-что поинтереснее» в кузницу, чтобы не отсвечивало на солнце.
– Лайза, ни за что не догадаешься! – слышался из дома голос Сэмюэла. – Луис Липпо привез кусок оленины, такой огромный, что тебя за ним не разглядишь.
Луис отвез телегу за сарай, и Адам помог распрячь лошадей и привязал их в тени.
– Он намекает, что бутылка блестит на солнце, – сообщил Луис.
– Ну и грозная же у него жена.
– Да уж. Сама махонькая, но до того настырная!
– «Высвободишь лошадей», – задумчиво повторил Адам. – Где-то я уже слышал это слово, а может, прочел в газете или книге.
Вскоре в кузницу пришел и Сэмюэл.
– Лайза будет рада, если вы останетесь с нами отужинать, – обратился он к мужчинам.
– Но ведь она не ждала гостей, – запротестовал Адам.
– Ерунда. Ей ничего не стоит сделать еще две порции рагу. Мы вам рады. А теперь, Луис, давай сюда свои железки и объясни толком, какие нужны уголки.
Сэмюэл поджег груду стружек, качнул мехи и стал подсыпать щепотками мокрый кокс, пока зев горна не накалился.
– Давай, Луис, помаши крылышками над моим огоньком. Да не спеши и не дергай мехи, качай плавно. – Сэмюэл положил полосы железа на рдеющий кокс. – Знаете, мистер Траск, Лайза привыкла готовить на девятерых вечно голодных детишек, так что ее уже ничем не удивишь и не испугаешь. – Он взял щипцы и, смеясь, подвинул железо поближе к потоку горячего воздуха. – Ладно, последние слова беру обратно. Как раз сейчас моя супруга мечет громы и молнии, а потому вам обоим не стоит упоминать в ее присутствии про диван. Это слово вызывает у Лайзы гнев и боль.
– Да, вы что-то говорили о диване, – напомнил Адам.
– Если бы вы знали моего сынка Тома, то поняли бы, в чем дело. Вот Луис его знает.
– Точно, знаю, – подтвердил Луис.
– Мой Том – парень шальной и ни в чем не знает удержу, ни в горе, ни в радости. Вечно хватает кусок, который не может проглотить, и берет на себя больше, чем в состоянии одолеть. Да, есть такие одержимые люди. Лайза считает, что и я из их числа. Не знаю, какая судьба ждет Тома: может, величие и слава, а может, и петля. В прежние времена, случалось, Гамильтонов вешали на площади. Расскажу как-нибудь в другой раз.
– Вы начали рассказывать историю о диване, – в очередной раз вежливо напомнил Адам.
– Ах да, конечно! Вот и Лайза говорит, что у меня мысли разбредаются в разные стороны, как стадо овец у плохого пастуха. Значит, услышали мои ребята, Джордж, Том, Уилл и Джо, про танцы в Пичтри и решили туда отправиться. И разумеется, пригласили девушек. Джордж, Уилл и Джо – парни непритязательные и скромные. Они пригласили по одной подружке, а Том, как всегда, разинул рот слишком широко и взял с собой сразу обеих сестричек Уильямс, Дженни и Белл. Послушай, Луис, сколько отверстий под винты надо просверлить?
– Пять, – ответил Луис.
– Понятно. Надо сказать, мистер Траск, мой Том, как все мальчишки его возраста, которые считают себя некрасивыми, без меры тщеславен и очень высокого мнения о своей персоне. В обычные дни он не слишком печется о внешности, но, случись какое-нибудь торжество, рядится не хуже праздничного майского дерева и расцветает пышным цветом. На это уходит много времени. Вы, наверное, обратили внимание, что в каретном сарае пусто? Джордж, Уилл и Джо выехали рано и не прихорашивались, как Том. Джордж взял телегу, Уилл – повозку, а Джо – маленькую двуколку. – Голубые глаза Сэмюэла светились от удовольствия. – И тут выходит Том, блистательный, как римский император, и видит, что из всего транспорта остались только конные грабли, на которых не уместится даже одна сестричка Уильямс. На счастье или на беду, Лайза на тот момент вздремнула, а Том уселся на крыльце и задумался. Потом вижу, он направляется в сарай, запрягает пару лошадей и снимает грабли с колес. Затем возвращается в дом, пыхтя, вытаскивает во двор диван и цепями крепит его за ножки к козлам. Видели бы вы, какой замечательный диван! С набивкой из конского волоса, с гнутыми ножками и боковинами. Лайза в нем души не чает. Я подарил ей этот диван еще до рождения Джорджа, чтобы было где отдохнуть. Не успел я опомниться, как Том, развалившись на диване, уже поднимался на холм. Поехал за сестричками Уильямс. Боже правый! Да по нашим-то дорогам от дивана останутся рожки да ножки! – Сэмюэл отложил в сторону щипцы и, подбоченившись, расхохотался. – А Лайза вне себя от гнева. Аж дым из ноздрей идет. Бедняга Том.
