Часть IV. Женщина

Глава 14

Аврелиан вернулся домой из Галлии с победой. Устроили небольшое триумфальное шествие, и на этот раз позади императорской колесницы шел несчастный Тетрик. На этой колеснице ехала Зенобия, пленная царица Пальмиры, и снова сковывавшие ее золотые цепи были прикреплены к массивному железному поясу Аврелиана. Однако на этот раз она облачилась в царские пурпурные и золотые одежды, а ее голову венчала пальмирская корона. Римский император произвел на свой народ сильное впечатление – впечатление, которое люди не могли не заметить, несмотря на растущее недовольство. Он был настоящим цезарем! Но на его командиров произвести впечатление было не так просто, кроме того, с каждым днем Аврелиан становился все более властным и самонадеянным.

Царицу вызвали из Тиволи, чтобы она приняла участие в этой триумфальной церемонии. Потом ее проводили до резиденции Аврелиана на холме Палатин. У них не было возможности побеседовать, хотя они и ехали в одной колеснице. Она попыталась отклонить его предложение посетить дворец, но он одним взмахом руки пресек ее протест.

– Ты будешь повиноваться мне, богиня! Неужели я снова должен учить тебя!

– Как пожелаешь, римлянин! – презрительно ответила она, и он рассмеялся:

– Я вижу, ты ничуть не потеряла своей пикантности, богиня! Прекрасно! Я с нетерпением жду наступления длинной ночи, надеюсь, ты не разочаруешь меня!

Зенобия отвернулась, чтобы он не заметил выражения отвращения, которое невольно появилось у нее на лице. Внезапно ее озарила истина. Ей придется участвовать в его забавах. Ведь когда он отправлялся в Галлию, она была его любовницей по своей воле, и теперь он ожидает, что она, лишенная его общества в течение этих последних месяцев, со страстным нетерпением примет его. Зенобия страдала и знала, что Марк тоже страдает. Но что бы ни случилось, ради него она изобразит страстную шлюху императора. «Осталось подождать еще совсем недолго, и я стану свободна! Я выиграю!» – подбадривала она себя.

Полдюжины преторианских гвардейцев проводили ее в резиденцию императора. Войдя туда, она попросила надменного дворецкого, чтобы ее провели к императрице. Ульпия Северина была еще жива, и Зенобия благодарила богов за это небольшое благодеяние. Аврелиан ни за что не станет разводиться с женой.

Императрица лежала на своем ложе, изглоданная болезнью, но, увидев Зенобию, сделала попытку приподняться и улыбнулась ей нежной улыбкой.

– Дорогая моя! – произнесла она теплым и приветливым голосом. – Как это любезно с твоей стороны – навестить меня! Я знаю, ты предпочитаешь проводить время на своей вилле в Тиволи.

– Да, ваше величество. Рим – слишком шумный город и не подходит мне. Тем не менее я вынуждена просить вашего гостеприимства в эту ночь.

– Разумеется, ты можешь остаться здесь, – сказала Ульпия Северина, и Зенобия поблагодарила императрицу.

После этого Зенобию провели в комнаты, где ее ожидали суетящиеся рабыни. Командовавшая ими женщина немедленно вручила ей бокал темно-красного вина и настояла, чтобы она выпила его залпом.

– Это придаст вам силы, ваше величество, – вкрадчиво сказала женщина, – а кроме того, это приказ императора.

Зенобия взяла бокал, готовая к протесту. Но вино, хотя на вид казалось крепким, было, как ни странно, легким и имело фруктовый вкус. Кроме того, царице хотелось давно пить. Она осушила бокал, и рабыня улыбнулась ей в знак одобрения.

– А теперь, ваше величество, вас ожидает ванная, – сказала она и поспешно повела Зенобию через высокие двустворчатые двери в купальню. Ее скоблили, парили, намыливали, ополаскивали и снова скоблили. Последнее ополаскивание – и ее подвели к массажному столу и уложили на него. Потом предложили второй бокал вина. Ей было жарко после бани, и она вдруг вновь почувствовала жажду. Поэтому снова осушила бокал, и прохладная жидкость легко потекла ей в горло.

Она вытянулась на прохладной мраморной плите, и тут же рабыни начали массировать ее тело слегка ароматизированным бледно-зеленым лосьоном. Зенобия сомлела от вина и бани. Потом они перевернули ее на спину и стали массировать ее груди и живот. Она слабо запротестовала, но внезапно почувствовала сильную слабость и впала в полубессознательное состояние, смутно сознавая, что ей подмешали наркотики. «Ради чего?» – мелькнуло у нее в голове.

Все вокруг было туманным, хотя она лежала с открытыми глазами. Ее куда-то несли, и при этом ее тело казалось ей невесомым, словно она плыла. Туман начал рассеиваться, и снова она видела окружающее совершенно отчетливо. Зенобия оторопела, обнаружив, что находится в некотором подобии храма, прикованная тонкими золотыми цепями к мраморному алтарю на вершине лестницы. В каждом углу алтаря были установлены огромные светильники в форме золотых фаллосов, в которых горело густо пахнувшее мускусом масло. Золотисто-алые языки пламени вздымались в прохладном ночном воздухе и вихрем крутились в резных золотых чашах. Из какого-то потайного места лилась музыка.

Зенобия чуть-чуть повернула голову и пришла в ужас, увидев, что алтарь установлен в самом центре маленькой круглой арены, а на ступеньках этой арены стоят мужчины и женщины, совершенно обнаженные. Они по-дружески болтали между собой и не обращали на нее внимания. Зенобия ни на мгновение ни в малейшей степени не заботила их. Это полное отсутствие интереса дало ей возможность продолжить изучение того, что ее окружало. Конструкция храма была очень проста, очевидно, он находился внутри дворца. Его украшало огромное солнце, выкованное из чистого золота, с гигантскими лучами.

Аврелиан! Его имя молнией промелькнуло у нее в голове вместе с воспоминанием о том, что он когда-то говорил ей. Должно быть, это и было его творение, его храм. Храм Непобедимого Солнца! Она находилась в храме, посвященном Непобедимому Солнцу – любимому культу Аврелиана. Несколько раз он говорил ей об этом культе, но она не обратила внимания на его слова. Она до сих пор не могла понять, что он задумал, но полагала, что скоро узнает.

Короткий, но отчетливый звук трубы прорезал воздух, и глубокий громоподобный голос воззвал:

– Дети Солнца! Приближается время, когда воплощение великого и непобедимого бога-Солнца на земле пройдет между вами, чтобы соединиться с той, которая воплощает любовь. Слушайте, ибо жертвоприношения вот-вот начнутся!

Как только голос умолк, послышался могучий и страстный, в чувственном ритме, грохот барабанов, и дюжина танцоров – шесть мужчин и шесть женщин – выбежали на арену, белокурые женщины – как догадалась Зенобия, на самом деле это были девочки тринадцати-четырнадцати лет, – восхитительные и безупречно сложенные, восемнадцатилетние юноши, не менее прекрасные, тоже белокурые и светлоглазые. Все они, и девушки и юноши, были покрыты золотой фольгой, за исключением единственной полоски обнаженной кожи вдоль позвоночника. Они исполнили чувственный и неистовый танец, весьма наглядно изображая половой акт.

Вдруг одна из девушек отделилась от группы и пробежала часть пути вверх по ступенькам. Тут же молодой человек с напряженным членом прыгнул следом за ней. Мгновение они боролись на мраморных ступеньках, потом юноша сбросил девушку вниз, набросился на нее и овладел ею. Раздался жалобный крик, и толпа застонала, когда молодой человек вытащил свой член из тела жертвы. Он повернулся лицом к толпе. Его член был покрыт девственной кровью девушки. «А-ах!» – воскликнули зрители. Они наклонились вперед, глаза загорелись от вожделения, губы приоткрылись от удовольствия. Танцор-мужчина снова повернулся к беспомощной девушке и опять овладел ею. Один за другим золотые мужчины хватали прелестных золотых девушек и набрасывались на них. Крики разрывали воздух, когда под неистовый грохот барабанов каждая из девушек публично прощалась со своей девственностью. Сидевшие чуть выше них почитатели культа Непобедимого Солнца жадно смотрели на это зрелище. Мужчины начали ласкать самих себя, сидевших рядом женщин, а иногда – даже других мужчин.

Все это привело Зенобию в ужас. Мысль о том, что собирались сделать с ней, пугала ее, но, как ни странно, ее тело воспламенилось. Потом танцоры исчезли так же внезапно, как появились. Мужчины несли плачущих девушек на руках. Громоподобный голос вновь заговорил:

– Может ли женщина принести большую жертву, чем предложить богу себя и свою невинность? Сейчас тот, кто является воплощением солнца на земле, соединится с той, которая является воплощением любви на земле. Предсказано, что в эту ночь они вместе дадут жизнь сыну, сыну, который будет править миром от имени Непобедимого Солнца!

Ею будут обладать публично! Зенобия попыталась вырваться из сковывавших ее цепей, которые на вид казались тонкими, но они крепко держали ее. Потом в поле ее зрения показался Аврелиан. Она узнала его по шраму на бедре, так как он был в резной позолоченной маске. Он стоял, высокий и горделивый, и принимал чествования от пришедших в неистовство почитателей культа. Несколько женщин вырвались из рядов зрителей и, сбежав вниз по сиденьям-ступенькам, бросились к его ногам. Они распустили волосы и, извиваясь вокруг Аврелиана, начали подниматься. Некоторые из них ласкали и целовали его, одна опустилась на колени и взяла его пенис в рот, а остальные суетились у его ног, начали лизать и поглаживать их. Отвратительный массовый психоз, подумала Зенобия, и тем не менее это возбуждало ее. Все время, пока женщины таким образом поклонялись ему, он оставался совершенно неподвижным, пока наконец их действия не произвели желаемого результата. Мягко пнув их ногами и оттолкнув прочь, он встал перед Зенобией. Быстрым движением он снял с себя позолоченную маску, и она наконец увидела его лицо. Выражение его было насмешливым, а глаза подернулись пеленой от вожделения и наркотиков.

Алтарь, к которому ее привязали, был в форме буквы «М». Ее длинные ноги приковали с обеих сторон от вершины алтаря, а между ними приходилась впадина. Теперь Аврелиан шагнул в эту впадину и, встав на колени, наклонился вперед, чтобы прикоснуться к ней языком. О Венера! Как он может делать с ней такое здесь! Только не перед всеми этими отвратительными рожами!

– Глядите! – вскричал тот же неземной голос. – Глядите, как он поклоняется самой главной святыне любви!

Язык императора начал гладить ее плоть, распространяя по ее телу мелкую пламенную дрожь. «Нет!» – молча вскрикнула она, казалось, не в силах произнести это вслух. Она только стонала от беспомощности и желания, в то время как он нежно прикасался к ней, совершал медленные движения и не побуждал ее идти вперед по тропе наслаждения, а, наоборот, все продолжал эту муку, пока наконец долгий вопль не вырвался из ее напряженного горла и толпа не начала скандировать: «Возьми ее!»

Голова Аврелиана лежала у нее между ногами. Он поднял голову и, взглянув на нее, улыбнулся торжествующей улыбкой. Не сказав ни слова, он навалился на нее и медленно, очень медленно его член проник в ее тело. Потом он так же медленно вышел, потом снова вошел и снова вышел – и все это в невыносимом ритме, который, как она чувствовала, вскоре доведет ее до сумасшествия, если он не удовлетворит ее.

– Пожалуйста! – удалось ей простонать высохшими губами, и едва она произнесла это слово, как тут же возненавидела себя.

– Что «пожалуйста», богиня?

– Пожалуйста! – Ее глаза молили.

– Скажи это слово, богиня! Скажи его, и я сделаю все, что ты хочешь!

– Нет!

Он засмеялся, услышав ее ответ, извлек член и положил его, влажный и пульсирующий, на нежный холмик ее живота.

– Я накачан особыми наркотиками и возбуждающими средствами, богиня. Когда я кончу с тобой, то возьму еще дюжину женщин, прежде чем удовлетворю свое желание в эту ночь. Я могу подождать. А ты можешь? – И он подчеркнул свой вопрос, потершись о ее кожу членом.

Повсюду вокруг нее: справа, слева и сверху – почитатели культа продолжали скандировать. Аврелиан наклонился вперед и стал лизать ее груди, которые напряглись под прикосновениями его искусного языка.

– Пожалуйста! – снова прошептала она. – Пожалуйста!

– Скажи мне, что ты хочешь! Скажи, и я сделаю это!

– Нет! – Она боролась, чтобы не поддаться ему. Почитатели культа становились все более беспокойными, и их скандирование перешло в грубые крики. Он потеряет их, если ему не удастся заставить ее покориться! Поэтому, наклонившись вперед, Аврелиан взял в рот один из ее сосков и жестоко укусил его. Она пронзительно вскрикнула от боли, и он снова привлек внимание толпы. Они застонали в один голос.

– Попроси меня, богиня! – приказал он сквозь стиснутые зубы.

