На следующий день спецагент Агнес Нолтон звонит мне и сообщает, что Скип Дилука уже летит на «Марс», снабженный новым именем и документами, чтобы попробовать начать новую жизнь. Его подруга планирует присоединиться к нему позднее. Потом Агнес быстро рассказывает мне о Фицнере и Меркадо, но тут ничего нового не произошло. Как и следовало ожидать, их интересы представляет юридическая фирма Нэша Кули, так что процесс их уголовного преследования вскоре наверняка приостановится – адвокаты сделают все, чтобы замедлить и, если возможно, затруднить работу системы правосудия. Оба подзащитных компании Кули пытаются добиться, чтобы их выпустили под залог, но федеральный суд этого не допустит.
Тон у Агнес чуть более спокойный и расслабленный, чем обычно. Она заканчивает разговор фразой:
– Почему бы вам не пригласить меня пообедать?
Ясно, что любая, даже небольшая заминка перед ответом будет признаком моей слабости, поэтому я немедленно произношу:
– Как насчет того, чтобы пообедать вместе?
К сожалению, из-за моего неумения общаться с женщинами я не обратил внимания на то, носит ли Агнес обручальное кольцо. Что касается возраста, то я дал бы ей года сорок два. Я припоминаю, что вроде на ее столе видел фотографии ее детей.
– Предложение принимается, – отвечает Агнес. – Где встретимся?
– В вашем городе, – мгновенно говорю я.
Находясь в Орландо, я успел попробовать лишь еду в больничном кафе. Она была ужасной, но дешевой. Я лихорадочно пытаюсь вспомнить, каков баланс на моей кредитной карте. Могу ли я позволить себе пригласить Агнес в хороший ресторан?
– Где вы остановились? – интересуется она.
– Рядом с больницей. Но это не важно. Я на машине.
На самом деле я снимаю номер в дешевом мотеле, расположенном далеко не в лучшем районе города – я не решаюсь объяснить, где именно. Что же касается моего автомобиля, то это маленький «Форд», городской внедорожник с лысой резиной и миллионом миль на спидометре. Потом до меня доходит, что Агнес наверняка это известно. ФБР проверило меня и выяснило обо мне все. Полагаю, одного взгляда на покрышки моего автомобиля Агнес хватило бы, чтобы предложить встретиться в ресторане, а не просить меня заехать за ней. Мне нравится ход ее мыслей. В следующую секунду я получаю подтверждение, что все понял правильно.
– На Ли-роуд есть заведение «Кристнерс». Давайте встретимся там. И каждый платит за себя.
С каждой секундой Агнес нравится мне все больше. Мне даже начинает казаться, что я, пожалуй, мог бы в нее влюбиться.
– Хорошо, если вы настаиваете.
Учитывая высшее юридическое образование Агнес и восемнадцатилетнюю выслугу, ее зарплата, вероятно, составляет порядка 120 тысяч долларов в год, то есть она зарабатывает больше, чем я, Вики и Мэйзи вместе взятые. Строго говоря, мы с Вики не являемся сотрудниками на окладе. Мы просто берем из общих финансов фонда по 2 тысячи долларов в месяц, чтобы как-то жить, и балуем себя премией на Рождество, если на банковском счете организации к этому времени хоть что-то остается.
Уверен, Агнес прекрасно понимает, что я живу бедно.
Я надеваю свою единственную чистую рубашку и довольно поношенные брюки цвета хаки. Агнес приезжает прямо из офиса и, как всегда, выглядит прекрасно. Мы выпиваем по бокалу вина у стойки бара, а затем садимся за столик. После того как мы заказываем еще по бокалу вина, она предлагает:
– Не будем о работе. Давайте поговорим о вашем разводе.
От подобной прямоты у меня вырывается смешок, хотя я ожидал чего-то подобного.
– А откуда вы знаете, что я разведен?
– Догадалась. Давайте так: вы расскажете про ваш развод, а потом я – про свой. Тогда нам удастся избежать разговоров о делах.
Я поясняю, что развелся уже очень давно, и рассказываю о своем прошлом. Юридический факультет, ухаживания за Брук, женитьба, работа общественным защитником, нервный срыв, который привел меня в семинарию; новая карьера и ее цель – помощь невинно осужденным.
Рядом с нашим столиком останавливается официант, и мы с Агнес заказываем салаты и пасту.
