МОСКВА. 7 МАЯ.
Скромная, немного старомодная двухкомнатная квартира. Одна комната - “зала”; два ковра по стенам, два дивана у стен, телевизор, круглый стол, горка с хрусталём, книжный стеллаж с аккуратно расставленными подписными изданиями на видном месте, а внизу уже разные книги. Другая комната, “детская”, явно современней; яркие плакаты на стенках, магнитофон; в разных сторонах комнаты - матрас на ножках и узкая постель. Между ними - ширма, но сейчас она сдвинута к стене. Письменный стол, стул. Книги на подоконнике, на полу, на матрасе. Кое - какие раскрыты, тут же тетрадки. На табуретке посреди комнаты швейная машинка.
У Василия Михайловича сегодня День рождения. Самого его пока дома нет, а семья готовится отмечать. Все в кухне. Галина шинкует лук. Костик тщательно моет парадную посуду. Света тычет вилкой во что-то внутри кастрюли на плите.
ГАЛИНА. Стамбула два! Два Стамбула, прикиньте! На одной и другой стороне! Я тогда, помните, в блондинки подалась? И турки на меня, как мухи на мёд. Все наши с шопрейса на автобус, а меня встретят, товар заскотчуют крепким скотчем, жёлтым таким, ярким, тоже денег стоит, а мне этот скотч так... В парк водили, в мечеть, но меня туда, как женщину, не пустили. Магазинщик на свадьбу позвал. У невесты с фаты, а у жениха с плеч денежки, склеенные лентой, до полу. (Другим тоном) Вся слезами изошлась... (Отталкивает Костика плечом) Пусти, морду умою...(Ополаскивает лицо)
СВЕТА. Свёкла сварилась. (Достаёт из кастрюли свёклу, укладывает в миску) Мам, ты лук кончила ?
ГАЛИНА. Это лук меня кончил.
СВЕТА. Освободи место, буду свёклу тереть. Костик, пусти к раковине! Надо свёклу под холодную воду!
ГАЛИНА. Фаршичка-то хватит на котлеты? (Достаёт из холодильника две упаковки фарша, разворачивает, смешивает с луком.) Турчанки все в этих, ихних, намордниках. Физиономии запрятаны, одни глаза торчат. Ресторан большой, а ушла трезвая и голодная. Пьют во,т из таких дришек, а закусывают восточными сластями. Официант по чуть-чуть на таком малюсеньком подносике подносит. А чего и поддавать, если петь у них не положено? Беру яичко, долбану туда... чесночку, перчика сыпану, манки... И для беззубых хорошо! (Протягивает в пальцах шмоточек фарша) Светка, кусни! Луку хватит, нет?
СВЕТА. (Брезгливо) Мама, это же сырой фарш...
ГАЛИНА. (Отправляет себе в рот) Годится луку! (Лепит котлеты) Сегодня погуляем-попоём! (Запевает) “ При лужке, лужке, лужке, при знакомом поле, при далёком табуне конь гулял на воле. Ты гуляй, гуляй мой конь, пока не споймают. А споймают - зауздают, шёлковой уздою!”
КОСТИК. Мам, ты чего папе подаришь?
ГАЛИНА. А чего дарить? Не круглая дата! У меня до получки остались не деньги, а слёзы. Полоса такая - нет возможностей. Стол накроем - и хорошо! Картошечка на сале жарится, как он любит. Котлеток наделала. Водочка кристаловская в наличности. А вы дарите что-то?
СВЕТА. Секрет.
ГАЛИНА. У тебя с малолетства всё секреты, всё тишком, шепотком.
СВЕТА. Костик, порежь свёклу, а то у неё такой запах, прямо мутит...
ГАЛИНА. Свёкла воняет? Плохая что ли попалась? (Нюхает) Чего выдумываешь? Свеколочка годная!
КОСТИК. (Свете) Давай тёрку! Я сделаю.
ГАЛИНА. Чем тебе свеколочка не угодила?
СВЕТА. Гадость!
КОСТИК. У меня предложение. Я купил отцу книгу.
ГАЛИНА. А то у него книг мало!
КОСТИК. Он давно эту хотел. Я за ней по городу, будь здоров, несколько дней помотался. Давайте, это будет наш общий подарок ему на День победы! Книга про войну!
ГАЛИНА. Я про войну читать не люблю. Всё враньё!
СВЕТА. Тебе никто не предлагает эту книгу читать! Тебе предлагают подарить от всех вместе.
ГАЛИНА. Чего ты такая раздражительная? Я не курица, понимаю, чего говорят.
СВЕТА. Ну, так что?
ГАЛИНА. У меня и так голова кругом от всего! (Косте) А ты, лучше, не по книгам шлялся бы, а в аспирантуру готовился. А то возьмут кого-то по блату, а ты в армию загремишь. Тут мне предлагал один майор за триста долларов в Москве тебя в часть устроить, что-то вроде телеграфиста. Это дешево, но у нас и ста долларов нынче нет. Хотя, приспичит - найду.
КОСТИК. Мама, как насчёт подарка? Не ответила!
ГАЛИНА. Делайте сами, как знаете. А я добегу в домоуправление. Говорят, там сегодня подарки ветеранам выдают. Отец сам не пойдёт, а я не гордая. Может, чего и сгодится. Бутылка водки - и то пусть. Вы тут картошку выключите, котлеты переверните. Там в холодильнике осетринка, я двести грамм взяла, так её на стол не надо. Это пусть на послезавтра, на победу. А ещё парочка свежих огурчиков, так один нарежьте, для запаха и красоты, травкой посыпьте. А ты, Света, сделай ещё яичко под майонезом, он любит. Чтоб, побольше всего на столе. Расставьте, покрасивее, салфеточки положьте матерчатые, а не эти, как туалетная бумага. (Переодевает обувь на уличную) Ой, дожили! Сейчас мясца бы отбить, курочки нажарить, лимончиком побрызгать, всякие баночки-скляночки наставить... Раньше на его день рождения столько всего готовила, что и на победу оставалось. А нынче каждый кусок считаю.
КОСТИК. Мама, куда ты собралась? Сейчас папа придёт!
ГАЛИНА. Я мухой. В домоуправление и назад. Котлеты не сожгите! И морс развести не забудьте!