– Не желаете попробовать «кое-что поинтереснее»? – с улыбкой спросил Адам.
– Не откажусь, – откликнулся Сэмюэл, принимая из рук Адама бутыль. Глотнув из горлышка, он вернул ее Адаму. – «Уискибау» – по-ирландски виски. Означает «животворная вода». Очень точное название.
Он положил раскаленные полоски железа на наковальню, пробил отверстия для болтов и с помощью молотка загнул уголки. Только искры разлетелись в разные стороны. Затем Сэмюэл окунул шипящее железо в бочку, наполовину заполненную темной водой.
– Готово, – сообщил он, бросая уголки на землю.
– Благодарю. Сколько с меня? – спросил Луис.
– Нисколько. Приятная компания – вот главная награда.
– И так всегда, – с беспомощным видом посетовал Луис.
– Неправда. Когда я бурил на твоей земле новый колодец, ты расплатился как положено.
– Кстати, мистер Траск собирается купить ранчо Бордони, старую усадьбу Санчесов, помните?
– Прекрасно помню, место замечательное.
– Его интересует вода, и я сказал, что вы в этом деле разбираетесь лучше всех в округе.
Адам снова передал Сэмюэлу бутыль, и тот, сделав небольшой глоток, вытер рот тыльной стороной руки, чтобы не испачкаться в саже.
– Я пока еще не решил насчет покупки. Просто навожу справки.
– Ну, дорогой мой, вы и влипли в историю. Недаром говорят, что рискованно расспрашивать ирландца, потому что он непременно начнет отвечать. Надеюсь, вы понимаете, на что обрекаете себя, предоставив мне возможность поболтать? На этот счет существует два мнения. Одни полагают, что немногословность служит признаком мудрости, а другие утверждают, что неумение облачить свои мысли в слова свидетельствует о скудоумии. Разумеется, мне больше по душе вторая точка зрения, и Лайза считает это большим недостатком. Так что вы хотите узнать?
– Поговорим о ранчо Бордони. Глубоко ли придется там копать, чтобы добраться до воды?
– Нужно обследовать то место, где вы хотите сделать колодец. Иногда до воды не более тридцати футов, а порой и все сто пятьдесят. Случается, приходится бурить чуть ли не до пупа земли.
– Но ведь вы, так или иначе, находите воду, верно?
– Практически везде, кроме собственной земли.
– Да, я слышал, что с водой у вас туго.
– Еще бы не слышать! Мои вопли наверняка дошли до ушей Всевышнего на небесах, так как кричал я достаточно громко.
– Рядом с рекой участок в четыреста акров. Как думаете, есть там вода?
– Надо взглянуть. Салинас-Вэлли, по-моему, не совсем обычная долина. Если наберетесь терпения, могу кое-что порассказать, я ведь тут каждый уголок обследовал, везде носом поводил. Как говорится, голодный всегда мечтает о еде.
– Мистер Траск приехал из Новой Англии, – пояснил Луис Липпо. – Собирается осесть в наших краях. Вообще-то он прежде бывал на Западе. Воевал с индейцами, когда служил в армии.
– Правда? Тогда рассказывать должны вы, а мне остается только слушать.
– Не хочется об этом говорить.
– Почему? Если бы мне довелось сражаться с индейцами, у моего семейства и всех соседей в округе давно бы уши завяли! Им осталось бы только молить Господа о милосердии.
– Я вовсе не хотел с ними воевать, сэр. – Слово «сэр» сорвалось с губ непроизвольно.
– Понимаю. Наверное, трудно убить совсем незнакомого человека, к которому не питаешь ненависти.
– А может быть, наоборот, так даже легче, – возразил Луис.
– В твоих словах имеется определенный смысл, Луис. Дело в том, что есть люди, в сердцах которых умещается любовь ко всему миру, но существуют и другие: они ненавидят себя и распространяют ненависть на все, к чему прикасаются. Как масло расползается по горячему хлебу.
– Может, лучше побеседуем о земле, – смущенно предложил Адам, пытаясь отделаться от всплывшей в памяти жуткой картины с горой нагроможденных друг на друга мертвых тел.
– А который час?
Луис выглянул на улицу и посмотрел на солнце.
– Еще нет десяти.
– Если я начну рассказывать, то уже не остановлюсь. Мой сын Уилл говорит, что когда рядом нет слушателей, я беседую с деревьями. – Сэмюэл вздохнул, усаживаясь на бочку с гвоздями. – Я уже говорил, что эта долина – место необычное. Может быть, мне так кажется, потому что я родом из зеленого края. А ты, Луис, не видишь ничего странного в нашей долине?
– Нет. Я ведь больше нигде не бывал.
