Как ни силился Холлоран, потом он так и не смог точно вспомнить, в какой последовательности развивались события. Он помнил, как мимо них вниз прошла кабина лифта, в которой находилось нечто. Но он даже не пытался заглянуть через ромбовидное стекло, потому что сидевшее внутри существо по звукам ничем не напоминало человека. Секундой позже на лестнице послышались торопливые шаги. Уэнди Торранс сначала в испуге прижалась к нему, а потом заковыляла по коридору к ступеням.
– Дэнни! Дэнни! О, слава Богу! Слава Богу!
Она сжала его в объятиях и застонала от радости и боли.
(Дэнни.)
Мальчик посмотрел на него из-под руки матери, и Холлоран сразу заметил, насколько он изменился. Его лицо побледнело и осунулось, глаза глубоко запали и казались бездонными. Он как будто похудел. И, глядя на них двоих, Холлоран подумал, что мать выглядит младше сына, несмотря на все пережитые побои.
(Дик… нам надо идти… нет, бежать… это место… оно вот-вот)
И образ «Оверлука» с горящей крышей. Обломки кирпичей, разбросанные по снегу. Сирена пожарной машины… Хотя было понятно, что никакой сирены здесь не могло прозвучать по крайней мере до середины марта. Но главным в мыслях Дэнни была необходимость торопиться, чувство, что катастрофа может грянуть в любой момент.
– Хорошо, – сказал Холлоран и двинулся к ним. Поначалу ему показалось, что он плывет на большой глубине. Он совершенно потерял чувство ориентации в пространстве, а его правый глаз упорно отказывался сфокусироваться на чем-либо. Челюсть посылала в черепную коробку импульсы острой боли, которые отдавались в шее, а щека казалась огромным кочаном капусты. Но настоятельная необходимость, которую он ощутил в мыслях мальчика, заставляла его толкать себя вперед, и вскоре ему немного полегчало.
– Хорошо? – переспросила Уэнди, переводя взгляд с сына на Холлорана. – Что значит хорошо? Чего тут хорошего?
– Нам надо уходить, – ответил Холлоран.
– Но я же не одета. Мои вещи…
Дэнни вырвался из ее объятий и побежал по коридору. Уэнди смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом. Потом обратилась к Холлорану:
– А если он вернется?
– Ваш муж?
– Нет, это уже не Джек, – пробормотала она. – Джек мертв. Этот отель убил его. Это проклятое место.
Она со злостью ударила кулаком в стену и взвыла от боли в порезанных пальцах.
– Дело ведь в бойлере, верно?
– Да, мэм. Дэнни утверждает, что он сейчас взорвется.
– Хорошо. – Она произнесла этот приговор холодно и бесстрастно. – Но только не знаю, смогу ли спуститься. У меня ребра… Он переломал мне ребра. И что-то с позвоночником. Там тоже болит.
– Вы справитесь, – сказал Холлоран. – Мы все выберемся отсюда.
Но внезапно он вспомнил о зверях в живой изгороди и невольно задумался, как быть, если им преградят путь к бегству.
Потом вернулся Дэнни. Он принес для Уэнди ботинки, куртку и перчатки, захватив также куртку и перчатки для себя.
– А твоя обувь, Дэнни? – встревоженно спросила она.
– Слишком поздно, – отозвался он. В его глазах плясало отчаянное безумие.
Он бросил взгляд на Холлорана, и перед мысленным взором того внезапно возникли часы под стеклянным колпаком – часы из бального зала, подаренные отелю каким-то швейцарским дипломатом в 1949 году. Стрелки показывали без одной минуты полночь.
– О Господи! – воскликнул Холлоран. – Боже, сжалься над нами!
Он обхватил одной рукой Уэнди и оторвал ее от пола. Вторая рука обвилась вокруг Дэнни. Он метнулся к лестнице.
Уэнди завизжала от страшной боли, когда он стиснул ее сломанные ребра, и что-то хрустнуло у нее в позвонках, но Холлоран не остановился. Он несся вниз по ступеням, прижимая к себе обоих. Один его глаз широко распахнулся и округлился от ужаса, второй заплыл до состояния микроскопической щелки. Он походил на одноглазого пирата, похищавшего хозяев дома, чтобы потом потребовать за них солидный выкуп.
Его сознание внезапно озарила вспышка сияния, и он понял, что имел в виду Дэнни, когда сказал: слишком поздно. Он мог чувствовать, как взрыв уже рвется из котла наружу, чтобы легко смести пол подвала, а потом вышибить мозги из этого жуткого места.
И он побежал еще быстрее, по диагонали пересекая вестибюль, направляясь к двустворчатым дверям.