КОСТИК. Не задерживайся!
Галина выскакивает за дверь. Костик и Света накрывают на стол.
КОСТИК. Стол будем раздвигать?
СВЕТА. А зачем? Раньше столько народу приходило. Фронтовики. Как раз перед Днём Победы в Москву съезжались. А потом всё меньше, меньше, а сейчас и вовсе никого. Кто-то умер, у других денег нет на дорогу... Хорошо, что папа в параде участвует... Вот я думаю, пройдёт сто, двести лет, и станут путать Великую Отечественную с войной с Бонапартом... Какой же смысл в наших волнениях, в нашей гордости своими отцами и дедами?
КОСТИК. Что-то батя запаздывает. А с тобой что?
СВЕТА. Со мной?
КОСТИК. С тобой всё в порядке?
СВЕТА. Вроде, да. А что?
КОСТИК. Ты в последнее время...
СВЕТА. Что?
КОСТИК. Ну, вроде как у тебя что-то в жизни не по-доброму...
СВЕТА. (Засмеялась тихонько) Ты скажешь иногда... Чувствуется, что детство в деревне провёл. Против твоего деревенского детства университет пасует.
КОСТИК. А я считаю - повезло, что в деревне. Мне, знаешь, снится наша река... и наше село, бесконечное, тянется по берегу… Когда мать поёт “вот на пути село большое”, я всегда думаю про наше. Заброшенные сады, совсем заглохшие... Сколько лет прошло с войны, а сады всё не сдавались, не хотели умирать. Мы, пацаны, в них паслись... И, в снах, всё цветное... Вишня красная-красная! А над ней дрозды, клюют её. Ещё черёмухи огромные! Батя ворчал;" черёмухи наелся?” Она рот вязала, так батя боялся, что я задохнусь... А я удивлялся, как батя всегда догадывается? А у самого ладошки синие и рот, весь до ушей, синий...
СВЕТА. А я помню, как мать меня к вам привезла!
КОСТИК. Тебе четырёх лет не было!
СВЕТА. Помню! С деревни и начинаю всё внятно помнить. Сначала вокзал. Потом площадь. Потом с матерью в грузовике ехали. Трясло! А ещё мама постучит водителю в кабинку, он притормозит на секундочку, а мама раз и долой с грузовика. Грузовик поедет, а мама бежит, догоняет. А я реву, боюсь, что не догонит, и я потеряюсь. Ей какие-то мужчины руки протягивали с кузова, она хваталась и на ходу вскарабкивалась. И так хохотала. И все её нахваливали, восхищались. Потом мы шли по дороге между высоких колосьев. И я увидела васильки. Синие-синие! А неба наверху так много, словно купол. И тепло и как-то сиянно... .Пришли во двор. А там кошка, собака, куры, петухи... Словно я попала внутрь книжки с цветными картинками! А ты подошёл и протянул мне в кулаке стебелёчки тёмненькие, а на них ягодки красненькие... Я впервые землянику увидала. И аромат её прямо в сердце толкнул...
КОСТИК. Ну и память у тебя!
СВЕТА. В Москве-то я всё на пятидневке. Дни сливались. Проснёшься - и всё равно, утро ли, вечер ли... Потом стала угадывать... Если метла шваркает, или лопата скребёт, то новый день... Там забор был глухой, но не от самой земли... Мы сидели на корточках и мам высматривали. Я все мамины туфли до сих пор помню. И босоножки, и лодочки красные, и лакированные с бантиками на высоких каблуках... Нянечка подойдёт и скажет: чего скрючились, сегодня только среда, рано своих мамаш ждёте... А придёт мать, бегу к ней, висну, а от неё водкой попахивает... И от этого запаха меня тоска схватывала...
КОСТИК. Слушай, ты в институт собираешься поступать? Мы с тобой месяца два за учебники не садились. Ты всё отлыниваешь.
СВЕТА. Не знаю, Костик, что буду делать, не знаю и гадать не хочу. Устала.
КОСТИК. Слушай, для восемнадцати лет у тебя уж совсем какие-то упаднические настроения.
СВЕТА. А ведь отец на маме из-за нас женился. Потому что нас любил.
КОСТИК. И маму потом любил. Она красивая была.
СВЕТА. А мы ведь с тобой, так и не знаем, от кого родились.
КОСТИК. А зачем? У меня батя - единственный. Я никого другого не признаю.
СВЕТА. Ой, чего-то опять тошнит... (Уходит в комнату и садится на кровать)
КОСТИК. (Подходит к ней) Не заболела?
СВЕТА. Погоди...
ПАУЗА.
СВЕТА. Всё. Отошло.
КОСТИК. Что с тобой?
СВЕТА. (С отчаяньем) Костик, у меня будет ребёнок.
КОСТИК. В каком смысле?.. У тебя? Ребёнок? Откуда?
СВЕТА. В сентябре. Только не спрашивай, кто отец.
КОСТИК. В сентябре. Да это ж здорово, что в сентябре! Значит, уже на этот новый год мы для него нарядим ёлку! И он будет смотреть и радоваться!
СВЕТА. Костик! Я тебя очень люблю!
КОСТИК. При тебе такие мужики - я и батя. С нами не пропадёшь. И мать у нас расторопная, толковая. Подскажет, чего да как, подсуетится. Всё здорово, Светик! Я тебя поздравляю! (Смеётся) У меня будет племянник!
СВЕТА. Ты, правда, рад?
КОСТИК. Посмотри на меня внимательно! Я притворяюсь, по-твоему?
СВЕТА. Нет. Спасибо тебе!
КОСТИК. Тебе спасибо! Да мы тебя всей семьёй на руках носить будем! Но в институт готовиться заставлю. Обещаешь наверстать?
СВЕТА. (Смеётся) Горы сверну!
Входит Василий Михайлович в новом костюме и в кепке.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Это кто тут горы свернуть задумал?
СВЕТА. (Бросается ему на шею) Папа! Ну, как прошло? К торжественному параду на Красной площади старший сержант Кручин готов?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Не совсем. Медицина хотела забраковать. Еле убедил. Сделали укол от давления, посидел там у них, и сюда доставили.