Агнес Нолтон, оказывается, пережила два развода. Менее болезненный, которым закончился ужасный первый брак, и более хлопотный и травматичный, завершившийся менее двух лет назад. Ее второй муж был топ-менеджером, и его часто переводили с места на место. Агнес же хотела делать собственную карьеру и устала от постоянных переездов. Расставание было трудным, поскольку супруги любили друг друга. Дети-подростки до сих пор переживают их разрыв.
За тирамису и кофе мы все же постепенно возвращаемся к злободневным рабочим вопросам. Нас обоих удивляют действия Брэдли Фицнера. В течение многих лет он жил весьма комфортной жизнью вдали от тех мест, где когда-то занимался преступной деятельностью. Правоохранители и близко не могли подобраться к тому, чтобы предъявить ему какие-либо обвинения. Фицнера подозревали, его деятельность расследовали, но он оказался слишком хитер и везуч, и его не смогли ни в чем уличить. Он отошел от дел с деньгами, которые получил, нарушая закон, и грамотно их отмыл. Формально у Фицнера чистые руки. Он действовал весьма тонко и сумел упрятать Куинси Миллера за решетку и сделать так, что Кенни Тафт никогда, ничего и никому не расскажет. Зачем ему было рисковать и ввязываться в заговор, направленный на то, чтобы сорвать наши планы, убив Куинси?
Агнес предполагает, что Фицнер действовал от имени картеля. Что ж, возможно, но почему картелю, да и самому Фицнеру не все равно, удастся нам освободить Куинси Миллера из тюрьмы или нет? Мы нисколько не приблизились к выяснению личности наемного убийцы, застрелившего Руссо двадцать три года назад. И если бы даже каким-то чудом выяснили его имя, для того, чтобы связать этого типа с картелем, потребовалось бы не одно чудо, а целых три. Освободить Куинси и раскрыть убийство Руссо – это две разные вещи.
По мнению Агнес, Фицнер и картель решили, что расправиться с Куинси в тюрьме и при этом не оставить никаких следов, ведущих к исполнителям и организаторам преступления, будет легко. Достаточно было найти пару крутых парней, отбывающих длинные сроки, и пообещать им немного денег. Мы же после смерти Куинси Миллера были бы вынуждены перестать заниматься его делом и сосредоточить свои усилиях на других.
Мы с Агнес согласны в том, что Фицнер, будучи уже пожилым человеком, испугался, поняв, что какая-то более или менее авторитетная организация пытается раскопать что-то в деле, которое он считал давно закрытым. Фицнер знает, что наша позиция подкреплена аргументами и что сотрудники фонда «Блюститель» имеют репутацию людей цепких, упорных и часто добивающихся успеха. Освобождение Куинси из тюрьмы снова привлекло бы внимание к вопросам, которые когда-то так и остались без ответа. А вот если бы его отвезли на кладбище, вопросы оказались бы похороненными вместе с ним.
Кроме того, вероятно, Фицнер был твердо уверен в том, что ему никогда не придется отвечать за совершенные им преступления. В течение многих лет он был для всех олицетворением закона. В то же время считал себя выше этого закона, ни во что его не ставил и в случае необходимости нарушал его, как ему хотелось. При этом умудрялся добиться того, что избиратели были им довольны. Фицнер ушел на покой, сделав состояние, и считает себя умным и изворотливым. И если для того, чтобы решить возникшую проблему, нужно было совершить еще одно преступление, тем более такое незамысловатое, как убийство заключенного в тюрьме, он, конечно, мог на это пойти, чтобы никогда больше ни о чем не беспокоиться.
Агнес развлекает меня рассказами о том, какие невероятные ошибки совершают порой даже очень осторожные и предусмотрительные преступники. Говорит, что могла бы написать целую книгу, состоящую из таких историй.
Потом мы с Агнес допоздна вслух размышляем о нашем – ее и моем – прошлом и пытаемся понять, как бы все могло сложиться, если бы каждый из нас в той или иной ситуации поступил иначе. Мы оба наслаждаемся беседой, не замечая, что остальные посетители уже разошлись. Только когда официант начинает поглядывать в нашу сторону, мы понимаем, что ресторан опустел. Мы расплачиваемся – каждый за себя – и направляемся к выходу. У дверей прощаемся, обменявшись рукопожатием, и договариваемся повторить наш поход.