На мгновение невероятная ненависть засверкала в ее одурманенных наркотиком глазах. Потом она проговорила плачущим голосом:

– Возьми меня, римлянин! Возьми меня, пока я не умерла!

Он вошел в нее, словно таран, заставив ее снова вскрикнуть.

Потом с невероятной быстротой начал любовный танец. Остальные почитатели культа попадали друг на друга – мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами – в бешеной оргии ничем не сдерживаемой чувственности. К счастью, Зенобия лишилась сознания и оставшуюся часть этого кошмара не видела.

Когда она пришла в чувство, то, к своему удивлению, обнаружила, что находится в своей спальне в Тиволи. Возле нее дремала старая Баб, и Зенобии с трудом удалось выговорить потрескавшимися губами:

– Баб!

В то же мгновение верная служанка проснулась.

– Дитя мое! – воскликнула она. – Наконец ты пробудилась!

– Как долго это продолжалось? – спросила Зенобия.

В голове у нее стучало.

– Император привез тебя обратно четыре дня назад. Он сказал, что ты заболела в Риме, но у тебя не было ни лихорадки, ни других признаков болезни. Все это время ты находилась без сознания, и нам не удавалось разбудить тебя. Что случилось?

– Я не могу говорить об этом, Баб. Не спрашивай! Где император?

– Я приведу его. Он попросил, чтобы его позвали, когда ты проснешься.

Она поспешно вышла и через несколько минут вернулась вместе с Аврелианом. Он выглядел холодным, элегантным и спокойным, как всегда.

– Оставь нас, Баб!

Баб быстро вышла, с громким стуком закрыв за собой дверь.

– Что со мной произошло?

Ее голос был ледяным, и в нем слышался гнев.

– Разве ты не помнишь, богиня? – Его глаза насмехались над ней.

– Значит, это мне не приснилось?

– Надеюсь, нет, богиня. Мы оба были просто потрясающи, настолько потрясающи, что пожертвования в пользу храма в ту ночь достигли невиданной прежде величины.

– Ты мне противен!

– Когда я кончил с тобой, – продолжал он, – то взял еще пятнадцать женщин. О боги! Как они боролись друг с другом и умоляли меня, чтобы я взял их! Они делали все, что бы я ни пожелал! Я был непобедим!

– Ты отвратителен, римлянин! Ты оскверняешь богов своим бесстыдным поклонением культу этого Непобедимого Солнца!

– Теперь ты беременна моим ребенком! – сказал он, не обращая внимания на ее гнев.

Потрясенная, она уставилась на него, а потом сказала:

– За все годы ни с женой, ни с многочисленными любовницами ты так и не стал отцом. Что же, именем всех богов, заставляет тебя думать, что ты заронил семя в моем чреве?

– Потому что это предсказано в письменах Непобедимого Солнца. Там сказано, что тот, кто является богом на земле, станет отцом сына от той, которая является богиней на земле. Увидев тебя, я сразу понял, что ты и есть та самая богиня на земле. А почему, как ты думаешь, я пощадил тебя, Зенобия? Почему я всегда называл тебя богиней? Ты – вновь рожденная Венера, моя прекрасная, и из твоего лона появится на свет могучий правитель! Если бы это было не так, то в ту ночь, когда я кончил заниматься любовью с тобой, ты предложила бы себя другим, как я предложил себя. Но ведь ты богиня, и мое семя не могло быть осквернено! Я уверен – мы с тобой зачали ребенка! Поэтому в течение нескольких недель, пока я нахожусь в Риме перед моим следующим военным походом, не жди меня. Я не прикоснусь к тебе, чтобы не повредить ребенку.

– Я снова должна оставаться в Тиволи, пока тебя не будет? – спросила она.

– Конечно! Я не хочу подвергать опасности ни тебя, ни ребенка, богиня. Ты останешься здесь, в Тиволи. Несомненно, Ульпия не протянет долго, и когда я вернусь, то женюсь на тебе. Если ребенок к тому времени уже родится, я усыновлю его.

Она с трудом могла поверить в свою удачу. Она с ужасом ожидала пытку его ненасытной страстью, и вот теперь он освободил ее. Зенобия была осторожна, чтобы не выдать своей радости. Состроив гримасу, она подняла на него сердитый взгляд:

– Мне не понравилось, что ты сделал со мной в ту ночь, римлянин. Но я оставалась без тебя несколько месяцев! И вот теперь ты говоришь, что не придешь ко мне до отъезда из Рима. – И она очаровательно надула губки.

Он улыбнулся:

– Мне приятно, что тебе будет не хватать моего любовного внимания, богиня. И все же я не стану рисковать.

– Я не наскучила тебе? Может быть, это просто предлог и ты нашел другую? – В ее голосе ему слышалась восхитительная ревность.

– Разве это возможно, богиня? – спросил он. – Нет, я обожаю тебя, как всегда! У меня нет другой!

«Нет другой, которая бы что-то значила для меня», – подумал он, польщенный.

– Но почему ты так уверен, что я беременна, римлянин? Еще слишком рано, чтобы знать наверняка.

– Несмотря ни на что, я не стану рисковать, Зенобия. Сегодня я возвращаюсь в Рим и не вернусь в Тиволи, разве что перед самым началом похода. У меня очень много дел, богиня, и слишком мало времени, чтобы сделать их. Ты должна принять мое решение. Это к лучшему!

– Что ж, хорошо, римлянин, будет так, как ты говоришь. Я вижу, тебя не удастся поколебать.

Аврелиан наклонился и взял ее за подбородок. Его губы прильнули к ее губам. Его поцелуй был властным и требовательным, и, вспомнив о той ночи, она содрогнулась. Он – безжалостный человек. Затем он тихо сказал:

– Я знаю, твоя соседка – Дагиан, жена покойного Луция Александра.

– Да, – ответила Зенобия, осторожно выбирая слова. – Она – приятная и веселая женщина, и ее общество доставляет Мавии огромное удовольствие.

– И ты виделась с ее сыном, богиня?

В его голосе она услышала угрожающие нотки.

– Да, римлянин. Я видела его несколько раз в саду его матери.

Ей следовало быть осторожной и не лгать, иначе император заподозрит ее.

– Ты говорила с ним?

– По крайней мере раза два, – сказала она. Теперь она знала, что кто-то, несомненно, донес об этом Аврелиану.

– И?..

– И что, римлянин? – Она легко рассмеялась. – Уж не ревнуешь ли ты, цезарь?

Прижавшись к нему, она, дразня, поцеловала его.

– Теперь я не понимаю, что нашла в Марке Александре. На самом деле он очень скучный и напыщенный человек.

– Значит, ты любишь меня одного?

– Я уже говорила тебе, римлянин, что вряд ли когда-нибудь полюблю снова. Но что может предложить мне Марк Александр, скажи? Ты предлагаешь мне империю, и я буду дурочкой, если откажу тебе. В особенности если мне предстоит родить тебе ребенка.

Он долгим, испытующим взглядом смотрел ей в лицо и, удостоверившись, что она не лукавит, печально признался:

– Я знал, что в конце концов ты снова встретишься с Марком Александром, и ревновал. Я люблю тебя, богиня! Теперь в тебе вся моя жизнь!

– Я никогда не давала тебе повода сомневаться во мне, римлянин, – ответила она, а про себя весело подумала: «Только потому, что я осторожна и меня не поймали!»

Он поднялся.

– А теперь я должен оставить тебя, богиня, но я вернусь, прежде чем мы отправимся в поход.

Она улыбнулась ему и наблюдала из-под полуприкрытых век, как он выходил из ее спальни. «Мне придется увидеть тебя всего лишь один раз, римлянин, – подумала она. – По крайней мере теперь я избавлена от твоего назойливого внимания».

Через несколько минут в спальню вошли обе ее служанки, Баб и Адрия, и Зенобия спросила их:

– Он уехал?

– Да, он уже на пути в Рим, – ответила Адрия.

Зенобия повернулась к Баб:

– Ступай к Марку и скажи ему, что со мной все в порядке. Еще скажи, что рядом с нами живет шпион императора. Он не должен приходить ко мне, пока император не уедет из Рима. Если он станет протестовать, Баб, тогда ты должна сказать ему, что Аврелиан спросил меня, разговаривала ли я с ним, и я ответила, что да. Ясно, кто-то уже доложил о наших встречах. За нами следят, и мы не должны рисковать. Дагиан станет нашей связной, но я не стану подвергать опасности ни одного из нас теперь, когда мы так близки к бегству. Скажи ему, Баб, что я люблю его!

– Не бойся, дитя мое! – утешала ее Баб. – Марк Александр Бритайн ценит тебя больше всего на свете. Он поймет!

Зенобия молилась, чтобы это было так.

Шли дни, и Дагиан только один раз заговорила о своем сыне, сообщив Зенобии, что Марк занимается подготовкой к их отъезду. Царица Пальмиры стала засыпать Дагиан многочисленными вопросами.

– А какая она, эта ваша Британия? – был ее первый вопрос.

– Ах, – произнесла Дагиан, и ее лицо осветила улыбка, – она совсем не похожа на твою Пальмиру и на Италию. Это островная страна, с очень неустойчивой погодой: сегодня может быть солнечно, безоблачно, а завтра – туман, небо в низких тучах, идет дождь. Зимы там суровые и снежные, зато весна щедро воздает за все серые, холодные дни. Там нет пустынь, как в твоей стране, Зенобия. Только вдоль берега моря тянутся песчаные пляжи. Британия – страна холмов и долин, гор и лесов. Римляне имеют власть на очень небольшой территории, ведь в Британии издавна живут племена свирепые и даже кровожадные.

Зенобии стало не по себе.

– В ваших устах это звучит так дико, Дагиан! Зачем же мы с Марком собираемся жить там да еще и рожать детей? Я получила известие, что Флавия произвела на свет девочку в Кирене. Будет ли ваша Британия безопасным местом для такого нежного младенца?

– Дорогая моя девочка, разве есть в этом мире хоть одно место, безопасное для детей? Но как-нибудь они выживут. Марк собирается обосноваться на острове возле южной оконечности Британии. Тебе не нужно бояться, Зенобия. Много лет назад, так давно, что точная дата не записана, на этом острове жило небольшое кельтское племя, но сейчас он необитаем. Этот остров, насколько я помню, прелестное место. Климат там мягкий даже в зимние месяцы. Цветы, фрукты и овощи растут там круглый год; вы сможете разводить овец и рогатый скот. Море полно рыбы. Вы будете там счастливы.

– А вы поедете с нами, Дагиан?

– Нет, моя дорогая. Я уже давно решила жить вместе с Аулом и его семьей там, где родилась и провела свое детство. Однако непременно приеду навестить вас, если боги дадут мне здоровье.

Зенобия успокоилась и стала думать о Вабе и его семье. Марк обещал, что позаботится о них, но как же он сможет сделать это, будучи пленником здесь, в Тиволи? И снова Дагиан удалось успокоить ее.

– Марка освободили от домашнего ареста, и он, и я можем теперь свободно передвигаться, – сказала пожилая женщина. – На этой неделе мы возвращаемся в наш дом в Риме.

– Я не смогу жить без вас! – воскликнула Зенобия. – Проклятый Аврелиан! Он сказал, что больше не опасается Марка, но это не так! Вы – моя единственная подруга, и я нуждаюсь в вас!

– Мужайся, Зенобия! – мягко упрекнула ее Дагиан. – Наше возвращение в Рим даст Аврелиану уверенность, что ты действительно больше не желаешь Марка. Через неделю или две армия выступит в поход, а вместе с ней отправится и император. И тогда ты станешь свободной, дочь моя!

Она обняла Зенобию и прижала ее к своей большой груди.

– Мне так страшно! – призналась Зенобия и вдруг расплакалась. – Я боюсь, что Аврелиан разыщет нас и убьет. Мы ждали так долго, Дагиан, так долго!

– Вам предназначено жить вместе! – утешала ее Дагиан. – Не бойся, дочь моя! Наша осмотрительность не позволит императору узнать о наших планах. Боги позаботятся об этом!

– Боги капризны! – прошептала Зенобия.

– Тише, дочь моя! – И Дагиан опасливо огляделась вокруг, словно могла увидеть разъяренного бога.

Зенобия немного успокоилась.

– Вы правы, Дагиан, я веду себя как ребенок. Мы так близки к победе!

Женщины обнялись в последний раз. Через несколько дней мать и сын покинули императорскую виллу в Тиволи и вернулись в свой дом в Риме. Хотя Марк Александр продал большой торговый дом, который принадлежал его отцу, у него все еще были большие связи среди крупных купцов. Среди них был и сын одного богатого пальмирского семейства, убитого во время штурма города. С падением Пальмиры молодой человек остался один и лишился рынка для своих товаров. Он мог бы оказаться банкротом, если бы Марк Александр не вмешался и не пришел ему на помощь. Марк потребовал, чтобы ему возвратили долги, и молодой пальмирец горел желанием помочь ему. У него остались друзья в Кирене, с которыми он поддерживал постоянную связь. Теперь он отправил в город почтовых голубей, и через десять дней пришло известие, что Вабаллат предпочитает оставаться в императорском плену, чем подвергаться всем опасностям бегства вместе со своей женой и новорожденной дочерью.

