Шум голосов молодых леди, выстраивающихся вдоль коридора, вернул к реальности Викторию и Белл. Они поднялись со своих мест и, пообещав друг другу встретиться позднее, поспешили в королевский приемный зал.
Придворные и гордые родители ждали, затаив дыхание, появления дебютанток предстоящего сезона.
Виктория пробралась к Джонсонам, которые вместе с другими родителями стояли вдоль ярко-красного ковра, словно цветы, обрамляющие садовую дорожку. Добравшись до миссис Джонсон, она легонько прикоснулась к ней. Миссис Джонсон обернулась и вздохнула с облегчением.
– Где вы были? Мы беспокоились, – сказала она, взяв Викторию под руку.
– Я встретила старого друга.
– Судя по вашему сияющему лицу, это очень близкий друг, – сказала миссис Джонсон. – Как его зовут?
– Это не мужчина. – Виктория чуть не расхохоталась, заметив явное разочарование на лице миссис Джонсон. – Это была Белл Лоренс, дочь виконта Гримсборо.
– Ш-ш-ш! – шикнул на них мистер Джонсон, призывая соблюдать тишину.
Женщины послушно замолчали.
Ступив на британскую землю и вновь возвратившись на свое место у Джонсонов, Виктория нашла время навестить свою семью. Виктория была очень удивлена, когда узнала, что у матери имеется альбом, куда она наклеивала письма Виктории, а также карта, по которой она следила за ее путешествием. На младших братьев и сестер Виктории произвел огромное впечатление ее жизненный опыт. Отчим был удручен ее достижениями, но впервые в жизни ее это ничуть не беспокоило. Вместо этого она сосредоточила внимание на установлении более близких отношений с братьями и сестрами и – что важнее всего – с ее матерью. Эти отношения не влияли на ее карьеру или ее будущее, но она почему-то чувствовала, что семья – важная опора в жизни человека, а все прошлые обиды – дело преходящее.
Однако большую часть времени она занималась Мод и Эффи, их платьями, их манерами и процедурами презентации. Она каждый день благодарила Господа за то, что очень занята, потому что каждую ночь просыпалась в постели, протягивая руки к Раулю и не находя его. Ей снились эротические сны о Рауле. Она испытывала страстное влечение к нему.
Она взглянула на ковер как раз в тот момент, когда по другую сторону появился и стал пробираться в передний ряд виконт Гримсборо. Он тяжело опирался на трость. Его физиономия была обезображена. И было в нем что-то мрачное, что заставляло людей держаться от него подальше.
С опущенными глазами и непроницаемым лицом за ним следовала Белл.
Виктории стало обидно за подругу, у которой такая унылая жизнь. Но когда она окажется рядом с Раулем, она привлечет его внимание к тому, что его сестры несчастны, и они привезут их в Морикадию. И даже если он больше не хочет ее – при этой мысли у нее перехватило дыхание от боли, – она расскажет ему об отчаянии Белл, и он спасет своих сестер. Тогда хоть что-то хорошее произойдет в результате дурацкого бегства Виктории из Морикадии.
Когда объявили о выходе королевы Виктории, зал замер. Толпа склонилась в глубоком поклоне, и появившаяся на возвышении королева остановилась в его центре, ожидая дебютанток. Она была миниатюрной женщиной, но по ее манере держаться и уверенности в себе было сразу видно, что это не кто иной, как королева Англии. Когда Виктория стояла перед своей монархиней, ей показалось, что взгляд королевы задержался на ней, и она раскраснелась от благоговейного удовольствия.
– Вот и дебютантки пошли, – прошептала миссис Джонсон.
Мод и Эффи шли где-то в середине процессии, и каждая из них демонстрировала миру сдержанность манер и красоту, как и положено молодой англичанке, ищущей себе мужа.
Виктория почувствовала, что готова расплакаться. Она гордилась тем, что готовила их к этому важному событию.
После того как девушки присели в реверансе перед королевой, они заняли свои места в сторонке и стали наблюдать за церемонией представления. Потом, с облегчением вздохнув, юные леди стали ждать, когда их распустят. Но у королевы Виктории были другие намерения. Своим звучным голосом, неожиданно сильным для такой внешне хрупкой, женственной особы, она объявила:
– Сегодня я имею честь приветствовать нового монарха одного из самых древних европейских королевских семейств…
Как ни глупо, Виктория не поняла, что происходит.
– …из страны, которая совсем недавно освободилась от продолжительного угнетения.
Улыбающиеся мистер и миссис Джонсон немного расступились, чтобы Виктория могла лучше видеть.