– Кто бы знал, сколько я здесь земли перекопал, – продолжил Сэмюэл. – В ее недрах происходили необычные процессы, а возможно, происходят и сейчас. Там, в глубине, когда-то находилось дно океана, а под ним, еще глубже, совсем иной неизведанный мир. Впрочем, фермерам нет до этого дела. Верхний слой почвы плодородный, особенно в низинах. В верховьях долины почва светлая, песчаная, но сдобренная перегноем, что смывается с холмов в зимнее время. По мере продвижения на север долина расширяется, а почва становится темнее, плотнее и скорее всего богаче. Мне думается, в тех местах были когда-то болота. Корни растений веками перегнивали в земле, удобряя ее и делая черной. Если перевернуть верхний пласт, виден тонкий слой жирной глины, который будто склеивает землю. Такая земля, к примеру, в Гонсалесе, к северу от устья реки. А вокруг Салинаса, Бланко, Кастровилля и Мосс-Лэндинга болота существуют и поныне, и когда в один прекрасный день их осушат, там будут самые плодородные земли в здешних краях.
– Он всегда говорит о том, что будет бог весть когда, – встрял Луис.
– Человеческий разум, в отличие от тела, не может стоять на месте.
– Если я решу обосноваться здесь, то должен знать, что и как тут будет дальше, – поддержал Сэмюэла Адам. – Когда у меня появятся дети, им предстоит жить на этой земле.
Сэмюэл из тьмы кузницы смотрел поверх голов собеседников на золотистый солнечный свет.
– Тогда вам следует знать, что на большей территории долины, где глубже, где ближе к поверхности, находится твердый пласт очень плотной, маслянистой на ощупь глины. Местами его толщина не более фута, но кое-где он значительно толще. И вот этот пласт не пропускает воду. Не будь его, зимние дожди просачивались бы вглубь и смачивали почву, а летом вода снова бы поднималась наверх и поила корни. А так, когда земля над твердым пластом насквозь пропитывается влагой, избыток воды возвращается наверх в виде половодья либо застаивается на этом пласте, и тогда корни загнивают. В этом-то и заключается главная беда долины.
– Но все равно жить здесь хорошо, верно?
– Да, но человеку нет покоя, если он знает, что можно сделать землю богаче. Я вот подумал, что если пробурить в пласте тысячи скважин и открыть путь воде, она может его растворить. А потом я провел опыт, пробурил в пласте отверстие, заложил несколько шашек динамита и взорвал. Пласт в том месте раскололся, и вода прошла вниз. Господи, сколько же потребуется динамита, чтобы взорвать весь пласт! Я вот прочел, что один швед, тот самый, что изобрел динамит, придумал новую взрывчатку, более мощную и безопасную. Возможно, это и есть решение проблемы.
– Его хлебом не корми, только дай что-нибудь изменить, – насмешливо и в то же время с неподдельным восхищением сказал Луис. – И все-то ему не так.
Сэмюэл улыбнулся в ответ:
– Говорят, когда-то люди жили на деревьях. Но потом кому-то из них разонравилось перескакивать с ветки на ветку, а иначе ты бы до сих пор так и не спустился вниз и не ходил бы на двух ногах. – Сэмюэл снова весело рассмеялся. – Так и вижу себя со стороны. Сижу на грязной куче, весь в пыли, и мысленно занимаюсь сотворением мира. Ну прямо как Господь Бог. Только Всевышний увидел свое творение, а мне этого не дано. Разве что в мечтах. В один прекрасный день наша долина станет сказочно богатой и сможет прокормить весь мир. Вполне вероятно, именно так и случится. И жить здесь будут тысячи счастливых людей… – Сэмюэл оборвал речь на полуслове, глаза его затуманились, а на лицо легла тень грусти.
– Выходит, здесь действительно подходящее место, чтобы прочно обосноваться, – заметил Адам. – Если у долины такое будущее, то где же еще растить детей, как не в этих краях?
– И все-таки кое-что мне неясно, – продолжил Сэмюэл. – Над долиной висит непонятный мрак. Не могу объяснить, что он собой представляет, но чувствую его присутствие. Иногда в ясный погожий день он будто затмевает солнце и поглощает свет, как присосавшийся паразит. – Голос Сэмюэла становился все громче. – На долине лежит проклятие неведомых темных сил. Не знаю, как понятнее объяснить… Словно ее преследует древний призрак со дна мертвого океана, что находится под землей, наполняя воздух предчувствием беды. Здесь скрывается какая-то загадка, сродни затаенной скорби. Не понимаю ее смысла, но вижу и чувствую ее в здешних людях.
Адам зябко поежился.
– Совсем забыл. Я же обещал жене вернуться пораньше. Кэти ждет ребенка.
– Но у Лайзы уже готов ужин.
– Объясните причину, ваша супруга все поймет и не обидится. Кэти неважно себя чувствует. И большое спасибо, что рассказали мне о воде.
– Я нагнал на вас тоску своей болтовней?
– Вовсе нет. Просто это наш с Кэти первый ребенок, и сейчас ей очень плохо.
Всю ночь Адам боролся с одолевающими душу сомнениями, а на следующий день поехал к Бордони, ударил с ним по рукам и стал законным владельцем усадьбы Санчесов.