Марк знал, как расстроится Зенобия, но, по правде говоря, почувствовал облегчение. Молодой человек никогда не забудет, чего он лишился, и станет бессознательно винить в этом свою мать. Мира им не видать!

Пришло и более счастливое известие – брат Вабы найден живым людьми из племени бедави среди руин Пальмиры. После резни осталось в живых всего полдюжины человек – женщина, четверо детей и Деми. Все они должны были умереть. Люди из племени взяли их в свой лагерь, и хотя один из детей умер несколько дней спустя, остальные выжили. Деми узнал, что его брат теперь в Кирене, а мать в Риме. Он написал Вабе, что предпочитает остаться со своим дядей Акбаром и племенем бедави. Раз он не может жить в Пальмире, которая теперь разрушена, то предпочитает бродить по пустыне, как делали его предки. Он уже положил глаз на сильную молодую девушку и собирается взять ее в жены, как только соберет выкуп за нее.

«Итак, – подумал Марк, прочитав письмо из Кирены, – мы начнем все заново – только Зенобия, наша дочь и я. Мы сбросим прежнюю жизнь, как ящерица сбрасывает старую кожу».

Выступление армии было назначено на следующий день. Марк Александр Бритайн думал о том, не переменит ли Аврелиан в последний момент свое решение и не попытается ли взять с собой Зенобию. Они не виделись и не разговаривали друг с другом уже больше месяца. Хотя его мать уверяла, прежде чем они уехали из Тиволи, что все идет хорошо, даже она не видела Зенобию и не общалась с ней в течение последних нескольких недель. В тот день к Марку пришел Гай Цицерон, и Марк тепло приветствовал своего старого друга.

Гай улыбнулся:

– Снова мне приходится просить тебя присмотреть за моей Клодией и нашими детьми в мое отсутствие. Клодия толстеет, скоро родится еще один ребенок, рождения которого я не увижу, – печально сказал он.

– Почему ты не уходишь в отставку, Гай? Твоя семья богата, правда, наследник – твой старший брат, но ты можешь сделать карьеру в политике. Не думаю, что ты веришь в будущее Аврелиана!

– Это мой последний поход, – признался Гай. – Я должен подумать о своей семье. Что же касается императора, то, должен признаться, я не знаю, как долго он сможет удержаться. Он – прекрасный полководец и хороший правитель, но ему не хватает тонкости. Он слишком легко наживает врагов. Возьмем хотя бы этот его храм Непобедимого Солнца. Он отрекся от старых богов ради этой странной новой религии, и, по правде говоря, это позор! После последнего триумфа он провел в своем храме обряд плодородия – совокупился на высоком алтаре с царицей Пальмиры, а потом взял еще пятнадцать женщин, прежде чем насытился. Я знаю нескольких человек, которые посещают такие сборища. Очень распущенные люди. Они все жаждали обладать царицей. Обычно Аврелиан, который называет себя богом на земле, пускает по рукам своих женщин после того, как он кончит с ними. Однако в эту ночь он не разрешил им этого. Он заявил, что Зенобия – это богиня на земле и в эту ночь понесет от него ребенка. Он заявил, что не позволит другим осквернить его семя. Зенобия, как говорят, потеряла сознание и не выходила из оцепенения несколько дней. Несчастная женщина! Ей пришлось много вытерпеть от Аврелиана, но это, несомненно, было самое худшее. Ходят слухи, что он собирается сделать царицу Пальмиры своей императрицей, когда Ульпия Северина умрет.

– Да, – произнес Марк странно спокойным голосом. – Эти слухи дошли до меня.

«Сохраняй спокойствие! – предупреждал его внутренний голос. – Гай – твой друг, но прежде всего он предан Аврелиану».

Ему так хотелось задать несколько вопросов, но он переменил тему, как будто Зенобия и Аврелиан совсем не интересовали его. Он не был уверен, что Гай не шпионит за ним в пользу императора.

– Я буду очень счастлив побыть в обществе Клодии, Гай. Она прекрасная жена и мать в добрых старых традициях, я завидую тебе.

– А почему ты не женишься? – внезапно спросил Гай.

Марк рассмеялся:

– Потому что никого не люблю. Мой брат продолжит наш род, мне нет необходимости жениться. А кроме того, я предпочитаю свободу.

– Да, я знал таких же, как ты, старых холостяков, – сказал Гай. – Есть и такие люди. – Он встал. – А теперь мне пора идти. Благодарю тебя за доброту к моей жене и детям. У моего брата просто нет времени, чтобы побеспокоиться о Клодии.

Мужчины пожали друг другу руки, и Гай ушел. Его быстрое «Прощай!» отдалось эхом и затихло.

Марк тяжело опустился на стул. Он вернулся к рассказу Гая о культе Аврелиана. Император публично взял Зенобию! Марк содрогнулся при мысли об этом ужасе. Ему захотелось задушить Аврелиана, ощутить его толстую шею под своими пальцами, видеть, как его лицо становится багровым, он судорожно делает несколько последних вдохов и умирает!

Почувствовав, что жажда насилия бьет в нем ключом, он быстро поднялся и закрыл дверь библиотеки. Потом, вернувшись в комнату, начал методично уничтожать все, что в ней находилось. В ярости он швырял мебель на прекрасные, украшенные фресками стены. Он разбил всю керамику, которая была в комнате, и только книги-свитки избежали уничтожения благодаря тому, что в библиотеку вовремя вошла Дагиан.

– Марк! – Она огляделась и пришла в ужас при виде кошмарного разгрома. – Марк, что случилось?

Он каким-то образом услышал ее сквозь красную пелену ярости, и его горящие глаза мало-помалу прояснились.

– Я должен был либо сделать это, либо убить его! – сказал он.

Дагиан не стала спрашивать – кого.

– За что?

Марк рассказал ей обо всем, и глаза Дагиан наполнились слезами.

– Несчастная Зенобия! – тихо сказала она и добавила: – Марк, а ты не сердишься на Зенобию?

– Нет, мама. Рим – настоящая сточная канава, и ни одному из нас здесь больше нет места. Только боги знают, как сильно я желаю увезти Зенобию отсюда!

– Тебе придется подождать, пока Аврелиан не отчалит из Бриндизи, Марк, и еще подождать недельку. Мы не можем подвергать себя риску, вдруг кто-нибудь узнает о наших планах. Ты должен сохранять спокойствие, сын мой.

– Да, мама, но когда я узнал о том, что он сделал с моей женой… Да проклянут его боги! Надеюсь, он никогда не вернется в Рим! Надеюсь, его убьют!

Однако в тот момент Аврелиан был еще далек от смерти. Он находился на вилле Зенобии в Тиволи, держал прекрасную пленницу в объятиях и страстно целовал ее. Она заставила себя пылко отвечать на его поцелуи и слегка покусывала его губы, чтобы еще сильнее разжечь его желание. Его руки ласкали ее полные груди.

– Ты так прекрасна! – шептал он ей на ухо, и она нежно улыбалась и прижималась к нему.

– Ты еще не знаешь наверняка, богиня? – спросил он. – Можно сказать точно – носишь ты моего ребенка или нет?

– Еще слишком рано, цезарь, – сказала она, застенчиво опустив глаза. – Обещаю, что пошлю тебе письмо, как только буду знать наверняка. В таких делах нельзя спешить, римлянин.

– Мне не хочется покидать тебя, богиня, но я не хочу, чтобы ты в своем положении подвергалась всем трудностям, неизбежным в путешествии.

Она ответила:

– Я понимаю, цезарь, и согласна с тобой. Я ведь не девушка в расцвете сил. Так будет лучше!

– Если бы только я мог знать наверняка!

Он так беспокоился, что на короткое мгновение Зенобия чуть было не почувствовала к нему жалость. Но потом вспомнила об обрядах в храме Непобедимого Солнца.

– В ту ночь ты был таким мужественным и могучим, римлянин! – прошептала она с затаенной злобой. – Раз так предсказано, не стоит сомневаться в результате!

– Нет, нет! – ответил он, очевидно, опасаясь, что недостаток веры заставит богов внезапно изменить свое отношение к нему. – Нет, ты беременна, я уверен!

– Тогда поцелуй меня, Аврелиан, и отправляйся в путь. Ведь чем скорее ты покинешь меня, тем скорее вернешься – ко мне и к нашему ребенку.

Теперь она смотрела ему в лицо, и в ее серебристо-серых глазах плясали золотистые огоньки. Она никогда не была так прекрасна. Тут же его губы прильнули к ней. Но она не позволила расслабиться и поцеловала его в ответ столь же неистово. Когда их губы разомкнулись, он, как ни странно, почувствовал, что задыхается.

– Да будут с тобой боги, римлянин! – сказала она.

Ему не оставалось ничего другого, как только оставить ее. Но уходя, он чувствовал себя неудовлетворенным. Взобравшись на колесницу, он обернулся и взглянул на нее еще раз. Образ Зенобии в ее огненно-красном каласирисе, с длинными черными волосами, развевающимися на ветру, с горделивой, высоко поднятой головой запечатлелся в его памяти. Он поднял руку в прощальном жесте, потом хлестнул лошадей и уехал. Колеса застучали по аллее, а потом по Фламиниевой дороге.

Она тоже подняла руку, прощаясь и думая о том, слышит ли он ее смех.

– Я больше никогда не увижу тебя, римлянин, и пусть воспоминания обо мне преследуют тебя вечность! – тихо воскликнула она, круто повернулась и вошла в дом.

Дни тянулись длинные и скучные, а ночи – темные и одинокие. В определенный день сомнения в возможности беременности отпали. Она никогда не верила, что император в состоянии зачать ребенка, ведь прежде ему ни разу не удалось стать отцом. Но безумие, творившееся в храме Непобедимого Солнца, заронило семена сомнения.

Преторианские гвардейцы вокруг ее виллы были удалены по ее просьбе, которую она передала в сенат через Клавдия Тацита.

– Я не желаю ввергать правительство в чрезмерные расходы по моему содержанию, – сказала она. – Достаточно того, что Рим предоставил мне дом.

Тацит предположил, что вскоре она получит полную свободу.

На его добром старом лице появилось мягкое и отрешенное выражение.

– Откуда такая уверенность? – спросила она.

– Перед отъездом император сделал несколько довольно интересных утверждений относительно вашего состояния. Несколько недель назад ходили слухи об обряде плодородия в его храме Непобедимого Солнца.

– Если вы имеете в виду, Тацит, ту ночь, когда меня накачали наркотиками, а потом император изнасиловал меня на алтаре своего храма, то позвольте заверить вас, что в результате не произошло ничего особенного. Правда, мне до сих пор отчаянно стыдно. Аврелиан до своего отъезда предпочел поверить, будто бы я понесла от него ребенка. Я не стала его разубеждать в этом, чтобы избавиться от скучной обязанности сопровождать его в Византию. Если сенат не верит мне, то пусть расспросят моих служанок или позовут доктора, чтобы он осмотрел меня. Я не беременна.

– Вы любите Аврелиана? – прямо спросил Тацит.

– Нет! – ответила она ему столь же прямо. – Я его пленница и всегда была только пленницей!

– Но он верит, что вы любите его.

– Он также верит в то, что я – воплощенная богиня Венера, но это не так, Тацит! – Она внимательно взглянула на него. – Вы почти уже сказали мне, что против Аврелиана готовится заговор. Но меня это не волнует! А почему это должно беспокоить меня? Аврелиан отнял у меня все, что мне было дорого: моих сыновей, мой народ, мой город! Единственное, что у меня осталось, – это моя дочь, и я хочу, чтобы меня оставили в покое. Вы можете рассказать об этом сенату, Тацит! Я хочу, чтобы меня предоставили самой себе!

– Оказывается, ваша репутация – не ложь, Зенобия Пальмирская! Вы и в самом деле мудрая женщина, – ответил Тацит. Потом он попрощался с ней и удалился.

Когда он ушел, Зенобия попросила принести ей пергамент, письменные принадлежности и быстро написала записку Дагиан. Записку немедленно доставил в Рим Тиро, юный раб Зенобии. Он был искусным кучером и получил травму на арене. Теперь он уже не годился для соревнований, и его хозяин продал его. Зенобия купила его, дала ему в жены прелестную девушку-рабыню, и теперь Тиро был готов умереть за свою хозяйку.

В тот вечер Тиро вернулся не один, с ним приехал Марк Александр Бритайн, закутанный в темный плащ. Он проскользнул на виллу и направился в спальню Зенобии. Адрия тихо вскрикнула, когда большая черная фигура без предупреждения вошла в комнату. Но Марк скинул длинный плащ, и Адрия облегченно вздохнула:

– Ох, хозяин, вы так напугали меня!