КОСТИК. Сегодня отдохнёшь, ляжешь пораньше.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Писем, телеграмм не было? Никто не звонил?
КОСТИК. Рано. Вот завтра, послезавтра кто-то нагрянет, как всегда неожиданно.
СВЕТА. И станете про “минувшие дни и битвы, где вместе рубились они”.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. А где мама?
КОСТИК. Отлучилась на минутку.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Ну, хорошо. (Уходит в ванную)
СВЕТА. Костик, давай ему сейчас подарки отдадим. Он повеселеет. А до послезавтра что-то придумаем.
КОСТИК. Правильно. Только маму подождём.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. (Выходит из ванной и останавливается в зале перед накрытым столом) Какая красота!
СВЕТА. (Выходит из “детской” в залу) Перекуси пока, а сейчас мама подойдёт, и будем праздновать все вместе.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Зачем? Подождём маму! (Задумался о чём-то своём) Плохо...
КОСТИК. (Выходит в залу) Мама только в домоуправление и обратно.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Я не к тому. Там, не репетиции парада ко мне журналист подскочил. Слово за слово, чего-то про целину заспорили. Не надо было целины, говорит. Народ, мол, дурили, показуха... Никакого толку! Я хотел сказать, а он не слушал.. .Как не надо? В первые же годы мощнейшие урожаи. Хлеб нужен был стране. А сейчас в Казахстане на том и живут, что мы построили. Столицу свою на бывшую целину перенесли. До сих пор там, у людей и жильё и работа. А этот, молодой, что он знает? Не слушает, не верит, а ехидничает... Я загорячился, вот давление и подскочило...
КОСТИК. Папа, ты всё принимаешь близко к сердцу.
СВЕТА. Меня рядом не было! Да как он смеет ехидничать? Ты в его годы уже воевал, в тебе сорок семь осколков...(Хочет перевести его мысли на другое, поправить настроение) Папа, расскажи про войну!
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. (Сразу повеселел, присел на стул) Да вроде уже всё вам пересказал...
СВЕТА. А ты боялся на войну идти, в семнадцать-то лет?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Таких настроений у нас не было - бояться, ахать, охать. Все знали - войны не миновать. Фашисты - наши враги. Видели эшелоны с Востока на Запад. Мальчишки всерьёз относились, что они - будущие защитники Родины. Фильмы тогда были хорошие. “Чкалов”, “На границе”. Нашу боевую технику там показывали, мощь нашу. Я тогда учился в педагогическом техникуме, хотел учителем стать. Война все планы спутала. (Смеётся) Может, и к лучшему. Когда я к вам в школу ходил, то ох... Нынче молодёжь с ног сбивает! Раньше учитель был самый почётный человек, а теперь, кто учитель, так он словно бы неудачник в жизни. Вот как повернулось... А в педагогическом, как и повсюду тогда, военное обучение и мальчиков, и девочек. Военрук был участник финских боёв. У нас, пацанов, было такое настроение - учёбу хоть брось, а военная подготовка - главное. Изучали гранату, пулемёт, окопы рыли, перебежкам учили, на мотоцикле ездить...
СВЕТА. А девушка у тебя была?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. (Смеётся) Вот, ты какая любопытная... Девушка-то была. Просто я ещё не знал, что она - моя девушка.
СВЕТА. Как это не знал?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Так вот, не догадывался. Мало о девушках думал, больше о Родине.
СВЕТА. А как её звали?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Марусей звали.
СВЕТА. Она плакала, когда ты на фронт уходил?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Нет, она никогда не плакала. Всегда смеялась. Махонькая такая, курносенькая, в веснушках, с рыжими косами. Ровесница мне, а смотрелась лет на тринадцать.
СВЕТА. Обещала дожидаться?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Ничего не обещала. Со мной пошла.
СВЕТА. На войну?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Хитрая, как лисичка.
СВЕТА. И пустили воевать?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Люди нужны были позарез. Да и она, кого хочешь, уговорит. На кухню взяли.
СВЕТА. (Смеётся) Около кастрюль воевала?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. (Смеётся) Вид у неё был боевой. Печка едет, каша варится, а она на передке печки сидит, кашу мешает.
СВЕТА. Как это - печка едет?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Едет на колёсах...
СВЕТА. (Всплескивает руками, хохочет) Как в сказке!
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Печка на колёсах, каша на ходу варится. Впереди - труба дымит, позади - телега с дровами. А моя Маруся у трубы сидит. Я как-то залез с ней словечком перекинуться. Соскочил, а у меня впереди-то овчинный полушубок и скоробился. К топке слишком близко прижался. А Маруся хохочет, вот как ты сейчас. Сколько их полегло на кухнях. Они ведь всегда были на передовой. Солдат-то кормить надо. Когда бои сильные, то обоз с кашей подъезжал до рассвета и вечером, как солнце сядет. Она всегда на передовую стремилась, если я там был. А когда стихало, то свидания назначали.
СВЕТА. Свидания? На войне?
Входит в квартиру Галина с пакетом. Никто её не замечает. Она ставит пакет и остаётся в прихожей, прислушивается к разговору.
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Так жизнь ведь не остановишь. Все ж молодые, в основном, были...
СВЕТА. А где свидания?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Просто у берёзы... Я ту берёзу не забуду... После боёв она, та берёза, одна стоять осталось, а всё кругом выжгли...
СВЕТА. Ты на Марусе женился бы?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Таких разговоров не вели.
СВЕТА. Почему?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Чтоб пожениться, надо было в живых остаться.
СВЕТА. А Маруся?..
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Не уберёг.
СВЕТА. А как ты мог уберечь, если война?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Такое дело получилось. Она ребёнка ожидала. Надо бы в тыл. А она тянула, хитрила, скрывала, не хотела расставаться. Я уговаривал, а надо бы заставить. И вот, во время боя, поползла с термосом каши к нашему миномёту. Волновалась, что я почти сутки не ел. Женщина, она всегда женщина. Ну и вот... Почти доползла... У меня на руках и ушла... Сам и хоронил, и её, и дитя в ней, не рожденное...
СВЕТА. Папа, если у меня будет дочка, назову её Марусей. Хочешь?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Спасибо. Но это ещё когда будет? Дожить бы, порадоваться бы на внучку Марусю.
