– Не бойтесь, это я,– яркий фонарь высветил лицо Коллинза.– Ну, какого черта стоим? Считайте, что вы родились в рубашке, капитан… Жизнь изменила галс156, и у меня к вам новое предложение, сэр!
Преображенский не разжал губ. Его более насторожило непонятное поведение пирата, чем смысл того, что он услышал. Возможно, это был подвох, за которым скрывалась ловушка.
– Да не стойте же мертвецами, дьявол вас всех дери! Сейчас не время искать хрустальные бокалы! Я же сказал: у меня к вам новое предложение! Эй, мэм, помогите своим друзьям,– связка ключей брякнулась у ног англичанки.
– Andre,– Аманда боялась поверить своим глазам.—«Во имя Неба, что может означать вся эта невероятная метаморфоза?» Пульс острыми молоточками застучал у нее в висках. Тем не менее бородка ключа уже скрежетала в замке.
– Пошто же вы телитесь, вашескобродие?! – с отчаяньем, с исступлением на лице закричал Тараканов.– Нам же волюшку сулят! – У Тимофея перехватило горло. Беснующимся шепотом, растирая сбитые кандалами запястья, он сипел со злой горячностью: – Не угробь надёжу, служивый! Другой не озолотит…
– Мы не сделаем и шагу,– Андрей властно поднял руку,– пока не узнаем ваших условий!
– Вельбот на воде, до берега не больше трех тысяч фатомов157, фарватер158 у меня в голове… Ваши руки, которые мне нужны, взамен – свобода и провиант, что у кока на камбузе159. В противном случае через четверть часа… вас, капитан, ждет рея, в лучшем случае галера160, вашу подругу – матросский трюм, а этого,– Гелль напряженно усмехнулся, стеганув взглядом притихшего Тимофея,– килевание или игра в «слепого», так, для веселья… Выколют гвоздями глаза и заставят пойманным крысам завязывать хвосты… пока не надоест… а это быстро надоедает…
– Занятно.– Преображенский, освободившись от ненавистных вериг, твердо посмотрел в глаза Коллинзу.– Всё очень складно… но что ждет тебя, если мы откажемся? Ведь ты уверял нас, что на «Горгоне» другого, кроме твоего собственного, закона нет? Так чего ты боишься?
Освещенный дрожащим светом фонаря, Гелль хищно осклабился. Казалось, этот человек снова насторожился, как зверь, и судорожно занялся составлением новых черных планов. Красное от напряжения лицо его выглядело еще темнее, похожее на сухую, черствую, почти без мяса бурую маску, натянутую на усмехающийся череп.
– Я старый ворон, капитан,– хрипло ответил Гелль.—Но, будь покоен, до берега дотяну и один… Так мы ударим по рукам?
– Да,– Андрей подал ладонь Джессике,– но при одном условии.
– Что еще, черт возьми? – пират шумно втянул воздух, будто хлебнул кипятку и обжегся. На переносье и впалых щеках выступила зернистая сыпь пота.
– Ты вернешь нам оружие…
– Согласен! Дам и одежду, если поможешь погрузить мой сундук…
– Порох и свинец,– Преображенский был непреклонен.– Мой судовой журнал, знамя и наши личные вещи.
– Ну ты и проглот, русский… – утираясь рукавом, процедил Гелль.– Не пойдешь ко дну со всем этим грузом?
– Не раньше тебя,– Андрей, прихватив сверток, спрятанный Джесси, и сунув его за пазуху, поспешил к трапу.
* * *
– Логан! Измена!
– Нас предали… Белая смерть!
Беспорядочный грохот выстрелов, крики и звериный рык сотрясали нижнюю палубу. Свинец вздыбливал острое щепьё массивных дубовых люков, но широкие, как солдатский ремень, железные засовы держались на совесть.
– Выбивай прикладами, парни! Эта серая тварь от нас не уйдет! Где, будь он проклят, трется Гринвуд? Клинт? Красноносый? Они что, посходили с ума там все? Спятили? Или ослепли?! Дьявол!!! Да сбейте же, черт возьми, эти сучьи запоры! – Логан, теряя последние капли самообладания, впал в бешенство, размахивая и круша всё кругом огромным, сверкающим как молния палашом. Чумазые от порохового дыма, который клубился в трюмных проходах, серые от пота, харкая руганью и ружейной пальбой, пираты, попавшие в мышеловку Гелля, схватились за топоры.
