(Дэнни…)
(Дэнн-ни-и-и…)
Темнота и пустые коридоры. Он бродил по этим темным коридорам, которые очень напоминали те, что протянулись по всему отелю, но в чем-то все же отличались от них. Покрытые шелком стены уходили высоко вверх, и, даже вытянув шею, Дэнни не видел потолок. Он терялся во мраке. Все двери были заперты и тоже тянулись куда-то ввысь. А под глазками (которые в этих огромных дверях больше походили на оптические прицелы) вместо номеров комнат были привинчены миниатюрные черепа и кости.
И откуда-то его звал Тони.
(Дэнн-ни-и-и…)
Были еще грохочущие стуки, уже хорошо знакомые, и далекие хриплые крики. Он различал не все слова, но к этому времени уже знал их почти наизусть. Он слышал их раньше, во снах и наяву.
Он остановился, маленький мальчик, меньше трех лет назад научившийся ходить на горшок, и постарался определить, где он находится, куда он мог попасть. Ему было страшно, но подобный страх стал привычным. С таким страхом он справлялся. Он ведь испытывал его каждый день на протяжении двух месяцев, от легкой тревоги до панического, безумного ужаса. С таким страхом, как сейчас, он мог смириться. Но ему хотелось узнать, зачем пришел Тони, почему он звал его в этом коридоре, который не относился ни к реальности, ни к миру грез, где Тони прежде показывал ему разные вещи. Почему, где…
– Дэнни.
В дальнем конце бесконечного коридора стояла темная фигурка, такая же крошечная, как сам Дэнни. Тони.
– Где я? – негромко спросил он.
– Ты спишь, – ответил Тони. – Спишь в комнате своих мамы с папой.
В голосе Тони звучала печаль.
– Дэнни, – продолжал он. – Твоя мама будет очень сильно поранена. Возможно, даже убита. И мистер Холлоран тоже.
– Нет!
Его восклицание прозвучало горестно, но тоже словно издалека, как будто странное полусонное окружение поглощало часть испуга. Тем не менее ему в голову пришли образы смерти в разных ее проявлениях: лягушка, раздавленная колесом машины на шоссе, как отвратительная почтовая марка на сером конверте; разбитые папины часы, валяющиеся поверх мусора в корзине перед тем, как отправиться на свалку; мертвая сойка рядом с телеграфным столбом; застывшие объедки, которые мама соскребала с тарелок в темную пасть бака для пищевых отходов.
Но нельзя было приравнять эти простые символы к той сложной роли, которую играла в реальной жизни мама; она полностью соответствовала его детскому представлению о вечности. Она уже была, когда его самого еще не было. И она будет, когда его не станет. Он мог принять возможность собственной смерти, он понял это, когда побывал в номере 217.
Но не ее.
Не папиной.
Никогда.
И он начал бороться, и темнота коридора поплыла. Фигурка Тони совсем побледнела, стала едва различимой.
– Не надо! – закричал Тони. – Не делай этого, Дэнни!
– Но она не умрет! Она не может умереть!
– Тогда ты должен помочь ей. Дэнни… ты сейчас в самой глубине своего сознания. В том его месте, где нахожусь я. Ведь я – часть тебя самого, Дэнни.
– Нет, ты – Тони. Ты не можешь быть мной. Я хочу к своей маме… Мне нужна моя мамочка…
– Это не я привел тебя сюда, Дэнни. Ты пришел сам. Потому что ты знаешь.
– Нет, я…
– Ты всегда знал. – Тони начал подходить ближе. Впервые за все это время Тони начал приближаться к нему. – Мы сейчас находимся в самой потаенной глубине твоего существа, куда не проникает ничто другое. И какое-то время мы будем здесь одни, Дэнни. Это как «Оверлук», в который никто никогда не сможет попасть. Никакие часы здесь не идут. Ни одни ключи к ним не подходят, и их невозможно завести. Двери номеров никогда не открывались, и в них никто никогда не жил. Но и ты не можешь задерживаться здесь, потому что оно уже идет за тобой.
– Оно… – в страхе прошептал Дэнни, и как только он произнес это слово, грохочущие звуки сразу стали громче и ближе. Его ужас, еще мгновение назад не до конца им осознанный и потому терпимый, превратился во что-то гораздо более реальное. Теперь он мог различить слова. Хриплые и наглые, произнесенные грубой подделкой под голос отца, но только это был не папа. Он знал это теперь. Знал наверняка.
(Ты пришел сам. Потому что ты знаешь.)
– О, Тони, это же не может быть мой папа, правда? – закричал Дэнни. – Неужели это мой папа идет за мной?