ГАЛИНА. (Входит с весёлым видом и запевает) Маруся! Грустит и слёзы льёт! Маруся... Сейчас около этих военно-полевых жён такие нюни разводят... А по-нашему, блеть, она и на войне блеть! А?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. (Встаёт) Не задевай !
ГАЛИНА. Её не заденешь! Её, уж полвека как нет! А я – вот она! Твоя жена! И будь любезен, уважай! Ты на мне женился, а не на детях. И уважай!
СВЕТА. (Вскакивает) Мама! Мы тебя ждём, а ты где-то шляешься!
КОСТИК. Папа, успокойся. Мама выпила. Ты же знаешь, сама после пожалеет, что наговорила!
ГАЛИНА. И не шляюсь нигде, и не жалею, не зову, не плачу! (Смотрит в зеркало) Ой, морда красная какая! Для вас и ходила, а вы и ругаетесь! Да. Не отрицаю! По пути магазин... Я бутылочку пивка расцеловала... В честь дня любимого супруга и вашего отца... то есть, отца моих детей... Запуталась! Одну, другую бутылочку! Знатное пивко - девяточка! И чуток градусной Балтики! А теперь надо стопочку беленькой! (Наливает) Будь здоров, Вася! (Выпивает) Теперь в пузе ёрш плавает! Теперь я под шефе! Сейчас восстановлюсь! Всё под контролем! Все остаются на местах! Огонь! (Быстро выпивает ещё одну).
КОСТИК. Мам, уймись! (Быстро бежит в “детскую” и возвращается с книгой.) Все за стол! Все в сборе. Папа, разреши тебе - вот, наш общий, от всех.
ГАЛИНА. Вот и я говорю: книга - лучший подарок!
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. (Рассматривает книгу) Ну, спасибо... давно мечтал... Кьёзо “Прощай, Россия”... Ну, буду теперь читать...
СВЕТА. (Бежит в”детскую”, достаёт из стенного шкафа сапоги и военную форму на вешалке и возвращается) И вот ещё наш подарок!
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Ну? Никак моя гимнастёрка!
ГАЛИНА. Ловко! Это мы с ней старый хлам разбирали на выброс, а она и припрятала! А я-то гадала, чего она там, запершись, всё на машинке строчит да прячет. Тихоня!
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Гляди-ка, и гимнастёрка, и рубашка, и брюки отутюжила, и сапоги, как новенькие, блестят. И знаки отличия правильно нашила... И подворотничок свеженький... Золотые руки у тебя, доченька, и сердечко золотое!
КОСТИК. Надень, папа! (Тянет его в “детскую”)
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Придётся, видно, надеть... Только будет болтаться... Я с тела спал с тех пор... (Уходит за Костиком в “детскую”, там с его помощью переодевается) Чего-то я разволновался... Гляди-ка, рубашку по мне подогнала! В самый раз!
ГАЛИНА. И у меня подарок. Дали в домоуправлении. (Приносит из прихожей пакет)
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. А ремень другой... Но правильно подобран.
ГАЛИНА. (Извлекает содержимое пакета на стол) Вот он презент ветерану на годовщину великой победы! Календарик... женский... Буду читать. Я люблю календари читать. Чай со слоном. Макароны. Гречка. Кабачковая икра. Цвет какой-то не тот. Не просрочена ли?
СВЕТА. Мам, чего устраиваешь? Убери!
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Ну, как гимнастёрка, ладно сидит?
КОСТИК. Во! (Показывает большой палец)
Костик выводит Василия Михайловича в залу.
ГАЛИНА. Ой, ёж твою! Какой мужик-то ещё у меня! Бабы, мрите от зависти!
СВЕТА. Папа! У тебя такой бравый вид!
ГАЛИНА. Ну, маршируй, солдат! Чего робеешь?
КОСТИК. Выдай, папа, как положено - сто двадцать шагов в минуту!
И Василий Михайлович вдруг взял и замаршевал на месте под припев строевой песни своей молодости: “Белоруссия родная, Украина золотая, наше счастье молодое мы стальными штыками оградим!”
Все смеются.
СВЕТА. Пап! Вот так и пройдись на параде! В форме рядового!
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Не положено. Уволен из армии без права ношения формы!
ГАЛИНА. А вот тебе ко дню Победы подарочек от властей!
КОСТИК. Чего это? Как будто мы голодаем?
ГАЛИНА. Вот и я там говорю: чего это за казёнщина? Поэлитней бы надо чего положить; пластиночку рыбочки хорошей, язычок, допустим, кофейку, чайку подороже, соки, фрукты... Чтоб ветераны почувствовали, их вспомнили, уважили... А эта, которая выдаёт, мне и говорит: надоели эти ветераны, лучше бы не побеждали, жили бы мы сейчас, как в Германии! А теперь из-за них, хуже, чем Африка живём.
СВЕТА. Мам, зачем повторяешь?
ГАЛИНА. Да ведь и правда - жизнь никуда не годная! (Василию Михайловичу) Чем гордишься? Такую ты жизнь планировал, когда воевал, когда вкалывал, как дурак? Городили, городили, а развалилось просто! За что воевал? Что завоевал? Где твоя Белоруссия родная? Украина золотая? Вот и слушают вас только раз в год - в День Победы! И то из вежливости! А чего вас слушать? Что вы сказать-то можете?
ВАСИЛИЙ МИХАЙЛОВИЧ. Простите... Простите все! Виноват, что воевал не так... что целину подымал не так... Виноват, что свято верил в Сталина и партию, и веры своей не предал! Виноват, что Родину любил больше жизни и гордился ею! Виноват, что жил неправильно, работал неправильно и любил неправильно! Виноват, что дожил до сегодняшнего дня, и всякий может меня презирать за всё это! (Быстро уходит)
СВЕТА. Папа!
КОСТИК. Папа, подожди!
Оба бегут за Василием Михайловичем и сталкиваются в дверях.
КОСТИК. Светка, стой! Тебе вредно психовать! Я сам догоню его! (Убегает)
ГАЛИНА. (Сварливо) Чего это тебе, психовать вредно? Психовать ей вредно, видите ли! Министра какая тут у нас объявилась!
Света, молча, смотрит на неё.