Марк усмехнулся:

– А ты подумала, что это Аврелиан вернулся?

Адрия состроила гримасу, которая заставила Марка захохотать во весь голос.

– А, этот! – презрительно фыркнула она. – Хвала богам, что нам больше не придется терпеть его, хозяин!

– С каждым днем ты становишься все более похожей на старую Баб, – поддразнил он ее.

– Это значит, что девочка наконец-то берется за ум, чего нельзя сказать о вас, Марк Александр Бритайн! Вы что, с ума сошли? Император еще не покинул пределы страны!

Баб стояла, сверкая глазами и уперев руки в пышные бедра.

– Аврелиан отплыл уже два дня назад, старушка! А твоя прекрасная хозяйка вызвала меня сюда. Где же она?

– Здесь, любовь моя!

В дверном проеме спальни стояла Зенобия.

– Я была в саду, гуляла и мечтала. Баб, Адрия, идите спать!

Служанки поспешили прочь, и, дождавшись, когда за ними закрылась дверь, Зенобия бросилась в объятия мужа и подняла лицо для поцелуя. Мгновение он пристально смотрел на нее сверху вниз. Его пальцы нежно ласкали ее скулы. Потом он опустил голову, и его губы встретились с ее нетерпеливыми губами. Ее сердце бешено забилось в груди, и она боялась, что оно вот-вот выпрыгнет наружу. Он поцеловал ее, вначале нежно, а потом его губы сделались более уверенными и властными. Он требовал ее капитуляции, полной капитуляции! И она радостно сдалась ему, обвив руки вокруг его шеи и прижавшись.

– Теперь ты моя!

И она услышала в его голосе торжество.

– Я твоя – отныне и навсегда! – ответила она. В ее глазах, устремленных на него, светилась такая любовь, что он почувствовал робость.

Не в силах сопротивляться ей, он снова с нежностью поцеловал ее и повел к их ложу. Они присели поговорить.

– Аврелиан отплыл, Зенобия, из Бриндизи два дня назад. Это официальные сообщения, полученные сегодня утром. Это известие доставил почтовый голубь, и оно было хорошо принято сенатом.

– Сегодня утром Тацит приходил навестить меня, – взволнованно сказала Зенобия. – Я попросила сенат снять охрану с моей виллы.

– Под каким предлогом? – спросил он.

– Я сказала, что желаю жить спокойно и не вводить правительство в ненужные расходы.

Марк громко засмеялся:

– И в самом деле, любовь моя, ты, несомненно, должна была привлечь их внимание этим предлогом!

– Он практически признался, что существует заговор против Аврелиана. Держу пари, что император не вернется из Византии живым.

– Почему ты так уверена в этом, любимая? Расскажи, что именно сказал тебе Тацит!

– Не сомневаюсь, до тебя дошли слухи о храме Аврелиана, Марк, – медленно сказала она.

– Да, я слышал, – кратко ответил он, и его лицо потемнело от гнева.

– Это не моя вина! – испуганно прошептала она.

Он глубоко вздохнул, посадил ее себе на колени и прижал к себе.

– Я знаю, Зенобия, и не могу не сердиться, но не на тебя. Я не христианин, который готов подставить вторую щеку. Моя жена, женщина, которую я ценю больше всех на свете, была взята публично во время обряда плодородия! Сама мысль об этом сводит меня с ума!

– Это было ужасно, Марк. Меня накачали наркотиками, чтобы сделать беспомощной, но не лишили сознания. – Она вздохнула. – По крайней мере один положительный результат у этого есть: Аврелиан уверился, что я забеременела, и ни разу не приближался ко мне.

Он застонал от душевной боли.

– Сколько раз ты попадала в ужасное положение и я не мог защитить тебя, любимая! Но этого больше не будет никогда. Клянусь всеми богами, это никогда не повторится! Теперь ты под моим покровительством, Зенобия, я не оставлю тебя.

– А я тоже не дам тебя в обиду. Поодиночке мы – всего лишь половинки человека. Только вместе – мы единое целое.

Ее слова утешили его, казалось, он нуждался в утешении больше, чем она. Она улыбнулась – он такой большой, сильный, умный, но и такой слабый, уязвимый… Потом Марк снова заговорил о беседе с Тацитом.

– Расскажи, что еще говорил тебе Тацит!

– Он сказал, что сенату нужна уверенность. Я поняла – они желают знать, в самом ли деле я беременна, как настаивал Аврелиан. Он сказал, что, если у них будет такая уверенность, они могут пожаловать мне полную свободу. Я, разумеется, сказала, что не беременна, и предложила сенату расспросить моих служанок и предоставить возможность врачу осмотреть меня. Зачем им это все нужно, если они не планируют убийство Аврелиана? Они убили бы меня, как и Аврелиана, если бы я носила его ребенка. Так как у него нет других наследников, а несчастная Ульпия вскоре умрет, они стараются развязать все концы. Я думаю о том, кто же будет следующим императором. Есть ли кто у тебя на примете?

– Никого! – ответил он.

– Тогда зачем им убивать Аврелиана? Зачем, если нет никого, кто займет его место?

Марк объяснил:

– Аврелиан многих обидел. Им безразлично, что станет со страной, пока их собственные интересы под защитой. И будь уверена, любовь моя, что интересам заговорщиков ничто не угрожает. Власть имущие найдут нового императора. А уж если он обидит их, тогда… – И Марк провел пальцем поперек горла.

– Тогда, конечно же, наступило подходящее время для нашего бегства, Марк! Сейчас, когда они заняты своим заговором!

– Да, любимая, согласен. За последние дни я много сделал! Купил корабль, римское торговое судно. Ему всего лишь два года. Оно нам понадобится на острове.

– Торговое судно? Значит, ты собираешься заняться торговлей?

– Я ведь не фермер и не скотовод, любимая.

– Значит, ты покинешь меня и займешься торговлей?

– Нет, любимая, я не оставлю тебя. Мне совсем не обязательно отлучаться из дома. Для этого надо нанять людей.

Она повернулась и взглянула на него.

– А что буду делать я? – размышляла она вслух. – Я – царица без царства, полководец – без армии. Что же стану делать я, Марк?

– Ты будешь хорошей римской женой, любимая, – ответил он, и Зенобия расхохоталась.

– Нет, Марк, это быстро наскучит мне. У меня должно быть дело. Возможно, я превращу наш остров в новое царство, которым стану править. Нужно подумать об этом!

– Ты слишком много думаешь!

Он усмехнулся и повалился спиной на ложе, все еще сжимая ее в своих объятиях.

– Иди же сюда и будь моей женой! – поддразнил он ее. Потом с легкостью, словно она была детской игрушкой, он уложил ее на кровать.

– Полагаю, тебе следует поцеловать меня, жена! – И он опустил голову, чтобы коснуться губами ее губ. – Жена моя! – прошептал он. – Моя прекрасная жена, моя милая жена, моя обожаемая жена!

Она улыбнулась ему притворно нежной улыбкой.

– Я путешествовала по морю только один раз – когда Аврелиан вез меня из Македонии в Бриндизи. Мне понравилось, и я думаю, что научусь управлять твоим кораблем. На море можно прокладывать путь по звездам так же легко, как и в пустыне.

Он усмехнулся:

– Если бы я хотел жениться на моряке…

Он сердито нахмурил брови, а она засмеялась.

– Мне нужна женщина, любимая, а не капитан…

Его рука распахнула халат и обнажила ее прекрасные груди. Он наклонился и коснулся их своей щекой. От ее прелестного тела исходил аромат, который мучил и терзал его.

– Ох, Зенобия! – тихо сказал он.

Она протянула к нему руки и прижала его к своей груди.

Так они лежали в нежном объятии, наслаждаясь близостью и не боясь, что их обнаружат. Она ласкала пальцами его густые каштановые волосы, замечая серебристые пряди. Вдруг она увидела, что он заснул у нее на груди. Она осторожно изменила позу и уложила его поудобнее. Прежде он никогда не уснул бы, не измучив себя и ее любовными играми. Видимо, он очень устал и измучился.

Утром Марк проснулся весьма смущенным.

– Ты казался таким усталым, мой дорогой, – весело утешала его Зенобия.

– Но я же желал тебя! – протестовал он.

Зенобия рассмеялась.

– И я тоже желала тебя, – сказала она, – но ты устал и заснул.

Потом она стала торопить его – ему надо было вернуться в город.

– Когда мы сможем отправиться? – спросила она, помогая ему одеться.

– Мы отплывем из Остии через три дня, – ответил он.

– И нам предстоит пройти весь путь морем, дорогой?

Она, казалось, немного нервничала.

– Мне хотелось бы этого, Зенобия, ведь тогда уменьшится вероятность того, что нас схватят. Но море опасно! Мы будем плыть вдоль побережья до Массалии^[16]. Из Массалии отправимся по «свинцовому пути» через Галлию. После этого нам останется пересечь узкий пролив, любимая. Там нас встретит корабль, который до этого пройдет мимо Геркулесовых Столбов^[17], выйдет в открытое море и обогнет побережье Галлии. Потом наш корабль переправит нас в Британию.

– Но не туда, где находится наш будущий дом?

– Нет. Сначала мы должны отвезти мою мать к Аулу и его семье. Только после этого мы сможем искать место для себя, Зенобия. Кроме того, простая вежливость требует, чтобы я попросил у Аула его остров, прежде чем мы вступим во владение им.

Его темно-синие глаза подмигнули ей, и она рассмеялась.

– Как изменились времена, мой дорогой! Я молюсь о том, чтобы твой брат оказался щедрым.

– Он хороший человек, Зенобия.

– Сегодня ты должен взять с собой некоторых рабов, – сказала она. – Неблагоразумно, если я уеду из Тиволи, ведя за собой целую процессию.

– Сколько у тебя людей?

– О женщинах не нужно беспокоиться, – сказала Зенобия. – Они поедут со мной, когда я отправлюсь в Рим, чтобы встретиться с тобой. Но ты должен взять с собой Тиро, моего возницу, и Ото, садовника. Они – единственные мужчины, которые отправятся со мной.

– Очень хорошо, – ответил он. – А сколько у тебя женщин, кроме старой Баб, Адрии и Чармиан?

– Только две девушки-рабыни для уборки и Ленис, кухарка, жена Тиро.

– С такой маленькой свитой ты не привлечешь внимания, – сказал он. – Пусть твои служанки упакуют большую часть твоих вещей и отправят их вместе с Тиро и Ото в мой дом в Риме. Тогда ты сможешь путешествовать легко и удобно.

Он вернулся в Рим, а Зенобия провела оставшуюся часть дня, наблюдая за упаковкой вещей. К наступлению ночи все было готово. Она проинструктировала Тиро и Ото. Они выехали до рассвета, пока в городе все спали.

В час перед рассветом она проснулась и услышала, как телеги, громыхая, выезжают с внутреннего двора виллы. Со вздохом облегчения Зенобия перевернулась и снова заснула. Некоторое время спустя ее разбудила старая Баб, которая неистово трясла ее:

– Проснись, дитя мое! Проснись!

– Что случилось, Баб?

Стоило титанических усилий держать глаза открытыми.

– Гай Цицерон здесь, и он требует встречи с тобой. Ты должна принять его!

Зенобия мгновенно проснулась. Интересно, Гай Цицерон – личный помощник Аврелиана, а также его фаворит. Он отправился вместе со своим хозяином в Византию. Что же он делает здесь, в Тиволи? Значит, Аврелиан в Риме? Может быть, он узнал о заговоре? Она поднялась с постели. Ее тело просвечивало сквозь спальный халат.

– Принеси мне тунику, старушка! Где сейчас Гай Цицерон?

– Он ждет в атрии, дитя мое, – ответила Баб, натягивая на Зенобию белую шерстяную тунику и подвязывая ее ремешком из красной кожи. – Адрия! Сандалии, быстро!

Зенобия сунула ноги в сандалии, поспешно вышла из спальни, спустилась вниз по лестнице и вошла в атрий, где увидела Гая Цицерона, который расхаживал взад и вперед.

– Приветствую вас, Гай Цицерон! Я думала, вы с императором.

– Я и был с ним, ваше величество. Он послал меня за вами.

– Что?! – Изумилась она.

– Я должен отвезти вас к императору, ваше величество. Он говорит… – Тут Гай Цицерон залился краской и продолжал: – Он говорит, что не может жить без вас и что я должен привезти вас к нему.

– Вы приехали один, Гай Цицерон? – спросила она.

– Да, так я быстрее добрался до вас. Мы сможем взять эскорт в Риме.

– Хорошо, Гай Цицерон, если император настаивает, то я не стану спорить. Однако необходимо несколько дней на сборы. Сегодня я собиралась поехать в Рим, поэтому попрошу вас сопровождать меня. Но сначала я должна дать слугам распоряжения.

С улыбкой на губах она удалилась, а в спальне объяснила присутствие Гая Цицерона служанкам, Баб и Адрии.

– Что же делать, дитя мое?

