Стояла глубокая ночь, однако паузы для отдыха и сна не случилось. Гелль Коллинз дважды надолго выходил из каюты: бросал какие-то команды, что-то спрашивал и хмурый возвращался. Аманда, оставаясь в одиночестве, ещё отчетливее ощущала груз своего отчаянья и слабости. С темными, напряженно глядящими глазами, с заострившимися чертами лица она сидела в кресле, подтянув колени к подбородку, и смотрела то на сундук, под коим таилось послание, то на тяжелый, расшитый золотом и серебром занавес, деливший каюту почти на две равные части. Крупные складки ткани вздрагивали всякий раз, когда сквозь переборку просачивался какими-то путями шепот ветра – отголосок слепой беззвучной ночи. Украдкой взглянув на себя в зеркало, верхняя половина коего была продырявлена пулей, Аманда чуть слышно прошептала бледными губами:
– Господи, дай мне силы.
Продолжая смотреть в усыпанное трещинами амальгамное121 зеркало, ей вдруг показалось, что кроме себя она углядела чью-то фигуру, стоявшую не то в струях дыма, не то дождя… Человек смотрел, казалось, прямо на нее… Аманда вздрогнула, прикрыв рот… Но теперь в отражении никого не было. Она испуганно обернулась, пытаясь обнаружить причину своего видения,– но нет, ровным счетом ничего. И всё же между лопаток пробежала колкая дрожь.
Леди перекрестилась. За дверью продолжал свистеть и вскрикивать в снастях ветер, а здесь, в центре каюты, словно образовалась дыра тьмы и давящей тишины, вползшей на судно, когда на мглистом небе обозначился лик луны. Сама не зная почему, Аманда вдруг ощутила острую потребность подержать в руке какие-то вещи. Привстав с кресла, она нервно взяла со стола гусиное перо и еще что-то похожее на обрывок ландкарты, но тут же положила на место, потом отыскала пару новых свечей, вжикнула спичкой, и в это же время краем глаза уловила какое-то странное быстро скользящее движение за окном. Аманда не могла быть уверенной, но – вот крест! – ей почудилось, что кто-то бесшумно пробежал или пролетел мимо окна. «Господи, помоги!..» – вновь слетело с бескровных губ. Сердце качало не кровь, а студеную воду.
* * *
Новое появление Коллинза не успокоило, а лишь подлило масла в огонь. Аманду внутренне передернуло. Она остро почувствовала какую-то перемену, и перемена эта была не в лучшую сторону.
Гелль дернул своей косицей, как крыса хвостом, и, швырнув сырую от морских брызг треуголку на стол, рубанул:
– Пакет! – жетские пальцы шеркнули нежную щеку Филлмор. Насмешливо-наглый блеск в его глубоко запавших глазах внезапно превратился в огонь, прожигающий насквозь, отыскивающий брешь в ее молчании.
Шея Аманды вспыхнула алыми пятнами. Она даже не заметила, как ее руки, всё еще лежавшие на подлокотниках кресла, судорожно сжались так, что побелели ногти.
– Пакет, мисс! – ороговевшая мозолями ладонь крепче похлопала по щеке. Губы Гелля кривились в циничной ухмылке.
– Там… в моем ридикюле,– голос заложницы дрожал, как порванная струна,– все мои украшения… возьмите…
– Не сомневайся, возьму, моя милая… – старик сильнее сжал пальцы на ее горле.– Только знай, что из твоих побрякушек мне не хватит сделать и пломбу для зуба.
– Но это всё, что у меня есть… Моя доля…
– Свою долю ты выбрала сама… Скажи, где он прячет пакет… Мне так будет спокойней, а тебе безопаснее.
– Что за пакет? Клянусь, я не знаю! – женские глаза обожгли слезы. Сердце больно ударилось о грудь.
– А вот это ты врешь, сука! – В зрачках Коллинза опять искрилась злобная усмешка.– Думаешь, я клюну на твои слезы?
– Нет, но… Помните, еще час назад вы обещали…
– Заткнись! Я ничего не обещал! Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты всегда считала, что состоишь только из достоинств. Черт знает, может быть, это и так: ты хороша как сверху, так и снизу. Но будь я проклят, если я ошибусь хоть на букву! Вы, леди, забыли, что у Христа была еще и одиннадцатая заповедь, которую наши святоши не утрудились вписать в Библию,– НЕ ПОПАДАЙСЯ! И хотя мне нравится, что ты встречаешь то, что уготовила тебе судьба, без овечьих слез, знай, я, один бес, вытяну из тебя правду, как плотник занозу!