ГАЛИНА. Обиделись господа!.. Да! Я - человек горячий!
Света, молча, убирает со стола.
ГАЛИНА. (Подперев голову, во весь голос запевает) “Белая берёза, я тебя люблю, протяни мне ветку нежную свою! Без любви и ласки пропадаю я... ”
СВЕТА. Сделать тебе кофе покрепче?
ГАЛИНА. Кофе на хрен! На сердце бьёт. Я лучше водочки. (Неожиданно заискивающе) Последнюю. Я дозу знаю.
СВЕТА. Зачем ты на папу так? Испортила день рождения.
ГАЛИНА. Ничего, у него же не круглая дата. (Наливает себе стопочку)
СВЕТА. (Сразу, как она налила.) Водку уберу?
ГАЛИНА. Пусть стоит. Кому она мешает?
СВЕТА. (Строго) Мама!
ГАЛИНА.(Очень искренне) Вот только положительное начало во мне зашевелилось, а ты с упрёками!
СВЕТА. (Странным голосом) Ой... (Замирает и вслушивается в себя, забыв про мать)
ГАЛИНА. Ну, чего ещё? (Глядит на дочь) Чего стряслось, спрашиваю?
Света мотает головой, оставляет всё, уходит в свою комнату, забирается с ногами на постель и замирает.
ГАЛИНА. Ты как матери отвечаешь? (Подумав, встаёт и идёт к Свете) Светик, не захворала? (Присаживается на краешек постели) Светик, ты ничего от меня не утаиваешь? Я чего-то встревожилась. Ты, если чего, скажи! Я ведь люблю тебя, просто завожусь с пол-оборота и скандалю, как сто чертей, наизнанку выворачиваюсь... Есть чего сказать, или мне померещилось?
СВЕТА. Есть.
ГАЛИНА. (Обнимает её) Ну и говори! (Гладит по голове) Красавицей выросла... Вся в меня! А характер в отца, никуда не годный, тихий, добрый... (Вздыхает) Ну, что на душе у нас?
СВЕТА. Я скажу. Но только ты отвернись, закрой лицо ладошками и не реагируй, пока до десяти не сосчитаешь. Обещаешь?
ГАЛИНА. По годам восемнадцать, а по уму четырнадцати нет.
СВЕТА. Обещаешь?
ГАЛИНА. Куда я денусь? Обещаю. (Поворачивается к Светке спиной и закрывает лицо ладонями)
СВЕТА. Мам?
ГАЛИНА. Ну?
СВЕТА. Готова?
ГАЛИНА. Ты прямо пугаешь. Говори!
СВЕТА. Будет ребёнок.
Галина вздрагивает.
СВЕТА. (Поспешно) Сначала до десяти сосчитай, а потом отвечай. Ты обещала!
Галина сидит, не отнимая рук от лица. Большая пауза.
СВЕТА. Мам! Мам, уж до ста наверное сосчитала. Ты чего? Сильно расстроилась?
ГАЛИНА. (Не отнимая рук от лица) Нет, сейчас в пляс пущусь!
СВЕТА. А я сначала даже жить расхотела...
ГАЛИНА. (Крепко обнимает её) Вот только этого нам не хватало! Никто не помер. Жизнь не стоит на месте, а продолжается.
СВЕТА. А теперь я так счастлива!
ГАЛИНА. А партнёр кто? С кем кувыркалась?
СВЕТА. Не хочу о нём.
ГАЛИНА. Женатик, что ли? Разведём!
СВЕТА. Нет.
ГАЛИНА. А чего глаз не кажет?
СВЕТА. Он никогда не узнает про ребёнка.
ГАЛИНА. Поругались, что ли?
Света молчит.
ГАЛИНА. Я это дело расследую. Надо разузнать про родителей. Какие сани, такие и сами. Ну, если семья положительная, со средствами и такое дело случилось, то надо, вам, доченька соединиться.
СВЕТА. Нет. Он для меня чужой человек.
ГАЛИНА. Зачем же от чужого-то рожать, девонька? Дождись своего! Рожать надо от любимого человека. Зачем смолоду ломать жизнь? Залетела, так не рожать же?
СВЕТА. (Другим тоном) Мама, положи руку вот сюда. (Берёт Марусину руку и кладёт себе на живот) Толкается...
ГАЛИНА. Это ж, на каком ты месяце?
СВЕТА. На пятом.
ГАЛИНА. Поздновато для аборта... Ну да ничего! Медицина сейчас чистенькая, хорошенькая.. .Ничего, можно ещё сделать... А хочешь, я сама сделаю тебе вливание? Я умею. Ты и скинешь! Ну, выкидыш сделаем... Всё шито-крыто...
СВЕТА. Мам, ты чего его пугаешь? Он же всё слышит! Мы его защищать и любить должны. А ты убить предлагаешь? Ты чего?
ГАЛИНА. Ну... грех, конечно. Но без греха не прожить, Светик! Послушай внимательно. Сделаем тебе всё, как надо и пойдёшь в церкву. В каждой церкви есть батюшка. Он даст тебе книжечку. Встанешь на коленки и отмолишься. Не ты первая, не ты последняя.
СВЕТА. А, если бы Мария испугалась своего мужа и сделала аборт, что было бы?
ГАЛИНА. Я про эту Марию ничего, конечно, не знаю, но мой жизненный опыт говорит: другого бы родила, но уже от законного мужа. Ничего плохого не было бы. Жила бы себе благополучно, если не дура.
СВЕТА. Иисуса Христа бы не было… Представь себе, Иисуса Христа не было бы вообще!
ГАЛИНА. Эка, куда тебя занесло. И чего только в твоей голове шуруется! Конечно, молодёжь сейчас раскрепощённая, но всё ж таки надо что-то одно - или держать себя, или предохраняться.
СВЕТА. Я не виновата, мама!
ГАЛИНА. Да кто тебя винит? А только раз такое дело, то надо постараться замуж выйти, а не фыркать.
СВЕТА. Я выйду замуж только за хорошего человека.
ГАЛИНА. Да у них одно место хорошее, и то не у всех.
СВЕТА. Мам!
ГАЛИНА. Ну, не буду, не буду.
СВЕТА. За такого, как папа или Костик. Если повезёт, конечно. Вот тебе повезло.