– Давай-давай, дьяволы! – почернев от яри, орал Логан.– Прикончим собак, всех до одной! Э-эй, Гелль! Слышишь?! Выжги или заруби себе на носу! Тебе не уйти, зубастая мурена!161 Мы, один бес, всадим крючья в твои ребра и растянем кишки по всей палубе!
* * *
Весь этот грохот и вой осатаневшей команды, дикие угрозы, что доносились из трюма, действовали на старика мало. Его поступь была прежней, разве что чуть быстрее.
– Это еще кто такой? – удивился Гелль, переворачивая облупленным носком башмака окровавленный, с перерезанным горлом труп у своей каюты.– Ах, это ты, Джой Ройял… Вот видишь, сынок, как перебегать мне дорогу. А мог бы сосать ром до старости… Молодец, черномазый, чистая работа… Вот твое настоящее призвание, а не делать из тухлого дерьма перченое мексиканское дерьмо… Осторожней, осторожней, выносите сундук! В нем всё, что нам надо! Эй, Ипси, кто у штурвала?
– Никого, сэр. Я с вами! – мулат с нервной радостью преданно посмотрел в глаза старика.
– Ну и славно! Помоги погрузить сундук в шлюпку, сынок, а я посмотрю, какой из тебя мул. Позже я по-делюсь с тобой, Ипси, ты будешь есть на серебре, а пить из золота!
Когда руки приказчика и кока ухватились за кованые дужки сундука, сердце Аманды оборвалось. Каждый шаг от трюма до каюты Гелля давался ей с невыносимым трудом, пронизывая спицами страха вздрагивающее тело.
– Он… под сундуком,– задыхаясь от страха, шепнула она на ухо Андрею, когда старик ударом ноги распахнул дверь каюты.
– Умоляю, тише,– горячие как огонь пальцы Преображенского ободряюще сжали холодные как лед пальцы любимой.
– Что?! – старик стоял, точно пораженный громом. Крепкая хватка его пальцев судорожно напряглась, затем медленно ослабла. Аманда, схватившая первой гербовый пакет, рванулась к противоположной переборке каюты, сбросив с себя его руки. Гелль шатался, словно сраженный пулей зверь.
– Праведный Боже!.. – прорычал он сквозь зубы.—Ты… ты глупая юбка! Ты – сука! Э-хой! Ты провела меня! Ха! Ты знала… знала, чего я хотел от тебя. А ты хитрая кошка… Почему я насквозь не прошил тебя пулей? Отдай, отдай его мне!..
– Назад! – клинок Андрея, блеснув, словно солнечный блик, уперся в блестящую от пота морщинистую шею пирата.– Я убью тебя! Или отдам на съедение твоим же псам, если забудешь об условиях договора.
Ипсилон, обливающийся потом, под тяжестью сундука замер: время, казалось, распалось на мгновения, из которых каждое обозначалось роковым порогом его судьбы. Хорошо зная своего хозяина, он испугался, ожидая взрыва безумной ярости. Ему хотелось что-то крикнуть, броситься вперед и остановить Коллинза, но язык его точно распух, а ноги приросли к полу.
Секунда, канувшая в вечность, опалила молчание.
– А-а, это опять ты, офицерская шпага,– лицо старика преобразилось: из мрачного, перекошенного, темного оно медленно стало бледным; большие, клейкие капли пота заструились по лбу, но глаза его даже и в сей миг не утратили своего огня: в них отражались беглые и разноречивые чувства – ненависть, растерянность, злость и… изумление.– Ты обскакал меня, русский… Ладно, это не по-следний траверз162 по моему курсу. Эй, бездельники! —Гелль, не обращая внимания на царапающий горло клинок, прикрикнул на застрявших в дверях Ипсилона и Тимофея.—Какого беса таращитесь? Двигайте ногами! А ты, капитан, убери свою спицу, у нас мало времени.
– Именно,– рука Андрея, закованная в золоченый вензель эфеса, вложила шпагу в ножны.