– …мы гордимся тем, что являемся первой страной, которая приветствует у себя только что коронованного морикадийского короля Сейбера!
И тут он вошел в дверь. Рауль.
Боже милосердный! Рауль Лоренс… король Сейбер…
У Виктории бешено забилось сердце. У нее задрожал подбородок, затряслись руки.
Она услышала, как дружно охнули дебютантки и как одна из них громко прошептала:
– Силы небесные!
По правде говоря, Виктория не винила девушку за такое нарушение протокола.
Рауль был по-королевски великолепен, он был благороден и строг, однако при всем при этом вид у него был весьма озорной. И соблазнительный.
Словно в тумане Виктория с одобрением наблюдала, как с королевским достоинством он идет по ковру.
У нее подгибались колени, она боялась упасть.
Ведь он ее вот-вот увидит!
Но нет. Ей надо сделать шаг назад. Надо спрятаться за спины. А если она не спрячется, то он увидит ее и подумает… подумает, что она умышленно устроила эту встречу, хотя, по правде говоря, она даже не знала, что он находится в Англии, тем более в Лондоне, тем более здесь.
Почему в газетах не было сообщения о его визите?
Виктория попыталась укрыться в толпе, но стоявшие позади нее люди подались вперед, желая взглянуть на происходящее. Миссис Джонсон держала ее за предплечье. Она оказалась в ловушке.
Не глядя ни вправо, ни влево, в трех шагах позади своего короля шагали Данел и Просперо. На обоих были надеты темные, консервативного покроя костюмы, оба были хорошо подстрижены и явно как следует вымыты. Они двигались, как положено джентльменам, настоящим джентльменам – воспитанным и уверенным в себе.
Викторию распирала гордость: ведь это она их обучила, а теперь не узнала бы на улице.
С другой стороны, Рауль больше, чем обычно, выглядел как принц из волшебной сказки в своем приталенном черном костюме, накрахмаленной белой сорочке с красивым галстуком.
Ни в одной из волшебных сказок, о которых она слышала до сих пор, не говорилось о таких потрясающих удовольствиях.
Его строгое лицо осунулось, но великолепные изгибы бархатистых губ по-прежнему обещали страсть и удовлетворение.
«Не думай об этом!»
Его волосы были подстрижены и теперь не достигали плеч. Они блестели и были иссиня-черные, напоминая шелк.
Виктория ждала, сама не своя от страха, что он заметит ее. Но он не заметил. Вместо этого он повернул голову и взглянул на тех, кто находился по другую сторону ковра. Он встретился взглядом с отцом.
Гримсборо был слишком гордый, чтобы сделать первый шаг. Но после разговора с Белл Виктория поняла, что для их семьи жизненно важно, чтобы Рауль признал своего отца, и она, затаив дыхание, молилась ради Белл, чтобы он как-то показал, что идет на примирение.
Рауль так и сделал, коротко кивнув в знак того, что признает его.
Гримсборо в ответ склонил голову в знак уважения.
Это был момент одновременно ужасный и великолепный по своей значимости. Это было действие, которое даст Гримсборо время для возмещения долгов. Это был поступок, который давал крошечную надежду на то, что на губах Белл снова появится улыбка.
Виктория вздохнула с облегчением.
Рауль подошел к королеве Виктории и остановился перед ней.
– Спасибо за гостеприимство, проявленное Англией ко мне и Морикадии, присоединившейся к миру в качестве страны и монархии. – Этот глубокий, звучный голос напомнил ей о днях и ночах такой свободы и такой страсти, каких еще не испытывала ни одна женщина.
Она строго сказала себе: «Сейчас не время для подобных мыслей». Ей надо как-то стереть из памяти эти воспоминания и найти возможность сбежать отсюда.
Поэтому она снова попыталась скрыться в толпе.
А Рауль сказал:
– Я прибыл в Англию не только для того, чтобы засвидетельствовать почтение одной из величайших королев мира, но и обратиться к ней с просьбой.
– Разумеется, если это возможно, я выполню вашу просьбу, – сказала в ответ королева.
Странно, но их слова звучали так, будто они читали по написанному тексту.
– Мне нужна жена, – продолжал Рауль.
Виктория замерла на месте.
Дебютантки встрепенулись.
Королева Виктория строго посмотрела на них.
Они тут же перестали подталкивать друг друга.
Смутное жужжание голосов в толпе вокруг Виктории мешало ей думать. Ей оставалось лишь догадываться. Неужели он имеет в виду ее? Неужели он приехал за ней? Или она стала жертвой жестокой шутки судьбы, оказавшись здесь, когда он приехал просить руки какой-то более подходящей, благородной женщины?