ГАЛИНА. Мне повезло? Это я всю жизнь везла! Да, были у меня трудности в жизни, и Вася помог. Вас не обижал; наговаривать не стану. Но мужик должен быть мужиком. А он слабохарактерный! Приткнулся к тебе и Костику, а меня всю жизнь только из-за вас и терпел. Выпивала - терпел, ругала - терпел... Аборт от него сделала - опять стерпел. Хотя очень хотел, чтоб родила . О девочке мечтал...
СВЕТА. Эх, мама! Была бы сейчас у меня ещё сестрёнка...Как жалко!
ГАЛИНА. Вас на ноги поставить бы! Всё ведь на мне! Квартиру эту получила через свою энергию и знакомство. Кормила вас всех я!
СВЕТА. Почему ты? Папа всегда работал.
ГАЛИНА. А какой толк, что всю жизнь у станка прогорбатился? На хрена такая работа, которая дохода не приносит? Помнишь - нет, что у нас тогда на столе бывало? Икорка, балычок, колбаска, шоколадные наборы не переводились. Картошку жарила только по большим праздникам! А откуда бралось? Я с Кремля носила! С каждого приёма, считай, две сумки битковые. Вас всех в два горла кормила и соседям дефицитом приторговывала. Помнишь, нет?
СВЕТА. Ты для нас объедки собирала?
ГАЛИНА. Не перебивай! Слушай внимательно! Дело так. Накроем, как положено. Управление проверит. А, когда начальство упьётся, уестся, иду за добавочным вариантом. Слугам народа, мол, не хватило. Добавочный вариант полагался. Всё запакованное, запечатанное. И это уже - делили мы. А со столов, чего в слуг не влезло, шло уж господам: посудомойкам, там, уборщицам. Порядок был. Вот жизнь была! Хоть есть, что вспомнить!
СВЕТА. Что вспомнить? Икру? Так сейчас её навалом!
ГАЛИНА. Навалом-то, навалом, да что-то в наш рот не попадает. Не едим, а только глядим!
СВЕТА. Значит, мы ворованное ели?
ГАЛИНА. А как иначе? Зарплат таких, чтоб разносолами питаться, народ никогда не получал. Да и не было всего этого в магазинах.
СВЕТА. Ты воровала?
ГАЛИНА. Воруют воры, а солидные люди подворовывают... несут... крутятся...тащат... выгадывают...
СВЕТА. И все так жили?
ГАЛИНА. Не все, конечно, а кто поумней.
СВЕТА. И папа?
ГАЛИНА. Не-ет, наш жил честно, работал честно, а теперь хоть на луну вой! Что скопили, всё власть украла. А пенсия у него, сама знаешь. На паперти больше соберёшь. На кого тебе надеяться? На Костика? Так он свою семью заведёт, дай бог, чтоб своих детей прокормил. Разве дело - на него ещё обузу навешивать? Значит, снова мне головная боль? Я ведь и так надорвалась, за все работы хватаюсь. То на рынке подряжусь торговать, а легко ли мне ящики-то ворочать? То по квартирам убираю, то вон всю зиму лопатой снег разгребала. Поясница редкий день не болит. А случись что со мной? Куда тебе с дитём? Я-то хоть пожила. Поела, попила, мир повидала... Пять раз в Стамбул моталась! Мужиков перепробовала не меряно. Гулять-то лучше, когда при тебе всё ж таки муж имеется.
СВЕТА. (Потрясённо) Ты папе изменяла?
ГАЛИНА. А что ж молиться на него? Икона он, что ли? Ты прикинь, он на двадцать пять лет старше меня! Нет, я его, как мужчину, не оговариваю. Он в этом деле ещё и до сих пор фору молодым даст, а только жизнь-то одна, Светик! И прожить её надо сладко! Так говорю?
СВЕТА. Ненавижу тебя! Ненавижу! Ты отца обидела! Он где-то ходит, как бездомный, у него может сердце от обиды болит. А ты сидишь тут, довольная и вспоминаешь, как изменяла ему! Ненавижу!
ГАЛИНА. Да я тебе про жизнь пояснить хотела, в общих чертах про жизнь...
СВЕТА. Ненавижу! Я такую жизнь ненавижу! И тебя ненавижу! Отойди от меня! Видеть тебя не могу! (Вскакивает и убегает)
ГАЛИНА. (Вслед) Чего двери не закрываешь? В метро родилась, что ли? (Смотрит на дверь в надежде, что Света вернётся, но из упрямства не бежит за ней.)
БЫК. (Входит) Есть кто живой??
ГАЛИНА. А-а... опять ты! Гость явился, а я Солоха Солохой! (Кидается к зеркалу, поправляет волосы, как-то рывками что-то на себе одёргивает, отряхивает, подскребает ногтем) Сейчас... сейчас... Наводи марафет или так гуляй, а жизнь всё одно - проскочила! (Подходит к порогу) Да ты проходи! (Суетится, бросается к столу, отодвигает для него стул) Давай, давай, садись вот! (Всё так же суетливо и поспешно наливает) Водочки с тобой примем! А то я из-за этой водки, пропади она вся, , измучилась со своими. Все непьющие. Прикинь? (Подходит к нему с двумя стопочками) Ну, со свиданьицем!
БЫК. Некогда.
ГАЛИНА. Много ли времени надо - стопочку-то опрокинуть! Давай! А то я, видишь, всех своих разогнала.... Я под шефе, как вихрь становлюсь... Чего к порогу приклеился? Вот твои сто грамм и проходи!
БЫК. Я на джипе!
ГАЛИНА. Так не ты джип на себе потащишь, а он тебя! На джипе, ёж твою! Ну, молодец! Рада за тебя! Развиваешься помаленьку! Я ведь тебя ещё на жигуле помню!
БЫК. Как наши дела?
ГАЛИНА. Так я ж тебе и говорю - дела неважные. Так будешь пить?
БЫК. Нет.
ГАЛИНА. Тогда, извини! (Выпивает одну стопку) Видишь, всех разогнала. Я выпью чуток, так становлюсь не женщина, а коррида.
БЫК. Деньги готовы?
ГАЛИНА. Куда твои деньги денутся? Не надумал насчёт стопочки-то?
