***
Ранним утром прибыл гонец от Авнера. Царь успел немного поспать к его прибытию. После того разговора с женой он не пошёл в покои, а долго бродил по тронному залу в тяжёлых раздумьях. Его занимали мысли о царстве. О власти, о сыне. О младшей дочери, которая могла стать жертвой обаяния молодого Давида.
Царь ничего не решил. Он слишком устал. Как-то незаметно для самого себя опустился на трон и задремал.
Он сидел так, будто не спит и смотрит под ноги. Поэтому стража ввела в зал гонца, не зная, что разбудит царя.
Суул не стал сердиться, ведь он проснулся с теми словами, что давно ждал:
– Победа, мой царь!
Победа. Авнер вновь одержал её.
Царь открыл глаза и увидел, что вестник стоит на коленях. Позади него двое стражников. За дверями столпились придворные, не решающиеся войти, но желающие услышать новости. По их толпе прокатился довольный гул. Он стих в ожидании слов царя.
– Встань, – произнёс Суул усталым бесцветным голосом. – Накормите его. Отведите в царские комнаты. Сегодня он будет отдыхать там.
Сон вновь поборол царя, и он, движением руки, прогнал всех прочь...
Через три часа, когда солнце поднималось к зениту, с площади донёсся шум. Суул вышел на балкон. Вероятно, там, с другой стороны дворца, собирался народ. Чтобы увидеть, в чём дело, нужно было перейти во вторую половину дворца.
Царь хлопнул в ладоши. К нему тотчас подбежали двое охранников.
– Что происходит? – спросил он, не оборачиваясь к воинам.
– Твои подданные вышли приветствовать тебя, царь, – ответил один.
– Авнер должен войти в город. Мы хотели разбудить тебя, господин, когда он появится. Прости, царь, если...
– Ничего. Уходите.
Телохранители вышли за дверь. Суул вернулся к трону. Накинул плащ и направился в другую сторону дворца...
Когда он добрался до балкона, то вся площадь уже была заполнена народом. Поблизости от разноголосой толпы, руководя оцеплением, стоял Давид. Суул бросил на него взгляд и тут же отвернулся. Он ещё не решил, как поступить.
Со стороны ворот доносилось мычание волов и блеяние овец. Добыча. Авнер привёз взятые у Амалека трофеи. На площади уже находились несколько повозок, гружённых отнятым у врага оружием. Среди трофеев блеснуло и золото. Противник не смог ничего спасти.
Толпа расступилась. Со стороны ворот к площади приближалась процессия. Впереди ехали боевые колесницы, затем шли воины Авнера. В пыли, усталые, будто только из боя. И в тоже время гордые тем, что совершили. Отряды по сто человек заняли около трети площади. В центре осталось немного места. Простой народ был оттеснён войсками к другому краю площади. Все они, солдаты и жители города, приветствовали Суула.
– Слава царю Израиля! – доносилось со всех сторон.
Царь не замечал, как тихонько кивает головой. Людей постепенно прибавлялось. Ещё чуть-чуть и многолюдная площадь превратится в пёстрое человеческое море. У его ног.
Места уже не хватало. Подданные занимали соседние улицы. Но вот показалась последняя колесница. Ей управлял Авнер. Его грубое лицо сияло какими-то дикими, необузданными чувствами. Под стать была и огромная фигура, всклокоченные волосы и растрёпанная борода. С Авнером всегда было так, когда он возвращался с войны. Он будто жил ею. В остальном, особенно будучи при дворце, Авнер проявлял себя на удивление исполнительным и преданным слугой.
Следом за колесницей, в цепях, плёлся Агаг, поверженный царь Амалека. Некогда гордого правителя тащили на цепи, которая опутывала шею. На сгорбленной фигуре болталось разодранное грязное тряпьё. С видом затравленного зверя бывший царь озирался по сторонам, а люди плевали в его бледное лицо со следами побоев.
Наконец, они остановились в центре площади. Агаг повалился на колени.
– Мой царь! – голос Авнера прокатился подобно грому. – Мы исполнили твою волю! Вот твой враг!
Царь Амалека харкнул кровью. Шатаясь, поднялся с колен и попытался расправить ноющие плечи. Однако Авнер размахнулся цепью и изо всех сил ударил амалекитянина по спине. Тот рухнул на землю. Его скрутила адская боль. Он тихо завыл, содрогаясь в судорогах и глотая клубы пыли.
«Смотри, царь. Так проходит мирская слава», – шепнула Суулу подошедшая со спины Ахиноа.
Народ замер в молчании. Все ждали слова царя. И он был готов сказать его, но тут с края площади донёсся ропот.
Оказалось, в Гиве объявился Самаэл. В сопровождении нескольких десятков вооружённых левитов.
– Я знал, что старик ревнив, но чтобы... – Суул не договорил и остался стоять с открытым ртом. Ошеломлённым взглядом он следил за тем, что творил Самаэл.