– Сейчас я отправлюсь с Гаем Цицероном в Рим, и пусть Марк улаживает это дело. Ведь они с Гаем Цицероном друзья. Возможно, нам следует предостеречь его относительно возможности заговора против Аврелиана. Если он не вернется к императору, то, может быть, ему удастся спастись. Я не знаю его жену, но слышала, что Клодия – хорошая женщина и у них несколько детей. Если он вернется к императору, то наверняка разделит его судьбу. Однако это дело моего мужа. Я уже не вернусь сюда, Баб, поэтому завтра ты должна привезти Мавию и остальных слуг ко мне в Рим.

– Все будет так, как ты приказываешь, дитя мое, – сказала Баб. – Но будьте осторожны, ваше величество, иначе Гай Цицерон может что-нибудь заподозрить, прежде чем вы доберетесь до Марка Александра.

Потом она помогла Зенобии одеться для поездки в Рим.

Зенобия покинула виллу в Тиволи, даже не оглянувшись. Стоял чудесный день ранней весны, и по направлению к Риму движение на Фламиниевой дороге было довольно оживленным. Многочисленные телеги, наполненные спаржей, луком, молодым салатом и яркими цветами, двигались на рынок. Несколько семейств собирались навестить своих родственников в Риме, торговцы-разносчики шли в город.

По направлению от Рима движения почти не было, пока не показался отряд всадников, который галопом скакал по дороге, заставляя встречных пешеходов и небольшие экипажи рассыпаться по обочинам. Когда отряд поравнялся с колесницей, на которой ехали Зенобия и Гай Цицерон, командир приказал своим людям остановиться.

– Приветствую вас, Гай Цицерон! Я думал, что вы вместе с императором.

– Приветствую вас, Фабий Марцелл! Я послан по поручению.

Фабий Марцелл взглянул на Зенобию и сказал:

– А это, случайно, не царица Пальмиры, Гай Цицерон?

– Я – Зенобия Пальмирская, – ответила она, прежде чем он успел заговорить.

– У меня есть приказ о вашем аресте, Зенобия Пальмирская! – послышались жестокие слова.

Гай Цицерон был потрясен, но ничуть не удивился.

– Чей это приказ? – спросил он Фабия Марцелла. – Эта женщина находится под личным покровительством императора.

– Это приказ сената! – последовал ответ.

– Тут, должно быть, какая-то ошибка, ваше величество, – сказал Гай Цицерон. – Но как бы там ни было, мне придется отпустить вас с Фабием Марцеллом. Я постараюсь найти ответ на эту головоломку и позаботиться о том, чтобы вас как можно скорее освободили.

Зенобия онемела от ужаса – не за себя, а за Марка, за Мавию, за Дагиан, за своих слуг. Почему ее арестовывают? Неужели они каким-то образом узнали о ее свадьбе с Марком? Тысяча вопросов пронеслась в ее оцепеневшем мозгу. Потом, к еще большему своему ужасу, она услышала, как Фабий Марцелл сказал Гаю Цицерону:

– Я не могу позволить вам ехать своей дорогой, Гай Цицерон. Вы находитесь не там, где должны быть, да еще в обществе этой женщины. Я вынужден попросить вас сопровождать нас, пока сенат не узнает о вашем присутствии здесь и не решит, что с вами делать.

Рука Гая Цицерона потянулась к палашу, но потом, подумав, он опустил руку. Численное превосходство противника было слишком велико. Либо это нелепая ошибка, либо заговор против Аврелиана. Если это ошибка, то вскоре его освободят. Если же это заговор, то его судьба находится в руках богов.

– Я поеду с вами, – спокойно произнес он, и Фабий Марцелл вздохнул с облегчением. Он давно знал Гая Цицерона, и он ему нравился. Он не хотел убивать хорошего офицера.

Зенобия встряхнулась.

– Куда вы забираете меня? – спросила она, выпрямившись. Ее голос звучал безразлично и властно.

– Возле сената есть маленькая тюрьма, ваше величество. Мне приказали проводить вас туда, – ответил Фабий Марцелл, испытав некоторое замешательство от тона Зенобии.

Гай Цицерон улыбнулся про себя. Царица, несомненно, держится на высоте.

– Маленькая тюрьма? – В голосе Зенобии слышалось возмущение.

Фабий Марцелл вдруг понял, что она – царица. Он залился краской от смущения и пробормотал:

– Меня нельзя считать ответственным за их решения, ваше величество. Я только выполняю свои обязанности.

Он подал знак, кивнув головой, и колесницу мгновенно окружили преторианские гвардейцы. Почувствовав, что снова владеет ситуацией, Фабий Марцелл встал во главе отряда, и они двинулись в путь по направлению к Риму.

– Что вы думаете обо всем этом? – тихо спросил Гай Цицерон.

– По правде говоря, ничего, – ответила она, – но несколько дней назад ко мне приходил сенатор Тацит и очень подробно расспрашивал меня.

– О чем же? – полюбопытствовал Гай Цицерон.

– Он спрашивал, ношу ли я ребенка императора, – ответила она.

– А это действительно так? – И он пристально взглянул на нее.

– Нет, – ответила Зенобия. – Ох, император уверен в этом, но без всяких оснований. Вы ведь не глупец, Гай Цицерон! Вы не можете верить, что я люблю Аврелиана! Я – императорская пленница. Я пыталась сохранить жизнь себе и своим детям. В своей жизни я любила только двух мужчин: моего покойного мужа и Марка Александра Бритайна.

– А я думал, что вы возненавидели Марка из-за его женитьбы на Кариссе. – Гай Цицерон покачал головой: – Нет, по мне, так лучше простая женщина, вроде моей Клодии.

– Вы должны пойти к Марку, как только вас освободят, Гай Цицерон! Вы должны пойти к нему и сказать, что меня арестовали. Он знает, что делать. И помните о том, что прежде всего вы должны быть преданы своей жене и семье, Гай. Я предостерегла вас!

– Не бойтесь, ваше величество! – ответил он. – Это просто недоразумение.

– Я ничего не знаю наверняка, Гай Цицерон, но если меня приказали арестовать, значит, сенат хочет удостовериться, что я не ношу ребенка – ребенка Аврелиана, его наследника. Когда они убедятся в этом, меня, несомненно, освободят. Но все же необходимо, чтобы Марк знал, где я нахожусь, Гай Цицерон. Вы обещаете рассказать ему обо мне?

– Хорошо, ваше величество, обещаю вам. – Он помолчал. – Интересно, убьют они меня из-за того, что я помощник императора?

– Не думаю, Гай Цицерон. Просто присягните на верность Риму и новому императору. Разыщите нашего сенатора Тацита и объясните ему, что вы всего лишь простой солдат, а не политик. Он справедливый человек, он защитит вас и вашу семью. Ваш род древний и почтенный, Цицерон.

Ее слова приободрили Гая Цицерона.

– Возможно, вы правы. Если бы я был вместе с императором, то меня, несомненно, убили бы. Но кажется, боги распорядились иначе.

Они быстро домчались до Рима, и Зенобию провели в здание, построенное из обманчиво невинного белого мрамора. Фабий Марцелл взял ее за руку и представил тюремщику:

– Я привел пленницу, Зенобию Пальмирскую, по приказу сената. Она задержана для допроса.

Фабий Марцелл ослабил хватку, и Зенобия повернулась к Гаю Цицерону.

– Не забывайте о своем обещании, Гай Цицерон, – сказала она, прежде чем последовать за тюремщиком.

Они прошли через дверь, и тут ей в нос ударило ужасающее зловоние. Она чуть не задохнулась и закашлялась, а на глаза навернулись слезы.

– Привыкнете, – сказал тюремщик, словно о чем-то само собой разумеющемся.

– Никогда! – воскликнула она. – Но что же это такое?

– Это запах человеческих страданий, – ответил он.

Следуя за тюремщиком, Зенобия огляделась вокруг и содрогнулась от отвращения. Они спускались по лестнице, и она увидела, что и ступеньки, и стены покрыты скользкой, липкой слизью. Смоляные факелы в грубых железных подставках освещали путь, мигая и дымя. Дойдя до последних ступенек, он повел ее по коридору, по обе стороны которого виднелся ряд маленьких деревянных дверей. Вокруг не раздавалось ни звука, за исключением случайного шороха в соломе, лежавшей по обе стороны прохода. В самом конце коридора тюремщик остановился, снял с пояса кольцо с ключами и отпер дверь.

– Сюда, моя прекрасная госпожа! – сказал он, указывая в открытую дверь.

Зенобия наклонила голову и прошла в камеру. Дверь позади нее захлопнулась, и она услышала, как заскрипел замок, когда тюремщик поворачивал ключ. Окинув помещение быстрым взглядом, она убедилась, что находится в одиночестве, и с облегчением вздохнула. Теперь она могла исследовать камеру. Она заметила, что камера маленькая и, очевидно, находится ниже уровня земли, так как в ней нет окон. Ее освещал маленький смоляной факел, и за это она была благодарна. В темноте она чувствовала себя заживо погребенной в могиле. На полу лежала солома, а в нише в стене стоял потрескавшийся кувшин с теплой водой. Больше ничего. Она уселась на солому и стала ждать. Через некоторое время Зенобия задремала.

Она вздрогнула и проснулась, когда услышала звук ключа, поворачивающегося в замке. С сильно бьющимся сердцем она вскочила на ноги и увидела двух мужчин, которые вошли в камеру.

– Можете закрыть дверь, – сказал один из них тюремщику, и тот мгновенно повиновался.

Другой повернулся к Зенобии и вежливо поклонился:

– Ваше величество, я – Цельс, врач. Сенат уполномочил меня осмотреть вас, чтобы определить, беременны вы или нет.

– Понимаю, – ответила Зенобия. – Что я должна сделать, Цельс?

Доктор посмотрел на другого мужчину:

– В этом месте невозможно осматривать пациентов, сенатор.

– Тем не менее таков приказ сената, – последовал ответ.

– Разрешит ли сенат принести чистый таз с теплой водой и дополнительный светильник, сенатор?

Сенатор залился краской.

– Разумеется! Позаботьтесь об этом, а я тем временем побеседую с царицей Зенобией. Но поспешите! Это место отвратительно, и я желаю покинуть его как можно скорее.

Доктор насмешливо поклонился, позвал тюремщика и вышел вместе с ним, чтобы добыть все необходимое. Второй мужчина посмотрел на Зенобию долгим взглядом и наконец произнес:

– Я – сенатор Валериан Хостилий, ваше величество. Я уполномочен сенатом наблюдать за осмотром.

– Я помню вас, сенатор. Это вы хотели скормить меня львам во время нашей последней встречи, – презрительно сказала Зенобия.

– Зря сенат не послушался меня, – сказал Хостилий. – Мы не можем допустить появления наследников у Аврелиана!

– Я не беременна, сенатор, – спокойно сказала Зенобия.

– Это вы так говорите! Однако я присутствовал в храме Непобедимого Солнца в ночь совершения обряда. В ту ночь император был словно жеребец. Он действительно стал богом! А вы – богиней! Даже я вижу это!

Хостилий облизнул в возбуждении губы и продолжал:

– Все женщины, все до одной, которых он взял в ту ночь, зачали ребенка, а вы говорите, что не беременны! Я не поверю в это, пока доктор не подтвердит, что это так!

– Те женщины совокуплялись с другими мужчинами на той бесстыдной оргии, а не только с императором, – огрызнулась Зенобия. – Аврелиан не способен произвести ребенка! Его собственная жена утверждает это! – Вдруг в ее голове пронеслась жуткая мысль. – А что случилось с теми женщинами, которых Аврелиан взял в ту ночь? – спросила она.

– Они мертвы! – ответил он. – Все мертвы! Мы не позволим, чтобы отродье Аврелиана вернулось, чтобы преследовать нас!

– О боги! Да вы все с ума сошли! – прошептала она.

В этот момент вернулся доктор вместе с тюремщиком и необходимыми вещами. Пока тюремщик устанавливал в камере дополнительные светильники, доктор поставил на полку в нише таз с теплой водой и вымыл руки.

– Вам придется раздеться, ваше величество, – сказал он извиняющимся тоном и набросился на стоявшего с открытым ртом тюремщика: – Вон! Вон, ты, паразит! Тебе здесь нечего смотреть!

Тюремщик поспешно выбежал и захлопнул за собой дверь.

– А он обязательно должен присутствовать? – спросила Зенобия, взглянув на Хостилия.

– Я остаюсь по приказу сената, чтобы этот человек не солгал.

Цельс возмутился:

– Что? У меня репутация честного человека, Валериан Хостилий!

– Как бы там ни было, я остаюсь по распоряжению сената, – последовал напыщенный ответ.

Цельс взглянул на Зенобию:

– Мне очень жаль, ваше величество. Я никогда прежде не осматривал пациентку при таких обстоятельствах и прошу у вас прощения.

Она сочувственно кивнула ему и сказала:

– Что я должна сделать?