БЫК. Сказал же, тороплюсь...
ГАЛИНА. Ну, тогда ещё раз извини! (Выпивает вторую стопочку) Ну, спасибо, что не забываешь, заглядываешь! Ну, не буду тебя держать, раз торопишься. (Распахивает перед ним дверь и протягивает руку для прощания.)
ПАУЗА. Бык не двигается и смотрит на Галину в упор.
ГАЛИНА. А-а, ты чего-то насчёт денег?... Я у тебя заняла три тыщи! Так, говорю? Тыщу вернула! Помнишь, иль нет? Сразу после Нового года отдала. Моя Светка тебе эту тыщу прямо на квартиру возила. Так говорю?
БЫК. Ну?
ГАЛИНА. Чего нукаешь? Помнишь, нет?
БЫК. Ну, помню.
ГАЛИНА. Значит так! (С видом человека, принявшего нелёгкое решение, но зато нашедшего единственно правильный выход, долженствующий удовлетворить всех) Товару у меня в дому, кожаных плащей этих, на тыщу! (Ставит стопки на стол, распахивает стенной шкаф и вынимает пять вешалок с плащами разного размера и сваливает на стул) Тут больше, чем на тыщу... да где наша не пропадала! Глянь, какие плащики! (Надевает на себя самый большой и прохаживается перед Быком) Сама бы носила, да денег нет! (Берёт другой плащ, тоже большой) А этот мужику моему бы подошёл! (Напяливает сверху того, что уже надет) Глянь! Неплохо смотрелся бы на нём! Ладно, пусть в своей шкуре дохаживает. (Берёт третий плащ, поменьше) А этот Светке хотела подарить! Молоденькая ведь... Ну да ладно... (Надевает сверху) Глянь! Может, оставить ей? Ладно, ещё успеет... Этот Костику предлагала... Отказался... А чего - плащ, как плащ... (Втискивается в четвёртый плащ) Как твоё мнение, а? (Берёт пятый плащ) А этот вообще из моды не вышел... (Напяливает и смеётся) О, вот так я их через таможню переправляла! На себе! (Решительно) Забирай весь товар! Сейчас и упакую! (Расстилает на полу рулет обоев) Ничего, что в обои? Мой мужик ремонт здесь затевает. (С трудом выпрастывается из первого плаща) Помоги, чего глядишь?
Бык не двигается.
Галина высвобождается из плащей, и это похоже на акробатический трюк, выполненный неуклюже.
ГАЛИНА. Ой, треснуло что-то! (Рассматривает) Ничего, не заметно... (Быстро складывает плащи, заворачивает в обои и подаёт Быку) Забирай товар!
БЫК. (Угрожающе) Чего?
ГАЛИНА. Да погоди! Ты не понял! Товар в залог отдаю! Вот чего! А деньги сами по себе! Я - что? Взял - отдай! Так, говорю?
БЫК. Вот и отдай.
ГАЛИНА. Это конечно! Я постараюсь наработать, накрутиться... Я в свою фортуну верю! Свои долги всю жизнь отдаю. Я сама ведь из дворян. Мои оба отца были бело-костные! А сам ты - из дворян или как? Наверно, ты из дворян... Такой у тебя профиль дворянский... И сам дворянистый... Вот и слушай меня! Надо тебе немного погодить... А я отдам! Даже не сомневайся!
БЫК. Утомила, мать!
ГАЛИНА. Не перебивай! Слова сказать не даёшь! Не хочешь товар - не надо! (Опрокидывает ещё стопочку) Так, о чём мы с тобой? Тыщу, значит, отдала? Светка передала тебе?
БЫК. Ну?
ГАЛИНА. Это я так, на всякий случай...Доверяй, но проверяй... За детьми глаз да глаз! Две тыщи остаюсь в долгу? Так, говорю?
Бык демонстративно вздыхает.
ГАЛИНА. Ну и всё! Ну, и договорились, слава Богу! (Снова протягивает ладонь для прощания)
БЫК. ( Ёрничает. Демонстративно берёт её ладонь и заглядывает в неё, как бы ожидая, найти деньги.) А денюжка где?
ГАЛИНА. Опять двадцать пять! Я ж тебе упорно толкую - отдам твои две тыщи! Ты, главное, не нервничай! У меня сын, вроде тебя, тоже такой нервный.
БЫК. Ясно. Будем трясти сына!
ГАЛИНА. Ты чего, Бык? Они и не в курсе никто у меня! Я тебе потрясу! Только попробуй, Бык, подступиться к ним! Сама угроблюсь, но и тебя утащу! Я подымусь и отдам твои две тыщи! (Пинает ногой свёрток с плащами) Вот он весь товар! А всё остальное оптом азербайджанке отдала, дешевле, чем купила. Потому и смогла тыщу вернуть. А насчёт плащей не столковались... Я пятьсот просила, а она давала триста... Я виновата, что ли, что доллар за миг втрое подскочил? Всю Россию на деньги кинули! Весь народ пострадал! Власть на то и власть, чтоб на народ плевать! А народ должен меж собой по справедливости, жалеть друг друга, выручать... Так, говорю?
БЫК. Бери, где хочешь, но чтоб сегодня вечером деньги были. Или...
ГАЛИНА. (Перебивает) Да погоди ты! Слова не даешь сказать! Перебиваешь и перебиваешь? Не чужие ведь! Сколько уж корешимся? С тех пор, как я ещё в Лужниках начинала на чужом товаре, на хозяина батрачила! Так, говорю? Помнишь или как? Я тогда быстро подучилась всему, я ведь не без глаз, не без ушей! Сам же, приглядел меня на рынке и предложил почелночить из Стамбула! Сам же, и баксы на почин одолжил! А уж в Стамбуле я не растерялась, магазинчик нарыла при фабрике. Раз-раз, туда-сюда обернулась, и с тобой рассчиталась, и себя не обидела. Так, говорю? Ну, и спасибо тебе! Хорошее время было! Снежок расчистишь, ящичек установишь, товар разложишь, сама на баулах рассядешься... На уголке ящика расположишь шашлычок горячий, сальце там, водочку само собой... Сигаретку в зубы - и вперёд, за работу! Я тогда “Море” курила... длинные... в красной пачке... Помнишь? Те, что без ментола... Я ведь в любую жизнь вписаться могу! Если меня не долбить.