Оно спешило по подвалу, миновало помещение, освещенное единственным желтым язычком пламени в топке. Его гнал не ведомый ему прежде тошнотворный страх. Ему ведь удалось… Почти удалось завладеть мальчиком и его невероятным сверхъестественным даром. Оно не могло потерпеть поражение сейчас. Этого не должно случиться. Срочно снизить давление в котле, а потом снова взяться за мальчишку.
– Этого не должно случиться! – выкрикивало оно. – О нет, не должно!
Теперь существо проковыляло в бойлерную, и перед ним предстал котел, чей цилиндрический корпус успел в нижней части раскалиться до тускло-красного цвета. Он пыхал жаром, гремел и шипел, выпуская плюмажи пара в разные стороны, как чудовищных размеров каллиопа. Стрелка манометра уперлась в правый угол шкалы.
– Этого нельзя допустить! – воскликнуло то, что можно было теперь считать управляющим и смотрителем в одном лице.
Оно положило руки Джека Торранса на клапан, не обращая внимания на моментально распространившийся отвратительный паленый запах, когда докрасна раскаленный металл погрузился в плоть, словно в масло.
Колесо легко поддалось, и с торжествующим криком тварь принялась вращать его. Пар вырвался из котла с оглушительным ревом, словно десятки драконов слились в шипящем хоре. Прежде чем пар полностью скрыл циферблат, стрелка прибора за— радостно заорало окутанное горячим паром существо и пустилось в пляс, выделывая отвратительные коленца, размахивая над головой обожженными до кости руками. – метно качнулась влево.
– Я ПОБЕДИЛ! ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО! Я ПОБЕДИЛ! ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО! ЕЩЕ НЕ…
Крик перешел в пронзительный вопль, который утонул в оглушительном грохоте. Бойлер «Оверлука» все-таки взорвался.
Холлоран со своей двойной ношей вывалился в двери и промчался сквозь узкий проход в огромном сугробе, полностью завалившем террасу. Животных он увидел ясно – гораздо четче, чем когда-либо прежде, – но едва успел понять, что сбываются его худшие опасения, как отель взорвался. Ему показалось, что это произошло мгновенно, хотя позже он понял, что так не могло быть.
Сначала раздался оглушительный, всепроникающий грохот, прозвучавший на одной долгой ноте,
(БУ-У-У-У-У-М-М-М…)
и их словно обдало сзади мягкой волной теплого воздуха. От этого обманчиво мягкого удара они вылетели с террасы, причем, совершая этот безумный полет, Холлоран поймал себя на идиотской мысли, что
(так вот какое чувство испытывает супермен)
он не сумел удержать Уэнди и Дэнни и приземлился в сугроб на лужайке. Снег забился за воротник, заполнил ноздри, приятно охладил израненное лицо.
Потом он выбрался на макушку сугроба, не думая в тот момент ни о зеленых хищниках, ни об Уэнди Торранс, ни даже о мальчике. Холлоран перекатился на спину и стал смотреть, как умирает отель.
Окна «Оверлука» разлетелись. В бальном зале купол над каминными часами раскололся пополам, и обе его части упали на пол. Часы остановились: пружинки, шестеренки, маятник замерли, перестав отсчитывать время. Повсюду раздавались шепоты, вздохи, поднялось густое облако пыли. Ванна в номере 217 вдруг треснула, выпустив на пол лужицу зловонной зеленоватой жидкости. В президентском люксе загорелись обои. Дверцы при входе в «Колорадо-холл» сорвались с петель и упали на пол. За аркой подвала огромное хранилище архивных бумаг вспыхнуло и мгновенно превратилось в огромный пылающий факел. Вырвавшийся из котла поток кипятка зашипел в бумажном пламени, но нисколько не притушил его. Словно осенние листья под осиным гнездом, бумаги сворачивались и чернели. Потом взлетела на воздух топка, сокрушив балки подвального потолка, раскрошив их на мелкие части, как гнилые кости динозавра. Маленький язычок пламени, больше ничем не сдерживаемый, превратился в огненный газовый столб, вырвавшийся в вестибюль отеля. Ковровая дорожка лестницы подхватила пламя и понесла его дальше, на второй этаж, с поспешностью доброго вестника. Потом началась канонада мелких взрывов. Главная люстра ресторана – двухсотфунтовая хрустальная бомба – рухнула вниз, разметав столы во всех мыслимых направлениях. Из пяти каминных труб «Оверлука» вырвалось пламя.
(Нет! Этого не может быть! НЕ МОЖЕТ! НЕ МОЖЕТ!)
Отель корчился и кричал, однако теперь он лишился голоса, и панические звуки, предвещавшие гибель, были слышны только ему самому – рассыпавшемуся на части, терявшему сознание и волю, пытавшемуся удержать рушившиеся стены, но уже ни на что не способному, уходившему в небытие, в пустоту, навсегда.
Вечеринка закончилась.