Тони не отвечал. Но Дэнни уже не нуждался в ответе. Он все понял. Долгие годы здесь продолжался один нескончаемый кошмарный бал-маскарад. И постепенно он порождал таинственную силу, которая все разрасталась, как в тишине банковских сейфов растут проценты на вложенный капитал. Сила, присутствие, явление – называй как угодно, это всего лишь слова, не имевшие никакого значения. Маски были разными, однако сущность не менялась. И теперь оно шло за ним. Оно пряталось за лицом его папы, оно имитировало папин голос, оно носило папину одежду.
Но это был не его папа.
Это был не его папа.
– Я должен им помочь! – воскликнул он.
А Тони вдруг встал прямо перед ним, и смотреть на него было равносильно тому, чтобы видеть в магическом зеркале самого себя через десять лет. Широко посаженные темные глаза, жесткая линия подбородка, красивые губы. Волосы светлые и легкие, как у мамы, но черты лица все равно несли на себе отцовский отпечаток, словно Тони – словно Дэниел Энтони Торранс, каким он станет однажды, – являл собой промежуточное звено между отцом и сыном, призрачную амальгаму обоих.
– Ты должен попытаться помочь, – сказал Тони, – но только твой отец… Он теперь союзник отеля, Дэнни. Здесь он хотел бы остаться навсегда. Но отель хочет завладеть и тобой тоже, потому что алчность его не знает пределов.
Тони прошел мимо и скрылся в тени.
– Подожди! – крикнул Дэнни. – Что я могу?..
– Он уже близко, – ответил Тони, продолжая отдаляться. – Тебе нужно бежать… спрятаться… укрыться от него. Держаться от него подальше.
– Я так не могу, Тони!
– Но ведь ты уже начал, – возразил Тони. – А потом ты вспомнишь то, о чем забыл твой отец.
И он исчез.
А совсем рядом раздался голос отца, холодный и вкрадчивый:
– Дэнни? Выходи ко мне, док. Я тебя немного отшлепаю, и всего-то делов. Веди себя как мужчина, и скоро все закончится. Она не нужна нам, док. Только я и ты, верно? Когда… легкое наказание… будет позади, останемся только мы с тобой.
Дэнни побежал.
А тварь позади него показала свою истинную сущность.
– Ну-ка иди сюда, ты, маленький говнюк! Иди немедленно!
Опрометью по длинному коридору, задыхаясь и хватая ртом воздух. Потом за угол. Вверх по лестнице. И пока он бежал, стены, казавшиеся такими бесконечно высокими, приобрели нормальные размеры; ковровая дорожка, стлавшаяся под ноги чем-то неопределенным, вернула себе знакомый сине-черный узор из затейливо переплетенных линий; на комнатах вновь четко обозначились номера, и в каждой из них шла одна и та же беспредельная вечеринка, на которую собрались десятки поколений гостей отеля. Воздух словно мерцал, удары молотка в стены отдавались тысячекратным эхом. Казалось, что Дэнни прорвал тонкую оболочку сна, как новорожденный плаценту, и упал.
на ковер перед президентским люксом четвертого этажа, а рядом с ним окровавленной грудой лежали друг на друге тела двух мужчин в костюмах и узких галстуках. Когда-то они погибли от пуль, однако теперь зашевелились и начали подниматься на ноги.
Он уже набрал в легкие воздух, чтобы закричать, но сдержался.
(!!ВЫ НЕ НАСТОЯЩИЕ!! ВАС НЕ СУЩЕСТВУЕТ!!)
Они поблекли у него на глазах, как старые фотографии, и исчезли.
Но прямо под ним продолжали раздаваться удары молотка в стены, проникавшие через шахту лифта и лестничный колодец. Сила, владевшая «Оверлуком», в облике его отца бродила пока по второму этажу.
Позади него с легким скрипом открылась дверь.
Полуразложившаяся женщина в сгнившем шелковом халате выскочила наружу, размахивая желтыми скелетообразными руками, в пальцы которых вросли потускневшие кольца. Тяжелые крупные осы лениво ползали по ее лицу.
– Заходи ко мне, – прошептала она, ухмыляясь черными губами. – Заходи, и мы будем та-а-анцевать с тобой бешеное та-а-анго…
– Тебя нет! – прошипел в ответ он. – Ты не настоящая!
Она в испуге попятилась от него и, пытаясь скрыться в своей комнате, растворилась в воздухе.
– Где же ты? – прокричало оно, пока лишь в его голове. Он слышал, как та нежить, что прикрывалась лицом папы, шаркает по коридору второго этажа… и вдруг донесся еще один звук.
Тонкое завывание приближающегося мотора.