БЫК. Деньги будут сегодня?
ГАЛИНА. Сегодня не обещаю. Не хочу врать. Да ты не езди ко мне, не беспокойся. Будут деньги, сама тебя найду!
БЫК. Тогда забираю у тебя эту квартиру.
ГАЛИНА. Погоди, Бык! Не нервничай! Молодой, а такой несдержанный! Давай по справедливости! Главное - справедливость! Так, говорю? Без справедливости и я погибну, но и ты погибнешь. Ты ещё зелёный, не соображаешь. Несправедливость, она как ржа, всех нас сожрёт! Сперва, меня, конечно, но после - и тебя! Вот такая песня получается! Так что лезь в свой джип и кати! А я с деньгами воспряну, и на постепенном расчёте, частично, всё тебе до копеечки. Да что ты стоишь передо мной, как дерево с глазами? Проникнись, чего говорю!
БЫК. Завтра переоформляем квартиру, а через неделю - съезжай!
ГАЛИНА. Да разве ж я одна здесь?! У меня ж семья! Куда нам? На улицу?
БЫК. Твои проблемы.
ГАЛИНА. (Показывает ему кукиш) Вот тебе, а не квартиру! (Орёт) За две тыщи квартиру ему отдай! Умный какой! Не съедем! Что ты мне сделаешь? Убьёшь?
БЫК. Слушай, я не шучу с тобой.
ГАЛИНА. Убьёшь? За две тыщи? Не верю!
БЫК. Какие - две? Процент забываешь?
ГАЛИНА. Насчёт этого не спорю! Уговаривались под десять процентов... Так, говорю? Значит, это ж сколько... (Загибает пальцы) Ёж твою! Скостил бы, сыночек!
БЫК. Тебе уже год счётчик щёлкает, уж две такие квартиры нащёлкал...
ГАЛИНА. Гляди-ка, две! Где ж мне для тебя вторую искать? Может, тоже кого убить!
БЫК. Вторую прощаю.
ГАЛИНА. Ну, спасибо! Мне - что, башку себе оторвать? Ты чушь-то не мечи! (Говорит горячо и убедительно) Куда нам всем? Как мы без крыши над головой? Сын-студент, завершает образование! На юриста! Хочет в судьи! Да кто его в судьи пустит, если он на вокзале пропишется? Подумай своей головой! Промысли в перспективу! Надо тебе, по твоим делам, с будущим судьёй ссориться?
БЫК. Мать, заканчивай!
ГАЛИНА. Какая я тебе мать? Я к тебе не то, что в матери, я к тебе в тёщи не пойду!
БЫК. Вечером заеду за деньгами!
ГАЛИНА. Да что мне убить кого, ограбить? Да погоди ты! (Хватает его за рукав) А муж мой? Ему за семьдесят! Он в семнадцать лет на фронт ушёл! Ты в семнадцать, где был? А он фашиста побеждал! Да, если б не он, где бы ты сейчас на своей джипе рассекал?
БЫК. Мне пора, мать.
ГАЛИНА. Погоди! Главное - слушай! Хоть ты человек посторонний, но, слышь, чего скажу - моя Светка-то того...
БЫК. Чего?
ГАЛИНА. Ну, того... Хорошая девчонка, сам знаешь, а вдруг ни с того ни с сего - того...
БЫК. Чего?
ГАЛИНА. Беременная - вот чего!
БЫК. Ну и чего?
ГАЛИНА. Как - чего? Дитя будет. Она на пятом месяце. Поздно уж что-то думать. Рожать будем. Понял, нет?
БЫК. А я причём?
ГАЛИНА. И ей - на вокзал? С дитём? (Решительно наливает) Вот тебе стакан водки! (Берёт большой нож и подходит к нему) И вот тебе нож! Выпей для куражу и режь меня!
БЫК. (Чуть отступает) Кончай, мать! Взбесилась, что ли?
ГАЛИНА. (С маху швыряет стакан с водкой оземь) Ва-банк пойду! Рог в рог, на хрен! (Засаживает нож в дверной косяк) В уголовщину тебя сдам, не спасуюсь! (Орёт) У меня в милиции блат! И в кремле - блат! Да за моего мужа все генералы подымутся! Я тебя угрохаю! (Внезапно перестаёт кричать) Бык! Человек ты или как? Говорю же ясно - нет денег.
БЫК. Слушай внимательно. Или деньги, или квартира. Ладно, даю два дня.
ГАЛИНА. Погоди, бык! Что я за два дня сделаю?
БЫК. Всё. Последний срок. И давай без фокусов. Я не шучу.(Поворачивается и уходит)
ГАЛИНА. (Прислоняется головой к косяку) Господи, Иисусе Христе! (Вскидывается, бежит к шкафу, встаёт на колени, выдвигает ящик, достаёт икону, протирает её рукавом и глядит на неё) Господи! Где же справедливость для обыкновенного человека? Господи, ну, уделай ты меня на хрен! Только детей пожалей! Они хорошие, сам знаешь! Да погоди, не перебивай! А мужик мой? Он воевал честно, после - работал честно... Детей вырастил честно... считай, чужих.. Меня пятнадцать лет терпит. Да он же святой! Что ж ему теперь под забором сгинуть? Как я им всем в глаза посмотрю, что без крова их оставила? Да погоди, не перебивай... Ты выслушай! Вот что! (Садится за стол, прислоняет икону перед глазами, наливает себе ещё стопочку и опрокидывает) Извини! Я - дура, меня и карай! Так, говорю? (Бросается на колени перед иконой) Господи, не дай им погибнуть! Пошли хоть чуток справедливости! Господи, спаси нас! Чем хочешь, клянусь, никогда их больше не обижу! Слова им грубого не скажу! Не допусти, чтоб я их погубила! Давай меж нами уговор заключим! Я год водку в рот не возьму, только пивко... А хрен с ним, с пивком... И пива не возьму! А ты мне помоги! Господи, справедливости прошу! Больше ничего не прошу! Знаю, и без меня к тебе нынче очередь! А только, дай справедливости! (Рыдает) Не мне одной, а всем людям дай справедливости! За всех прошу!
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.