Виктории стало не по себе.
А Рауль продолжил:
– Во время недавней революции рядом со мной была самая чудесная женщина. Женщина, обладающая мужеством и добротой. Эту женщину я хотел бы видеть своей королевой и матерью моих детей. – Он повернул голову и посмотрел на Викторию.
Ох! Он ее видел. Он знал, где она находится. И он имел в виду ее.
Чувство облегчения сменилось ужасом.
Она совсем не хотела, чтобы он женился на другой женщине. Ни за что. Но она не хотела также, чтобы он делал все это здесь, у всех на глазах.
Однако, действуя, как всегда, в своем стиле, Рауль не оставлял ей выбора. И она понимала, почему он так делает. Он был из числа тех мужчин, которые, решив что-нибудь сделать, используют для достижения цели все ресурсы, имеющиеся в их распоряжении, – в данном случае это было предложение, сделанное в самом публичном месте и перед лицом королевы.
– Ваше величество, эта достойная женщина является одной из ваших подданных, и я надеюсь, что вы поможете мне убедить ее принять мое предложение.
Викторию Кардифф обвели вокруг пальца. Она теперь видела, что все было подстроено. Абсолютно все. Ее ввели в заблуждение мистер и миссис Джонсон, настоявшие на том, чтобы она купила себе новое платье. Ее ввел в заблуждение Рауль Лоренс, задумавший и срежиссировавший эту бесчеловечную сцену. И даже сама королева Виктория.
– Кто же этот бриллиант чистой воды, король Сейбер? – спросила королева Виктория, продемонстрировав явный сценический талант.
– Мисс Виктория Кардифф, – ответил он.
Виктория еще никогда не слышала, чтобы ее имя произносилось так громко.
Сделав вид, что она не знает точно, где стоит Виктория, королева окинула взглядом собравшихся и спросила:
– Есть ли здесь мисс Виктория Кардифф?
Виктория, на несколько минут затаившая дыхание, сделала наконец глубокий вдох.
– Я здесь, мэм, – сказала она.
Виктория знала, как в соответствии с протоколом надо идти вперед, как делать реверанс. Она обязана была это знать, потому что неделями обучала этому Мод и Эффи.
Она увидела, как губы королевы дрогнули в улыбке, а в уголках глаз появились лучики морщинок от сдерживаемого смеха. Она явно наслаждалась своей ролью свахи.
– Мисс Кардифф, насколько я понимаю, вы знаете его величество короля Сейбера?
Виктория повернулась к нему. Он поклонился.
Она присела перед ним в столь же глубоком реверансе, как перед королевой Викторией. Она должна была проявить уважение если не к нему, то к его короне… хотя, по правде говоря, его она тоже уважала. Он во всех отношениях вызывал ее восхищение как мужчина. И несомненно, был таким же восхитительным королем. И уж будьте уверены, отъявленным мерзавцем.
Рауль ждал, пока она подойдет. Он улыбался ей. Сердце ее оглушительно стучало.
Он взял ее за руку, и тепло его прикосновения распространилось по всему ее телу. Он опустился перед ней на колено.
Дебютантки дружно вздохнули от удовольствия.
Его пальцы обласкали ее ладонь.
– Ах, не надо, – прошептала Виктория. Вот если бы она уже решила вернуться в Морикадию, ей удалось бы избавиться от этой мелодраматической сцены!
– У меня не имеется никаких фамильных драгоценностей, чтобы предложить тебе в подарок. – Он говорил это только ей одной. Ей одной, а не толпе, и его голос, теплый, проникновенный и манящий, обволакивал ее, заставляя смотреть в его глаза, наслаждаясь тем, что он находится здесь, действительно здесь, рядом, и стоит на коленях перед ней и перед Англией. – У меня нет рубинов, чтобы украсить твою шею, нет бриллиантов, чтобы украсить твои уши, нет сапфиров, соответствующих цвету твоих глаз. И тебе лучше, чем кому-либо другому, известно, что казна Морикадии не должна расходоваться на драгоценности, какими бы заслуженными они ни были.
– Я это знаю, – сказала Виктория, не отводя взгляда.
Сунув руку в кармашек для часов, он вынул простое широкое золотое кольцо.
Дебютантки разочарованно застонали.
– Но твои уши и шея красивее любых рубинов и бриллиантов, и никакие сапфиры никогда не смогут сравниться по блеску и цвету с твоими глазами.
Искоса наблюдая за дебютантками, Виктория заметила, что их разочарование исчезло, и они, раскрыв веера, принялись энергично обмахиваться ими.