Гелль сально ухмыльнулся и притянул ее к себе. Пальцы, как абордажные крючья, вцепились в плечи и резким движением разлетелись в разные стороны. Ветхое, пропитанное морской солью платье с треском разорвалось почти до самого подола. Аманда испуганно закричала, пытаясь прикрыть свою наготу. Но вместо ответа ощутила на своем теле грубый наждак мужских пальцев.
– Ты можешь порвать свое горло от крика… Только кто услышит его здесь?
– Вы что же?.. Даже не отвернетесь?! – Аманда задыхалась от стыда.– Я и так в вашей власти: ни людей не побоялась, ни молвы…
– Слишком много чести для тебя, дрянь. Еще скажи: «Малейшая тень на твое прошлое – и крах!»
– Ты чудовище!
– Это я уже слышал,– Гелль язвительно улыбнулся, щупая взглядом ее наготу.– Клянусь Преисподней, перед тобой не устояли бы и монахи. Другой такой сочной еще не родилось. Глаза просто лезут на лоб. Ха! А твой папаша знал толк в своем деле… Знатный закройщик, да и портной что надо!
Насмешливый голос резанул Аманду как ножом. Она вскинула на него негодующий, полный презрения взгляд. Его гримаса не оставляла сомнений… «Святая Церковь! Чего еще ожидать?» Она вдруг задохнулась от гнева, но Коллинз опередил ее, бросив, как тряпичную куклу. Филлмор упала на живот, растянувшись во всю длину на широкой кровати, на коей валялись треуголка и трость.
– Нет! Не смейте!
Пират сдавил ее крепко, до ломоты, и противиться сей злобной силе было немыслимо. Одеревенев всем телом, она терпела сколько могла, пока ее ногти не впились в колючую щетину насильника. Гелль оторвался, едва не прокусив ее губы. Раскрывая рот в тщетной попытке отдышаться, Аманда рванулась из цепких рук.
– Паскуда! – Коллинз наотмашь ударил ее по лицу. Аманда сжалась от боли, ощутив во рту вкус крови. В следующий момент ей показалось, что сердце ее треснуло и разорвалось на части.
– На колени! – второй удар швырнул ее на пол.
– Вы ненормальный! Никогда! – пленница, путаясь в лохмотьях, с трудом поднялась.
– Ну! – хрипло надавил он, словно вцепившись в свою жертву зубами. Взгляд его медленно с обнаженных ног перешел на ее лицо. Он жег Аманду точно раскаленный клоц122. Пират медленно подошел к столу и взял медные щипцы для резки восковых фитилей, щелкнул ими, предлагая продолжить игру, словно говоря: «Может, пройдемся туда-сюда?»
От этого звука желудок Аманды свело судорогой, а в голове взорвалось страшное слово «палач», оное она слышала тысячи раз, когда сама находилась в тени покровительства сильных людей в своем безопасном мире. Но сейчас всё было с нею на самом деле, и помощи не приходилось ждать. Ее взгляд выражал такой ужас, точно перед ней был протянутый палачом погребальный саван.
– Нет! – хотелось закричать ей, но наружу вырвался лишь слабый стон. Ноги задрожали, когда старик, пощелкивая щипцами, неотвратимо двинулся на нее. Она предприняла отчаянную попытку проскочить к двери, но вновь была отброшена на кровать как мешок тряпок. Сильно ударившись о ее высокую массивную спинку, Аманда медленно соскользнула на разбросанные подушки, оглушенная болью и ужасом. Точно сквозь снежную пелену она услышала собственный крик, потом близкий смех, такой жуткий, пахнущий ромом и табаком, что Аманде показалось: она сойдет с ума раньше, чем он прекратится. Но когда смех затих, его сменил еще более жуткий звук лязг-нувших у шеи щипцов.
– Ну как… Ты еще не передумала? – Гелль, не сбрасывая башмаков, взгромоздился на кровать, придавив ее запястья коленями.
– Умоляю! Мне больно!
– Это хорошо… Так и должно быть, мисс,– висельник лизнул языком свою верхнюю губу.
– Прочь! Прочь! – теряя рассудок, закричала она.—Я убью себя! Слышишь, убью!