– Когда разденетесь, лягте, пожалуйста, на солому вот тут.

Не обращая внимания на Хостилия, Зенобия сняла одежду и легла на пол, на солому. Теперь она почувствовала, как холодно в камере, и непроизвольно задрожала. Взгляд врача выражал сочувствие.

Врач ощупал ее живот, осмотрел груди. Потом, с бесконечными предосторожностями, чтобы не причинить ей боль, исследовал ее изнутри. Наконец, удовлетворенный, Цельс поднялся с пола и, снова вымыв руки, сказал:

– Царица Зенобия не беременна, сенатор. Я подам рапорт об этом сенату в письменном виде, но вы можете сообщить им, что она абсолютно не беременна.

Зенобия села. Голова у нее немного кружилась.

– Значит, теперь меня могут освободить?

– Если только у сената нет других оснований, чтобы содержать вас под стражей, ваше величество, я не вижу причин, почему бы не освободить вас прямо сейчас. – И он взглянул на Хостилия.

– Вы не наделены правом принимать официальные решения, доктор. Вы выполнили свои обязанности, а теперь уходите!

Зенобия с усилием поднялась на ноги. Интуиция подсказала, что ей грозит опасность.

Цельс бросил быстрый взгляд на Хостилия и сказал:

– Я подожду вас, сенатор. Мы пришли вместе, вместе и уйдем.

Хостилий бросил на него яростный взгляд, но, очевидно, смирился и пробормотал:

– Хорошо, я готов.

Цельс поклонился Зенобии:

– Ваше величество, я снова прошу у вас прощения за причиненные неудобства.

Ее глаза выказали ему благодарность, прежде чем он повернулся и вышел из камеры вместе с сенатором. Зенобия медленно оделась, а потом села и стала ожидать освобождения. Дополнительные светильники, которые принес тюремщик, заливали мрачную камеру веселым светом и даже немного согрели холодный воздух. Время ползло медленно. Она начала тихонько напевать, пытаясь взбодриться.

Вдруг дверь камеры со скрипом распахнулась, и Зенобия поймала себя на мысли, что не слышала звука ключа. Она поднялась на ноги и лицом к лицу столкнулась с Хостилием. Он грязно улыбнулся ей.

– Вы уже думали, что избавились от меня, не так ли? – сказал он, с вожделением глядя на нее.

Дверь закрылась за ним. Теперь она услышала, как ключ поворачивался в замке.

– Чего вы хотите, сенатор? – спросила она, сохраняя спокойствие в голосе.

– Вы преследуете меня! – сказал Хостилий. – После той ночи в храме Непобедимого Солнца, когда я увидел, как вы прекрасны и страстны, я желаю вас! Вскоре Аврелиан будет мертв. Заговор разработан, заговорщики готовы. Это только вопрос времени, и он будет мертв! Вам понадобится новый покровитель, Зенобия! Вам нужен могущественный человек, который станет заботиться о вас. Империя может быть жестокой к своим пленникам, но если вы примете мое покровительство, я осыплю вас богатством!

Зенобия уставилась на сенатора в искреннем изумлении и засмеялась. Ее смех разрывал тяжелую тишину тюремной камеры и эхом отдавался от одной стены к другой. Хостилий посмотрел на нее с удивлением, а потом стал красным от гнева. Но прежде чем он успел заговорить, она овладела собой и заявила:

– Вы, должно быть, смеетесь надо мной, Валериан Хостилий. Я – Зенобия, царица Пальмиры, а не какая-нибудь дорогая куртизанка, которую можно купить.

– Вы – пленница империи и шлюха Аврелиана! – напомнил он ей.

– Я в самом деле пленница империи, – вскинулась она в ответ, – но если императора свергнут, то мне больше не придется быть его шлюхой, и, уж конечно, я не стану и вашей!

– Я хочу вас!

Он двинулся к ней, и неистовство его страсти ясно читалось в его глазах и движениях.

Ее взгляд окинул крошечную камеру в поисках чего-нибудь, чем она могла бы защитить себя. Теперь засмеялся Хостилий, увидев, в каком трудном положении она оказалась.

– Если вы причините мне вред, я пожалуюсь сенату! – угрожала она. – Тюремщик опознает вас, Хостилий, и доктор тоже разгадал ваши намерения.

– Тюремщику хорошо заплатили, чтобы он не раскрывал рта, а Цельс не видел, как я возвращался.

Он протянул к ней руки; она отпрянула и прижалась к стене. Он усмехнулся. Ее сопротивление приводило его в восторг.

– Ну, идите же сюда, – вкрадчиво произнес он. – Я не обижу вас! Говорят, я хороший любовник, а вы не девушка, чтобы стесняться меня.

Она в ужасе взглянула на него. Отвратительный маленький человек, с лысеющей головой, покрытой редкими черными волосами, жирный слизняк с короткими толстыми руками. Он такой белый, что казался почти бескровным.

– Ты снимешь одежду! – сказал он тихим голосом, который звучал угрожающе.

– Нет!

Вдруг из складок своей одежды он извлек маленький собачий хлыст.

– Я очень искусно владею им, – сказал он, помахивая хлыстом в опасной близости от ее лица. – Я могу выбить тебе глаз, если пожелаю!

Она стояла неподвижно, словно вспугнутый кролик, а он провел хлыстом по ее щеке.

– Сними одежду, Зенобия! – повторил он.

– Свинья! – прошипела она.

– Сними одежду!

Он улыбался, понимая, что одержал верх.

Медленно снимая с себя тунику, она обдумывала, будет ли умно с ее стороны атаковать его. Она выше сенатора, но он значительно превосходил ее в весе. И что она сделает с ним, если победит? Тюремщик, конечно же, не придет ей на помощь. Ситуация безвыходная, и тут Хостилий разрешил вопрос. Когда она сняла с себя одежду, он рванул ее руку вверх и сковал ее прикрепленным к стене наручником. Она судорожно вздохнула, когда железный браслет защелкнулся у нее на запястье.

– Что вы делаете? – испуганно вскричала она.

– Не беспокойся, – утешил он ее, защелкивая наручник на втором ее запястье. – У меня есть ключ, и потом я отпущу тебя.

Теперь она висела на стене, и пальцы ее ног едва касались соломы на полу. Стена была холодной и сырой, она изогнулась дугой, чтобы не касаться ее. Дрожащими пальцами Хостилий медленно стянул с нее одежду. Потом отступил назад и уставился на нее. В его глазах горело желание.

Наконец он заговорил, и его голос был хриплым от нетерпения:

– Ты даже прекраснее, чем я помню!

Он застонал, и она увидела, как по его тоге расползается влажное пятно. Она с отвращением поняла, что он не смог сдержать себя.

Она надеялась, что теперь-то он оставит ее в покое. Но Хостилий, казалось, даже не заметил, что случилось, и протянул руки, чтобы коснуться ее грудей. Зенобия отпрянула, и ее спина прижалась к сырым, холодным камням стены камеры. Его мясистые пальцы начали прикасаться к ее теплой коже, вначале легко, а потом, когда вожделение овладело им, он схватил обеими руками ее груди и сжал их так неистово, что она вздрогнула от боли, и на ее бледно-золотистой коже остались следы. Со стоном он крепко прижался к ней, его губы стали искать ее сосок. Он глубоко засунул его себе в рот и стал сосать.

Он настойчиво сосал ее грудь, словно голодный младенец. Его рот был жестоким и требовательным. Она испытывала к нему полнейшее отвращение, сопротивлялась и изгибала свое тело, чтобы ускользнуть от него, но он схватил ее за бедра и заставил стоять неподвижно, продолжая терзать сосок. Выжав из одной ее груди все, что возможно, он приник своей лысой головой к другой груди.

– Ты отвратителен! – сказала она. – Ты противен мне! Неужели ты не можешь любить женщин нормально? Ты обязательно должен насиловать их, чтобы получить удовлетворение?

В ответ он укусил ее грудь, и она вскрикнула от боли, а ее руки инстинктивно дернулись, чтобы ударить его. Он в ответ сжал ее ягодицы жестокой хваткой. Она попыталась отплатить ему, подтянув вверх колени и ударив его. Ее онемевшие ноги погрузились в мягкий живот, и Хостилий отшатнулся от Зенобии с криком «Уфффф!». Восстановив равновесие, он подошел к ней. Его маленький собачий хлыст взвился и врезался в ее нежные бедра и живот, заставив ее вскрикнуть от боли. Но она все продолжала язвить его:

– Чудовище! Скользкое пресмыкающееся! Освободи меня, а тогда уж и пытайся изнасиловать! Но ведь ты не мужчина!

– Ты увидишь, как я мужествен, сука, когда я возьму тебя! – зарычал он. – Ты будешь умолять меня продолжать и никогда не останавливаться!

Маленький хлыст снова и снова рассекал ее кожу, кровь сочилась из небольших рубцов на ногах и животе.

Теперь Зенобию охватил гнев, испуг прошел, и она продолжала насмехаться над ним:

– Ты свинья, Хостилий! Ты уже пролил семя от вожделения, и не думаю, что ты сможешь восполнить его! Вероятно, тебе впервые за многие месяцы представилась такая возможность!

– Полагаю, мне следует разделить тебя с тюремщиком! – угрожающе произнес он.

Она презрительно засмеялась:

– Ты должен увидеть, как другой мужчина насилует меня, прежде чем сам будешь готов, Хостилий?

Валериан Хостилий стал красным, как свекла, и в его глазах появилось крайне злобное выражение. Он гадко улыбнулся ей и сказал:

– Теперь я знаю, как утихомирить твой злой язычок!

Собачий хлыст мелькнул в воздухе и стегнул ее по соску. Она вздрогнула, внезапно потеряв присутствие духа от его слов. Он вышел за дверь и со стуком захлопнул ее. Почти мгновенно дверь, скрипя, снова открылась, и в камеру вошел тюремщик. Его взгляд устремился на Зенобию, и в нем ясно читалось страстное желание. Хостилий снова улыбнулся:

– Мне нужна помощь, тюремщик. Помоги мне, и она станет твоей. Когда я кончу заниматься ею, она будет сама кротость и покорность, обещаю!

Тюремщик облизнул губы и заскулил:

– А что, если она все расскажет, благородный сенатор? Ведь я не занимаю такое высокое положение, как вы.

Хостилий рассмеялся:

– Неужели ты думаешь, что эта гордая сука признается, что ее оседлал такой подонок, как ты? Не будь смешным! А теперь помоги мне.

– А что я должен делать, благородный сенатор?

– Я сейчас спущу ее вниз. Ты положишь ее себе на колени и будешь крепко держать. Мне пришла фантазия немного похлестать ее по заднице.

Хостилий отпер железные наручники, охватывавшие запястья Зенобии, и ее ноги снова встали на пол.

– Не помогай ему, добрый тюремщик! – вскрикнула она. – Я скажу, что он прокрался в камеру, когда ты не видел его, а ты, не зная об этом, запер меня здесь с ним. Я заявлю, что ты обнаружил его, когда тебя встревожили мои крики! Добрый тюремщик, я – важная пленница империи!

Хостилий нанес Зенобии удар в висок, от которого она пошатнулась.

– Не обращай внимания на эту суку! Она – никто!

И снова хлыст опустился на нее, заставив ее вскрикнуть сквозь стиснутые зубы.

– Брал ли ты когда-нибудь женщину так, как берут мальчиков? – спросил Хостилий тюремщика и засмеялся. – Да, да, я вижу, брал! Ну что ж, я собираюсь сейчас взять ее именно так! Уложи-ка ее, тюремщик! Думаю, теперь она уже вполне готова принять меня. Не правда ли, Зенобия?

Тюремщик заставил ее лечь на солому лицом вниз, и она почувствовала, что Хостилий возится сзади. Тюремщик завел ей руки за голову, чтобы она не могла сопротивляться. «О боги! – подумала она. – Так только собаки спариваются, но не люди!» Она почувствовала, как его пальцы раздвигают ее ягодицы, как что-то скользкое пытается проникнуть в ее тело, и пронзительно закричала:

– Не-е-ет! Не-е-е-е-е-е-ет!

Тут со стороны двери камеры послышался гневный рев, она вдруг почувствовала, что ее руки свободны, а туша Хостилия рывком слетела с нее. Тюремщик уже истерически бормотал:

– Я сделал то, что он велел мне! Я бедный человек, господин! Не убивайте меня!

– Пусть он уходит, Марк! – услышала она слова Гая Цицерона, а потом голос Марка ответил:

– Беги же, чтобы сохранить свою жалкую жизнь, человек, пока я не пожалел о своем милосердии!

У нее болело все тело, и она была слишком слаба, чтобы подняться. Она лежала лицом вниз на соломе и слушала, как ее муж холодно произнес:

– Считай, что ты мертв, Валериан Хостилий!

Потом послышался странный звук: сопение и глухой стук тела, ударившегося об пол. Ей можно было не говорить, что сенатор умер.

И тут она потеряла сознание.