У Дэнни от волнения перехватило дыхание. Еще одно ложное обличье отеля? Еще одна иллюзия? Или же это Дик? Ему хотелось – отчаянно хотелось, – чтобы это оказался Дик, но он не осмеливался рисковать.
Он добрался до конца главного коридора и свернул в одно из ответвлений, шурша ногами по ворсу ковра. Запертые двери мрачно смотрели на него, в точности как во снах и в видениях, но только сейчас все было предельно реально, и речь шла о жизни и смерти.
Он повернул направо и замер на месте с тяжело бьющимся в груди сердцем. Теплые волны обдавали его лодыжки. Их излучали решетки отопления. Очевидно, у папы по расписанию сегодня прогревалось западное крыло и…
(Ты вспомнишь то, о чем забыл твой отец.)
Что же это? Ему казалось, что он уже почти знает ответ на вопрос. Нечто, что могло спасти его и маму? Но Тони сказал, что спасение целиком зависело от него самого. О чем же речь?
Он уселся на корточки, прижавшись спиной к стене и стараясь сосредоточенно все обдумать. А это оказалось нелегко… отель не оставлял попыток проникнуть к нему в голову… рисуя перед его мысленным взором образ той темной фигуры, которая размахивала молотком, долбила им в стены… вышибая облачка штукатурки.
– Помоги мне, – пробормотал он. – Тони, помоги мне.
И внезапно он понял, что в отеле вновь воцарилась мертвая тишина. Звука мотора больше не было слышно.
(вероятно, ему померещилось)
Умолкло и праздничное веселье, и остался лишь ветер – вечно завывающий и стонущий ветер.
Неожиданно ожил лифт.
Он двигался вверх.
И Дэнни знал, кто – что – в нем поднимается.
Он вскочил на ноги, озираясь по сторонам. Панический страх сдавил ему сердце. Зачем Тони послал его на четвертый этаж? Здесь он оказался в западне. Все двери были накрепко заперты.
Чердак!
Он вспомнил: был же еще чердак. И он знал где. Отец как-то приводил его к нему, когда расставлял крысиные ловушки. Подняться наверх он не разрешил, опасаясь, что крысы могут покусать его. Но зато показал раздвижную лестницу, прикрепленную к потолку рядом с люком в конце последнего короткого коридора западного крыла. К стене был прислонен шест. С его помощью отец толчком открыл люк, и вниз с легким шумом противовесов спустилась лесенка. Если бы только ему удалось забраться туда, а потом втащить лестницу за собой…
Где-то в конце лабиринта простиравшихся позади коридоров остановился лифт. Раздался треск открываемой гармошки внутренней двери, затем грохот наружной. А потом голос – уже не внутри его головы, а ужасающе реальный – стал звать:
– Дэнни! Дэнни! Подойди ко мне на минутку, сделай одолжение. Ты поступил скверно, и я хочу, чтобы ты принял свое лекарство, как мужчина. Дэнни? Дэнни!
Будучи послушным мальчиком, он уже сделал два машинальных шага на этот голос, прежде чем остановился. Его руки, опущенные вдоль тела, сжались в кулаки.
(Ты не настоящий! Тебя не существует! Я знаю, что ты такое! Можешь снимать маску!)
– Дэнни! – гремел голос. – Иди сюда, щенок! Иди сюда и прими наказание, как мужчина!
Потом с оглушительным грохотом молоток врезался в стену. Когда голос выкрикнул его имя в следующий раз, оно уже находилось гораздо ближе.
Охота в реальном мире началась.
Дэнни побежал. Бесшумно перебирая ногами по ковру, он миновал запертые двери, по сторонам мелькал синий шелк обоев, сверкнул красным пятном закрепленный на углу огнетушитель. Секунду поколебавшись, он бросился в тот самый дальний коридор. В конце его не было ничего, кроме прочной двери на замке. Дальше бежать было некуда.
Но шест стоял на прежнем месте, прислоненный к стене, как оставил его отец.
Дэнни схватил его. Потом вытянул шею, чтобы лучше видеть люк в потолке. На конце шеста был крючок, которым следовало попасть в специальное кольцо в крышке люка. А потом оставалось только…
Новенький йельский навесной замок болтался на люке. Джек Торранс принял эту меру предосторожности, расставив на чердаке ловушки, на случай если сыну все-таки взбредет в голову нарушить запрет и попытаться обследовать чердак.
Заперто. Ужас охватил Дэнни.
А сзади уже надвигалось оно. Спотыкаясь и пошатываясь, миновало дверь президентского люкса. Молоток со зловещим свистом рассекал воздух.
Вжавшись спиной в последнюю запертую дверь, Дэнни стал ждать.