– Забудем обиды,– пират бросил прощальный взгляд на свою пропахшую ромом, воском и табаком каюту, на старую подругу – кровать, стол, кресла, на резные шкафы, набитые дорогим платьем, шелком, тюками яркого атласа, грудами всяческих украшений и прочим добром, что было свалено в беспорядке в одну цветастую кучу.—Чтобы вырваться из этого ада,– Коллинз по-хозяйски сгреб в охапку громоздившийся у кровати пучок сабель и шпаг с отдельными драгоценными камнями гардами163,– ты должен меня простить за всё, капитан.
– Как Господь Бог? – Андрей беспокойно наблюдал в открытую дверь за происходившей погрузкой.
– Нет,– широкие каблуки Гелля торопливо застучали к выходу.– Мне нужен кто-то поближе. Услужи, прихвати мою трость… Дверь не закрывай, я еще сделаю прощальную ходку.
* * *
Аманда старалась дышать спокойно, насколько это позволяли силы. Голова от всех передряг шла кругом, мысли беспрерывно путались из-за лихорадки волнения. Она слышала густое, пенящее чавканье волны под широким днищем вельбота, ощущала прохладную водную сыпь на своем горячем лице и вздрагивала всякий раз, когда нос или корма играющего на зеленой волне шлюпа гулко и сыристо ударялись о черный борт лежащего в дрейфе брига. Ее пугало то, что Тимофей, вставляющий в кожаные уключины весла, не заботился о том, чтобы сохранять тишину.
– Боже, Andre, чего мы ждем? Что еще задумал этот жуткий паук? – она с тревогой взглянула на быстро светлеющее небо, потом на его раскрасившееся сосредоточенное лицо, облепленное сырыми темными прядями волос.
Андрей не ответил, не поднял глаз, руки его в спешке заряжали разложенные перед ним пистолеты и ружья.
* * *
Один из люков, изгрызанный пулями и ударами топоров, дал трещину, обещающе заскрежетав железными скобами, когда Гелль, стоя у шканцев164, поманил пальцем собирающегося спуститься в шлюп кока.
– Погоди, Ипси… не торопись. Я еще не рассчитался с тобой за услугу. Думаю, я оправдаю твое доверие…
Мулат ответил ему слабой улыбкой. Спина его напряглась, по лицу пробежала серая тень. Весь потный, он походил на хрипящую мокрую тряпку.
– Что-то еще, масса? – этим подобострастным вопросом он жаждал показать свою нерушимую верность.
– Да,– Гелль держал правую руку за отворотом своего индигового камзола и весь вид его говорил о скрытой угрозе.
– Сэр!.. – кожа на скулах кока натянулась, как барабан, блестящие глаза выражали полное недоумение.
– Тише, сынок, надо уважать смерть… Видишь, как бывает в жизни… Оставить капитану корабль – это еще не значит проиграть. На Ванкувере165 я собью новую команду, которая будет мне настоящей семьей… Может быть, сговоримся с Барбером…166
– Но почему?.. За что?! – Ипсилон провел языком по своим пересохшим губам.– Ведь я предупредил вас, сэр! Был предан…
– Это всё из-за трусости, Ипси… Так же, как их,—Коллинз небрежно кивнул на гудящие под яростными ударами «палубные окна»,– ты сдашь и меня… Ты зря это сделал. Язык у тебя до колен, а вот с мозгами беда. Так что ты уж прости меня, приятель, твоя смерть – это лишь вопрос времени… Но в одном тебе повезло, сынок,– Гелль со зловещим ледком улыбнулся,– тебе не придется встать в очередь к могиле, как им. И еще, Ипси, запомни: когда встретишься с Богом, стоит тебе сказать, что ты ходил на «Горгоне», и все ангелы будут знать: ты настоящий моряк.
Сознавая всю свою слабость перед Геллем, вероломно обманутый кок всё больше приходил в отчаянье.
– Срань Господня! – он вдруг принялся крушить и ломать всё, что попадалось под руку, превратившись в сущего дьявола, но стоило его пальцам сомкнуться на рукоятке ножа, как пистолет старика тотчас же уставился на него и ослепил огненной вспышкой.
Гулкий грохот в предсмертный момент заставил Ипсилона подумать о пойманном в медное ведро громе. Свирепая боль отшвырнула его на бульварк167 с такой силой, что он едва не сломал себе спину. Последнее, что ухватило его мутнеющее сознание, это был нежный, ломкий рассвет и тяжелые, как свинцовые пули, слова Гелля:
– Я ведь не дурак и не святоша, Ипси. Это только ты так думал.