Придя в себя, она не могла понять, где находится. Постепенно она разобралась, что куда-то движется, что ей ужасно больно и что ткань туники царапает и раздражает кожу. Она одета! Она в носилках! Она в объятиях Марка! Она в безопасности!

– Марк! – прошептала она потрескавшимися губами.

– Любимая!

Она увидела его лицо, и с каждым мгновением оно становилось все более четким.

– Хвала богам, что ты подоспел вовремя, – тихо произнесла она. – Он собирался…

– Я знаю, что собиралась сделать эта свинья! – мрачно сказал он.

– К тебе пришел Гай?

– Да. Они задержали его и хотели выяснить, не организован ли контрзаговор. Он уже поклялся в верности сенату, и ему не сделают ничего плохого, независимо от того, что произойдет с Аврелианом.

– А я свободна?

– Да. Доктор Цельс не стал терять времени и сообщил сенатору Тациту, что ты не носишь ребенка Аврелиана. Уже был дан приказ о твоем освобождении. Хостилий знал, что так оно и будет.

– Он мертв, Марк?

– Да. Я перерезал ему горло.

– Мы уедем завтра?

– Да. Я подал прошение от имени моей матери взять тебя на побережье, чтобы ты могла восстановить силы. Тацит сам подписал приказ. Думаю, он подозревает, что вовсе не моя мать хочет взять тебя на побережье. Однако мы не сможем проехать через городские ворота к порту без пропуска, выданного сенатом. Ведь ты все еще пленница империи.

– Ты везешь меня домой?

– Да, моя любимая. Я везу тебя домой.

Она снова закрыла глаза, а когда проснулась, то обнаружила, что лежит в удобной постели в доме. Одежда была снята, а раны промыты, перевязаны и смазаны сладко пахнущей мазью. Покрывало постели немного приподнято, и хотя оно укрывало ее, но в то же время не касалось ее чувствительной кожи. Она вздохнула с облегчением, и в то же мгновение рядом с ней оказалась Дагиан.

– Моя дорогая доченька, хвала матери Юноне, что ты спаслась!

Ее синие глаза были мокрыми от слез.

– Который сейчас час?

– Уже почти рассвет, – последовал ответ.

– Неужели вы просидели возле моей кровати всю ночь, Дагиан?

– Только последний час, моя дорогая. Зато Марк оставался с тобой всю ночь.

– Я хорошо себя чувствую, только немножко больно, – заверила Зенобия Дагиан. – Марку не следовало так изнурять себя, особенно учитывая то, что сегодня мы уезжаем.

– Мы не уедем до полудня, Зенобия. Марк немного изменил планы. Когда вчера поздним вечером он вернулся вместе с тобой, он послал капитану приказ вывести корабль из старой гавани в Остии и перевести его в новую гавань в Порт. Вместо того чтобы ехать к побережью, мы собираемся спуститься на барже вниз по течению Тибра, а потом направимся по каналу Клавдиана прямо в гавань Порт. Так гораздо удобнее для тебя, моя дорогая. Все наши вещи отправлены вчера на рассвете, и они будут ожидать нас на борту корабля. Вчера поздно вечером туда послали всадника, чтобы сообщить капитану об изменении планов.

– Значит, мы отплываем завтра?

– С первым же отливом, моя дорогая.

– Мне не жаль прощаться с Италией, Дагиан, как бы я ни боялась вашей Британии.

– Боялась Британии? Но с какой стати тебе нужно бояться моей родины? – изумилась Дагиан.

– Судя по тому, что Марк рассказывал мне, Дагиан, ваша страна дикая и жестокая.

– Судя по тому, что Марк рассказывал мне, Зенобия, твоя родина тоже дикая и жестокая, – с улыбкой ответила Дагиан. – Думаю, моя дорогая дочь, весь вопрос в том, насколько хорошо ты знаешь страну. Британия пугает тебя потому, что ты никогда не была там. Кроме того, сомневаюсь, что тебе когда-нибудь придется увидеть хоть одного из наших воинов, раскрашенных в синий цвет и ведущих бой.

И она рассмеялась при виде испуганного выражения на лице Зенобии.

– Ваши воины раскрашивают себя в синий цвет?

– Это на самом деле так, – сказала Дагиан, усмехаясь.

– Но зачем?

– Согласно поверью, воинов, павших в битве и раскрашенных в синий цвет, с почестями встречают на том свете.

Зенобия подумала, а потом, к удивлению Дагиан, кивнула головой и задумчиво произнесла:

– Да, это я понимаю.

«Как странно, – подумала Дагиан. – Я хотела развеселить ее, а вместо этого успокоила ее страхи».

– Поспи-ка еще, Зенобия, – сказала она. – Впереди у нас долгое путешествие.

Она послушно заснула и проснулась незадолго до полудня. Теперь рядом с ней были обе ее служанки, Баб и Адрия. Боль почти утихла. Она потянулась, лениво зевнула, и Баб с озабоченным лицом поспешила к ее ложу.

– Госпожа Дагиан рассказала мне о том тяжелом испытании, которое тебе пришлось перенести, дитя мое! Проклятые римляне! Они – злобный народ!

– Мой муж – тоже римлянин, Баб.

– Нет, он не римлянин! – быстро ответила Баб. – Может быть, его отец и был римлянином, но Марк Александр Бритайн похож на свою мать.

Зенобия рассмеялась:

– Вижу, ты уже утвердилась в своем мнении. Что ж, хорошо, я не стану спорить с тобой, моя старая подруга. Однако я хочу встать. Пожалуйста, позаботься об одежде.

Пока старая Баб выполняла ее поручение, Адрия осторожно откинула с ложа покрывало и помогла Зенобии встать. Ее лицо залилось краской от смущения, когда она увидела тело своей хозяйки. Посмотрев вниз, потрясенная Зенобия судорожно вздохнула. «О Венера, помоги мне!» – вскрикнула она. На ее груди виднелись четкие отпечатки пальцев, а нижняя часть туловища была покрыта узкими вспухшими рубцами. Посмотрев на себя через плечо в небольшое зеркало, она увидела, что ягодицы сплошь покрыты кровоподтеками.

Обернувшись, Баб пронзительно вскрикнула от ужаса и, задыхаясь, схватилась за грудь.

– Что они с тобой сделали, дитя мое?!

Зенобия меньше беспокоилась за себя, чем за старую женщину, которая верно служила ей с самого детства. Поэтому она сказала:

– Все в порядке, Баб. Но не знаешь ли ты какого-нибудь снадобья или мази, благодаря которым эти кровоподтеки могли бы быстро зажить?

Отвлекшись, старая женщина на мгновение задумалась, а потом сказала:

– Я пошлю одного из рабов к аптекарю. Не бойся, дитя мое, я сделаю так, что отметины исчезнут быстро. Только зверь мог так жестоко терзать тебя! Даже император никогда не обращался с тобой подобным образом.

– Нет, не обращался, – сказала Зенобия, вспомнив замечание Хостилия относительно того, как по-разному обращались с пленниками империи.

После полудня они выехали из дома и отправились к месту, где стояла на причале баржа. Носилки, в которых сидели женщины, не привлекли к себе внимания. У причала документы проверили, и они подошли к барже.

Баржа оказалась роскошная, но не слишком большая. Подняли парус, чтобы поймать послеполуденный ветер. Плавание вниз по реке к гавани Порт началось.

Стояла прекрасная и теплая погода. Ни Марк, ни Зенобия, ни Дагиан не могли чувствовать себя в полной безопасности, пока не выйдут в море. Когда наступила ночь, семья разделила скромную трапезу на открытой палубе баржи. Еду они взяли с собой.

С наступлением ночи рабы улеглись спать на открытой палубе, а семья вместе с личными слугами устроилась в каюте баржи. Там было всего две койки, Дагиан легла на одну, а Мавию и старую Баб положили на другую.

Баб громко запротестовала:

– Нет, нет, дитя мое, это нехорошо, что ты будешь спать на полу, а я на кровати.

– Успокойся, старушка! – сказала Зенобия. – Вспомни о своих годах! За последние месяцы тебя перевезли из Пальмиры в Рим, а теперь тебе предстоит вынести еще одно длинное путешествие. Я хочу устроить тебя поудобнее. Что я стала бы делать без тебя, Баб?

– Я буду с тобой так долго, как позволят боги, но не дольше! – сказала Баб.

Марк тепло улыбнулся верной старой служанке и добродушно обнял за плечи.

– Британия покажется тебе милее, если твои старые кости не будут болеть. Ложись спать с Мавией и не спорь!

Баб взглянула на него с обожанием. Зенобия никогда прежде не видела, чтобы она награждала таким взглядом какого-нибудь мужчину.

– Да, хозяин, и благодарю за вашу доброту ко мне! – сказала она.

Адрия и Чармиан устроились на полу, а Марк с Зенобией вернулись на палубу. Над ними теплая весенняя ночь сверкала миллионами ярких звезд. Река нежно ласкала плоское дно баржи, а ветер играл выбившимися завитками длинных черных волос Зенобии.

Марк стоял позади нее, крепко обнимая ее за талию и прижимая к себе. Долгое время они молчали, и она удивлялась чувству покоя и защищенности, которые охватили ее. Ей было приятно чувствовать твердость его груди, прижимавшейся к ее спине, и нежность его дыхания.

– Я так счастлива, что ты любишь меня! – тихо произнесла она.

Он негромко рассмеялся:

– Наконец-то мы вместе!

– Не говори этого! – умоляла она. – Не надо! Ведь мы не бежали еще из империи. Я любила тебя так долго, что все еще не осмеливаюсь поверить в этот счастливый конец.

– Мы вместе, Зенобия, отныне и навсегда! – сказал он со спокойной уверенностью. – И мы начнем свою жизнь заново. Мы воспитаем нашу дочь, и у нас родится сын.

– И все же я опасаюсь богов, – тихо сказала она.

– Не бойся их, любимая. Ведь ты – их избранница и всегда была ею.

Он повернул ее к себе, и его губы с бесконечной нежностью коснулись ее губ, наслаждаясь ими, как пчела наслаждается драгоценным нектаром, властно лаская их. Со вздохом она ответила на его поцелуй, ее губы раскрылись, руки обвились вокруг его шеи, а ее пышное тело слилось с его сильным, крепким телом. Он просунул язык между ее губами и стал водить им у нее во рту, прикасаясь с неистовой пылкостью к кончику и боковым сторонам ее языка, к ее нёбу, к уголкам ее губ. Его поцелуи становились все более глубокими, все более пылкими и властными, разжигая пламя страсти, бушевавшее в них обоих. Зенобия задрожала, отдавая себя ему, но, внезапно осознав, где они находятся, Марк очень нежно разомкнул объятия.

Она слабо засмеялась и негромко сказала:

– Никогда еще ни один мужчина не разжигал во мне такую страсть, мой дорогой. Ах, если бы только на твоем корабле было место, где мы могли бы побыть наедине! Мне тяжело быть с тобой рядом и в то же время не иметь возможности ласкать тебя.

Он усмехнулся:

– Ты такой лакомый кусочек, я страстно желаю упиваться любовью к тебе. Однако сейчас, я думаю, нам лучше поискать объятий Морфея и поспать.

Через два часа после наступления рассвета они прибыли в суетливый городок Порт, приплыв туда по каналу Клавдиана. Их встретили слуги семьи Александров с носилками и отнесли к тому месту, где был пришвартован корабль Марка.

Это было великолепное судно. Его темные деревянные борта были отполированы до блеска и светились красновато-коричневым сиянием. Корму корабля украшала прекрасная резьба, изображавшая сцены с прыгающими дельфинами, океанскими нимфами, резвящимися среди волн, изящными раковинами. Все было покрыто великолепной позолотой. Палубу изготовили из светлого дуба. Четыре голубых паруса – квадратный главный парус, два треугольных паруса над ним, называемые «латинскими», и маленький квадратный парус на носу, который назывался «артемон», – сшиты из самой лучшей парусины.

У корабля было два руля, по одному с каждой стороны кормы. Рулевые матросы стояли на небольшой приподнятой палубе, а под ней находилось что-то вроде каюты, куда можно было спуститься отдохнуть после вахты.

На главной палубе находилась каюта хозяина, состоявшая из двух комнат. Большая передняя комната была просторной и светлой и предназначалась для трапез. Позади главной каюты, под рулевой палубой, находилась меньшая комната – спальня.

Под палубами располагались огромный грузовой трюм и кубрики для команды. Все рабы семейства Александров также разместились в трюме.

Торговый корабль был быстроходным, крепким и надежным, но его легко могли захватить более быстроходные биремы или триремы – римские военные корабли, которые ходили не только под парусами, но и на веслах. Капитан заявил властям, что корабль берет курс на Кипр. Выйдя в море, Марк прикажет изменить курс. Чем меньше людей посвящено в их тайну, тем лучше.

Маленькая Мавия пришла в восторг от корабля и сразу же заявила об этом всем.

– Как он называется, мама? – спросила она у Зенобии, которая обратилась за помощью к Марку.