Его левиты построились клином и буквально врезались в толпу. Люди подались в стороны. Возникла давка, но пророк Господа буквально прорубался вперёд, отшвыривая безвольные тела с пути. Люди старались переносить это избиение молча. Никто не решался сказать ни слова против.
Левиты добрались до свободного центра. Они окружили повозку с Авнером и Агагом.
Суул отметил про себя то, что Самаэл ни разу посмотрел в его сторону. И, судя по всему, не собирался смотреть. Он даже повернулся спиной к балкону. Будто царя здесь не было.
Суул стал мрачнее тучи. Ахиноа, стоявшая за его спиной, сыпала проклятия в сторону пророка.
Подняв голову к небу, старик начал говорить. Его голос был непривычно раскатист. Создавалось ощущение, что из его горла кричали все силы, что засели в нём:
– Господь явился ко мне в грозной славе! Он сказал, что совершён тяжкий грех! Не исполнена Его воля!
Самаэл выдержал паузу, и по толпе, в том числе по войскам, прокатился сдавленный гул. Они боялись. Больше никто не смотрел на царя, все взгляды устремились на пророка.
Необыкновенный голос снова ударил по площади:
– Тот, кто был помазан на царство, ослушался Господа! Почему я слышу волов и овец? Почему здесь так много коней? Почему взяли добычу? Господь приказал убить всех! Они нечистые! Вы осквернились, взяв преданное заклятью!
Самаэл замолчал. Он поднял посох и направил его остриё в народ. Принялся обводить остриём толпу. Люди опускали головы, когда посох указывал на них. Это высохшее древко будто создавало волну страха, катящуюся по толпе. И будто бы царь смог увидеть саму волну...
Затем послышался короткий хрип. Оказалось, пришедший в себя Агаг плюнул в сторону пророка. Тот заметил несчастного, подскочил к колеснице Авнера и вырвал из его рук цепь. Толпа ахнула, удивившись странной и неожиданной силе старика. Лицо бесстрашного Авнера, казалось, вмиг помрачнело. Он ссутулился и заглянул себе за спину. Опасаясь левитов.
– Вы привели сюда мерзость! – Самаэл дёрнул за цепь, и Агаг, поднявшийся было на колени, рухнул плашмя. – Пред очи Господа!.. Он сказал так! Жадный неблагодарный народ! Я Господь! Я вывел вас из Египта! Предал вам в руки народы земли обетованной!.. Теперь вам будет показано, что вы должны были сделать, если бы любили Меня! Расступитесь!
На площади показалась группа левитов. С помощью шестов они несли на плечах обитый золотом ящик, внутрь которого смотрели фигурки двух ангелов. Ковчег Господа.
«Смотри», – шепнула взволнованная Ахиноа. Из-за городских стен начал подниматься дым. Скинья.28
Она никогда прежде не была в Гиве. То, что Самаэл пришёл вместе с ней, говорило о серьёзности его намерений.
Ковчег вынесли на середину площади, опустили на кроваво-красный ковёр. Люди стали на колени.
– Начинайте, – коротко бросил пророк.
Двое левитов схватили Агага. Его попытки сопротивляться были жестоко пресечены. Царя ударили небольшим молотком по голове. Таким обычно оглушали жертвенных животных. Несчастный потерял сознание и повис на руках палачей. Его безвольное тело поднесли к ковчегу. В дело вступил ещё один левит, высокий и сильный. В его руках блеснул топор с широким тяжёлым лезвием.
Палач размахнулся, и, вложив в удар вес своего тела, разрубил Агага надвое. От плеч до чресел.29
Люди ахнули, после чего установилось гробовое молчание. Свершилась показательная, если не ритуальная, казнь царя. На песке расплывалась лужа царской крови. Самаэл демонстративно ходил по ней.
Не роняя ни звука, он оглядывал народ. А те боялись поднять на него глаза. Все стояли на коленях. Жители города и солдаты.
– Храм в Гиве больше не храм, – понизив голос, сказал пророк. – К вечеру мерзость должна сгореть.
Его страшный шёпот раздавался над площадью:
– Это сделаете вы, иначе будете прокляты. Живой Господь обитает только в скинье. Со мной. Царь больше не царь. Сила Господа оставила его. Господь предаёт вас в другие руки. У Него будет новый помазанник.
Суул не помнил, как покинул балкон. Он очнулся, когда Ахиноа стала трясти его:
– Сделай что-нибудь! Ради наших детей!
Суул осмотрелся. Перед глазами мелькнули вроде бы знакомые, но расплывающиеся, изменившиеся лица. Мерова? Ионофан?..
Приблизились растерянные стражники. Один из них даже не произнёс, а взмолился:
– Приказывай, царь.
– Храм... под охрану, – сорвалось с дрожащих губ. – А потом...
Царь замешкался. Проглотил комок в горле.
– Нет, это позже, – он обхватил голову руками. – Мне надо подумать.
Ахиноа поспешила за ним, в царские покои. Площадь перед дворцом начала пустеть. Сбитые с толку люди расходились по своим углам и шёпотом обсуждали произошедшее.