– Вот почему я предлагаю принять это кольцо, хотя оно простое и скромное. Я купил его на деньги, добытые неправедным путем, но это я их заработал.
– Играя в азартные игры? – спросила она.
– И на скачках, – добавил Рауль, усмехнувшись. – Ты слишком хорошо меня знаешь.
– Что правда, то правда.
– Если, зная все это, ты все-таки любишь меня и согласишься носить это кольцо и быть моей женой, я не могу обещать, что драгоценности когда-нибудь украсят твою руку, зато я могу подарить тебе горы и долины, города и лесные дебри. Я могу подарить тебе Морикадию.
Виктория любила Морикадию… но это было не то, что она хотела.
– Я могу пообещать, что буду защищать тебя со всей силой закаленного в боях воина, – продолжил Рауль. – Я буду лелеять тебя и боготворить. – Он наклонился вперед и торжественно произнес: – И я буду любить тебя, Виктория Кардифф, не только пока живу, но вечно.
– Ты любишь меня?! – со слезами на глазах спросила Виктория.
Она не смела ему поверить.
– Я не признавал это чувство, но мне кажется, что я полюбил тебя, как только увидел. Я знаю, что любил тебя, когда увидел, как ты обучаешь английскому языку ребятишек. Я буквально боготворил тебя, когда ты отказалась укрыться в безопасном месте во время нашего поединка с Жан-Пьером. Ты являешься воплощением храбрости, силы и решимости, ты заслуживаешь того, чтобы стать королевой Морикадии и властительницей моего сердца. – Он был абсолютно серьезен, причем было похоже, что он готов стоять перед ней на одном колене до тех пор, пока не получит нужный ответ.
Разумеется, это не могло быть правдой. Уж Виктория-то его хорошо знала. Если она не скажет «да», то он пошлет куда подальше все правила приличия, подхватит ее на руки, унесет отсюда и будет заниматься с ней любовью до тех пор, пока она из-за полного изнеможения не согласится выйти за него замуж.
Но как бы соблазнительно это ни звучало, она подумала, что королю и будущей королеве Морикадии негоже устраивать подобный скандал при английском дворе.
Виктория окинула взглядом толпу: присутствующие, затаив дыхание, застыли в ожидании. И взглянула на возвышение: королева наблюдала за ними с явным удовлетворением. Затем посмотрела на дебютанток: они, молитвенно сложив руки, мысленно уговаривали ее согласиться.
Виктория перевела взгляд на Рауля.
Он смотрел на нее с такой неутолимой страстью, что не оставалось ни малейшего сомнения: это и любовь, и неприкрытое вожделение, и обещание счастья, взятые вместе. Поэтому она дала ему то, что он хотел. Она наклонилась к нему, прикоснулась рукой к его лицу и сказала:
– Да. Я выйду за вас замуж, Рауль Лоренс, морикадийский король Сейбер, и мы будем любить друг друга и ныне, и присно, и во веки веков.
Виктория надеялась, что Рауль соблюдет внешние приличия, но ошиблась. Он поднялся на ноги, заключил ее в объятия и, издав радостный возглас, покружил ее.
Виктория держалась за его плечи и хохотала, сознавая, что это мгновение и есть настоящее начало их счастья.
Зал разразился аплодисментами, и королева Виктория, у которой округлились глаза от удивления, мгновение спустя тоже захлопала в ладоши.
Данел и Просперо отступили назад, стараясь не мешать страстным объятиям своих короля и королевы.
Данел шепнул:
– Не хотел бы я быть на месте Сейбера, когда ему придется объяснять, что церемония передачи права собственности в лесу является морикадийской церемонией бракосочетания.
Просперо кивнул:
– Прежде чем рассказывать ей об этом, ему следует приготовить веревку, чтобы связать ее. Эта женщина с характером.
– Что правда, то правда. Впервые я видел, как она потеряла самообладание, когда она выстрелила в меня. А второй раз – когда она чуть не отрубила руку мне и Сейберу тоже.
Вспоминая эти случаи, оба, и Просперо, и Данел, чувствовали неловкость.
– Как думаешь, она будет сердиться на нас? – спросил Данел.
– Интересно, долго ли она будет помнить обиду? – тихо спросил Просперо.
– Наверняка не дольше, чем до рождения их первенца.
– Или их второго ребенка.
Данел долго думал, потом сказал:
– Возможно, нам следовало бы убедить нашего короля спрятать меч Аттилы.
– Хорошая мысль, друг мой. Хорошая мысль, – сказал Просперо, положив руку на плечо Данела.