– Я тебя умоляю… – до блеска натертые челюсти щипцов щелкнули у виска Аманды.– Не надо громких слов, моя милая. Они сотрясают воздух, но не меня. Я вижу, вы крепко устали, мэм?.. – холодный металл нежно заскользил вдоль уха.– Я тоже. Не затягивайте страдания тех, кого вы любите… Так где этот русский прячет пакет? Мои парни ощипали их, как гусей, вспороли ножами каждый дюйм их тряпья, но нашли только блох да гнилые нитки.
– Я не понимаю, о чем вы… Я просто попутчица… Я не знаю, какое дело вы хотите мне предложить, но знаю другое: как только вы убьете его, так вы убьете и свои надежды на получение тех бумаг, которые…
– Да ты что, спятила, стерва?! Молчать, тварь! Я те-бя проучу! Не дергайся, шлюха! Значит, ты ничего не знаешь? Только «попутчица»? И при этом лаешь угрозами, а не виляешь хвостом?..
– Если ты, грязное животное, думаешь, что сможешь так же издеваться надо мною, как над своими несчастными жертвами, то жестоко ошибаешься! Ты обожжешься! —Аманда едва не вывернула себе кисть, но все-таки ухитрилась высвободить руку и упереться ею в жесткую грудь Коллинза.
Тот удивленно глянул на ее маленький сжатый кулак, потом на лицо. И эти изящество и порода, решимость и воля, несмотря на слезы и страх, ударили по нерву его самолюбия. Сцепив зубы, он ухватил ее за волосы и, склонившись ниже, сцедил:
– Хочешь, порежу? Сделаю тебе небольшую дырку.—Бритвенно острые щипцы оскалили свою пасть.– Ну, что отрезать тебе – нос или кусок губы? Что ты заткнулась? Говори, как мне поступить с тобой? Может, выколоть глаз?.. Правый или левый, мисс? Ну!!!
– Нет, нет… только не лицо.– Вся плоть Аманды трепетала, как лист на ветру. Гордость леди, заставившая сгорстить всю волю и ожесточить сердце, рассыпалась, как карточный домик.
– Что? «Не лицо»?! Отныне оно не твое, а мое! —щипцы жадно хватили чуть выше брови – на сырой лоб Филлмор упал темный от пота золотой локон.– И всё остальное, клянусь Небом, тоже!
Гелль хищно осклабился, показав желтые от табака зубы, в трех из которых виднелось по золотой вставке. В следующий момент она вдруг ощутила сквозь ткань подъюбника горячий шлепок, заставивший ее содрогнуться.
– Так значит левый? – щипцы коснулись ресниц.
– Не надо… я… я умоляю…
– Выходит правый, тварь? А, может, лучше сразу оба – и вечная тьма, м-м?
Пират раздвинул пальцы, и острая, холодная медь замерцала над каждым глазом.
– Так один или оба?
– Нет…
– Да! Значит, все-таки оба!
– Левый… – тихо сорвалось с дрожащих, искусанных в кровь губ.
– Так чья ты, милочка? – старик медленно разжал пальцы, отпуская на волю волосы Филлмор.– Моя? Или его?
– Твоя… – Аманда, невнятно кивнув головой, уткнула лицо в подушку. По пунцовым щекам ползли горячие слезы. Крик нарастал у нее в груди – казалось, его можно было осязать, как набухшую от крови рану,– и наконец прорвался, разродившись тяжелым, безутешным рыданием.
– Смотрю я на вас, леди: и дура вы, и умная.– Коллинз спрыгнул с нее, как с седла, бросив на стол щипцы.—Так давайте ж отныне по-умному. Сейчас вам принесут теплой воды и мыло… Там, в сундуке, у меня довольно шмотья, чтоб приодеть тебя как принцессу… Выбирай, что тебе придется по вкусу, может, ты будешь не столь похожа на мокрую мышь. И последнее,– старик ковырнул Аманду беспокойным взглядом,—времени у нас, пташка, немного… Поэтому, как почистишь перья, отправишься к нему и убедишь отдать пакет… Взамен я дарую вам всем жизнь и обещаю высадить в ближайшем порту…
– Он может вам не поверить… – она недоверчиво, сквозь слезы, посмотрела на капитана.
– Мне? – старик удивленно изломил бровь и точно принюхался к сказанным словам.– Хм, именно мне, мисс Стоун, вы все и должны верить. Что делать? Я игрок, а не охотник за туманами, и мне приходится делать ответные шаги. Но только без глупостей. Второго разговора не будет.