– «Морская нимфа», дочь моя, – ответил Марк.

– Но ведь я не твоя дочь, не так ли? – наивно спросила Мавия.

Марк поднял девочку на руки, посмотрел в ее синие глаза, так похожие на его собственные, мягко коснулся каштановых волос и просто ответил:

– Ты действительно мой ребенок, и я люблю тебя!

Мавия обняла его за шею и поцеловала в щеку.

– Мне всегда хотелось иметь отца. Я счастлива, что ты мой папа!

Вот так просто все произошло. С этого момента Мавия, царевна Пальмиры, исчезла в тумане времени. Осталась только Мавия – дочь Марка Александра Бритайна. Пройдет время, Мавия вырастет и никогда не вспомнит, что когда-то она не считала его своим отцом.

В глазах Зенобии блестели слезы.

– Спасибо тебе! – сказала она мужу, и Марк понял ее.

– Это был подходящий момент, – сказал он.

Они взошли на борт «Морской нимфы», где их тепло приветствовал капитан Павел. Чармиан повела Мавию осматривать корабль, пока все остальные занялись размещением. Зенобия и Марк заговорили с капитаном.

– Следующий прилив начнется в два часа пополудни, господин, – сказал капитан. – Тогда, с вашего позволения, мы сможем отчалить.

– Есть у нас причины задержаться, любовь моя? – спросил Марк.

– Нет, – ответила она. – Я желаю отплыть сегодня же.

– Тогда да будет так! – И Марк бросил взгляд на капитана, который кивнул в знак согласия.

– Все припасы уже на борту, пресной воды достаточно, господин. Если вы, моя госпожа, нуждаетесь в чем-то еще, то поступите мудро, если купите все это сейчас. Я могу послать одного из своих людей сопровождать вас по портовым лавкам.

– Да нет, мне ничего не надо, – ответила Зенобия. – Но все же я позову моих служанок, и мы посетим лавки, как вы предлагаете. Вашим сопровождающим я буду очень рада.

Зенобия разыскала Дагиан и Адрию, и женщины отправились за покупками в компании двух мускулистых матросов. Когда они вернулись на «Морскую нимфу», Зенобия увидела на палубе знакомую фигуру. Адрия поспешно ушла с немногочисленными покупками, а Дагиан и Зенобия подошли к Марку и его гостю.

– Гай Цицерон, как приятно видеть вас! – сердечно произнесла Дагиан.

Трибун низко поклонился и ответил:

– А мне, как всегда, приятно видеть вас, госпожа Дагиан. Как здоровье?

– Хорошо. А как Клодия и ваши дети?

– Они процветают.

Установилось короткое неловкое молчание. Потом Дагиан произнесла:

– Пойдем, Зенобия, позаботимся о Мавии.

Марк взглянул на свою жену.

– Нет! Ты иди, мама. Я хотел бы, чтобы Зенобия осталась здесь, с нами, на несколько минут. Займи чем-нибудь Мавию!

Дагиан удалилась, а Зенобия взглянула на мужчин.

– Ну, – спросила она, – что случилось? Могу точно сказать – хорошего мало.

– У меня с собой приказ, согласно которому вы должны вернуться Рим, ваше величество.

– Никогда!

Мужчин поразили решимость и сила духа, прозвучавшие в коротком ответе. Пытаясь успокоить ее, Марк взял ее за руку, но она сердито выдернула.

– Я лучше умру, но не вернусь в Рим, Гай Цицерон. Я устала от войн, устала от политики! Теперь мое единственное желание – прожить жизнь в мире. Если это невозможно, то возьмите меч и убейте меня, но в Рим я не вернусь! – Она взглянула на мужа. – Ты уже сказал ему?

Марк отрицательно покачал головой.

– Так скажи же! – приказала она.

– А что вы собираетесь мне сообщить? – Гай Цицерон казался смущенным.

– Мы с Зенобией поженились два месяца назад, Гай. У нас есть свидетели – моя мать и две служанки Зенобии.

– Клянусь богами, вы собираетесь покинуть Италию! – тихим голосом произнес трибун.

– Да, собираемся.

– Я не могу разрешить тебе это, Марк. Необходимо проинформировать сенат о твоей женитьбе на царице Зенобии. Они, разумеется, аннулируют брак, потому что, имея мужа, царица снова станет опасной для Рима. Сожалею, но не могу позволить вам уехать.

Он казался искрение опечаленным.

– Вы обязаны мне очень многим – жизнью своей! – зарычала на него Зенобия.

Она снова стала царицей, подтянулась, выпрямилась во весь рост и посмотрела Гаю Цицерону прямо в глаза. Весь ее облик стал царственно гордым. Он вспомнил тот день, когда впервые увидел ее стоящей в царском облачении на сцене Пальмиры, бросая вызов могучей Римской империи.

– Я предупредила о неминуемом падении Аврелиана, чтобы вашей жене не пришлось оплакивать вашу смерть, чтобы ваши дети, как рожденные, так и нерожденные, не потеряли отца. Гай Цицерон, я подарила вам жизнь! А теперь подарите жизнь мне!

– Ваше величество, если бы это зависело от меня, я пожелал бы вам удачи Нептуна, куда бы вы ни направились. Но это не мое решение. Я всего лишь слуга империи, но я хороший слуга. Я не предам свой народ!

– Мы и не просим вас предавать Рим, Гай! – спокойно произнес Марк. – Нам с Зенобией нечего делать в Риме. Мы – лишь муж и жена, которые пытаются начать новую жизнь на руинах прежней жизни. Пальмира уничтожена. Она никогда не поднимется из развалин, в которые превратил ее Рим. Ее молодой царь живет в изгнании вместе с семьей, а юный царевич исчез в пустыне. Больше не существует царицы Пальмиры! Есть только Зенобия, жена Марка Александра, мать, женщина. Позволь нам уехать, Гай!

Во время его страстной речи Зенобия крепко прижималась к мужу. Наконец они стали семьей – она, Марк и Мавия! Она гордилась своим мужем.

Гай Цицерон взглянул на них и понял, что только смерть разлучит их. Его старый друг, Марк Александр Бритайн, скорее пожертвует их долгой дружбой и перережет ему горло, чем позволит забрать Зенобию. Он не знал, почему сенат переменил свое решение. Да и какая разница, размышлял он. Падение Аврелиана неизбежно, а Зенобия собирается бежать из империи. Он видел ее решимость.

– Я прибыл раньше своих солдат, – сказал он. – Никто не знает, что я видел вас. Кто возразит мне, если скажу, что ваш корабль уже отчалил, когда я достиг Порта?

– Благодарю тебя, друг мой! – с благодарностью произнес Марк.

– Какой курс вы берете?

– На Кипр, – последовал ответ.

Лицо Гая Цицерона оставалось непроницаемым, но он ни на минуту не поверил, что Кипр действительно место их назначения.

– У меня нет приказа следовать за вами, – сказал он. – Я установлю у начальника порта ваше место назначения и вернусь с этой информацией в Рим. – Он улыбнулся им. – Да ускорят боги ваше путешествие, друзья мои, и приведут вас в безопасное место!

Потом мужчины пожали друг другу руки. Гай Цицерон покинул корабль, поспешно сойдя на пристань.

Марк повернулся к стоявшему рядом матросу:

– Все на борту?

– Да, господин! – последовал ответ.

– Тогда поднимите сходни! – приказал хозяин корабля.

Быстро поцеловав Зенобию в лоб, он поспешил на поиски капитана Павла. Капитан находился на рулевой палубе.

– Я отдал приказ поднять сходни, – сказал ему Марк. – Отлив уже начинается?

– Да, господин, – послышался ответ. – Я как раз отдаю приказ отчаливать.

– Измените курс! – сказал Марк.

– Изменить курс? На какой же, господин?

– На Массалию, капитан Павел.

– Если нам нужно отчалить с этим приливом, господин, то у меня не будет времени сообщить об этом начальнику порта.

– Но я хочу отплыть немедленно, капитан Павел, – задумчиво произнес Марк.

В ответ капитан сказал:

– А какой от этого может быть вред, господин? Ведь на борту корабля только хозяин, его семья, их вещи и движимое имущество. Никаких ценных грузов…

И капитан начал отдавать приказы. Корабль медленно отчалил, заняв свое место среди других судов.

Марк Александр Бритайн вернулся вниз, на главную палубу, и встал рядом с Зенобией возле бортика, наблюдая за движением в гавани. Тем временем паруса «Морской нимфы» поймали ветер, и судно начало медленно выходить в открытое море.

Взяв Зенобию за руку, он сказал:

– Я вспоминаю тот день, когда мы прибыли сюда из Британии много лет назад. Как непохожа эта страна на мою родину! Я никогда не любил Рим так, как Британию или Пальмиру. – Он вздохнул и продолжал: – Интересно, как встретит нас Британия? Это суровая страна, Зенобия. Ты не привыкла к холоду, а в Британии зимы довольно суровые.

– Ты говорил, что на островке, где мы обоснуемся, климат мягкий, там даже растут пальмы. Но ведь пальмы не могут расти в суровом климате. А пока там растут пальмы, мне будет хорошо, любовь моя.

Они вышли из гавани, и когда «Морская нимфа» понеслась в открытое море, Зенобия почувствовала легкий холодок возбуждения. Как ни странно, море не пугало ее, дитя пустыни. Она нашла, что оно очень похоже на пустыню – такое же огромное, волнистое и все время меняющееся. Казалось, оно бескрайнее. Последующие дни она часами стояла у поручней, вглядываясь в горизонт.

Стояла ранняя весна, когда они отчалили из Порта. В скором времени они должны были достичь Массалии – большого и древнего порта в той части Галлии, которая была известна как Галлия Нарбонская^[18]. Здесь семья Александров должна была сойти с корабля и пуститься в путь через Галлию по дороге, по которой веками ходили караваны с оловом. На северном побережье Галлии они должны были снова встретиться с «Морской нимфой», пересечь пролив и попасть в Британию. Из-за опасностей морского путешествия Марк предпочел, чтобы его семья путешествовала по суше. Рабы останутся на корабле. Однако служанки Зенобии и Дагиан, няня Мавии, а также Север поедут вместе с семьей.

В Массалии никто не проявил интереса к «Морской нимфе» и ее пассажирам. Марк с облегчением вздохнул. Он понимал, что, когда Гай Цицерон вернулся в Рим с сообщением о том, что они отплыли в сторону Кипра, наверняка был отдан приказ преследовать их в этом направлении. Не обнаружив их на Кипре, они скорее всего попытаются догнать их по пути в Британию. Но к тому времени их след уже потеряется.

Они сошли с «Морской нимфы» и без приключений добрались до северного побережья Галлии.

Погода на всем пути следования стояла прекрасная. Они путешествовали по цветущей Галлии. Зенобию поражали девственные леса с огромными деревьями. Ей никогда прежде не приходилось видеть таких обширных лесных пространств. Ей не нравилось, что деревья загораживают солнце. Когда они останавливались на ночлег под кронами деревьев, она лежала без сна, с широко открытыми глазами, прижимаясь к Марку, который беззаботно посапывал рядом с ней. Крик совы, необъяснимые шорохи заставляли ее сердце замирать от страха. Зенобия вздохнула с облегчением, когда они наконец добрались до побережья, где их ждала «Морская нимфа», чтобы переправить в Британию.

Они отплыли из Галлии с вечерним отливом. К утру они должны были прибыть в Британию. В ту ночь Зенобия дремала урывками, с нетерпением дожидаясь рассвета. Как только небо стало светлеть, она закуталась в длинный плащ и вышла из каюты. На море стоял штиль. «Морская нимфа» мягко покачивалась посреди облаков тумана, только вода мягко билась о борт корабля.

Постепенно светлело, туман рассеялся, и она увидела впереди большой остров. Его белые утесы вздымались из моря. Она услышала шаги, такие знакомые, что даже не потрудилась обернуться.

– Как называется эта земля, Марк?

– Это остров Виктис, а сразу за ним – порт Адурни, где мы причалим.

– Почему утесы такие белые?

– Они из мела, – ответил он.

– Как интересно! – сказала она и прибавила: – А Ваба и его семья будут ждать нас в порту Адурни?

– Нет, – спокойно произнес он.

– Они уже на острове или, может быть, вскоре приедут?

Он вздохнул.

– Они вообще не приедут, любимая.

– Не приедут?! – Она обернулась и посмотрела на него. – Но почему же, Марк?

– Потому что Ваба решил остаться. Может быть, Кирена – не самое лучшее место в Римской империи, но он предпочитает оставаться там вместе с Флавией и дочерью. Он доволен жизнью.

Слезы хлынули из ее глаз.

– Он отвергает меня, Марк! Он отвергает свою собственную мать! Он так и не простил мне разгрома Пальмиры, и сомневаюсь, что когда-нибудь простит. Мои дети покинули меня, и я осталась одна!

– Все твои дети живы, хотя и предпочли идти своей дорогой, любимая. Деми нашли среди руин города. Твои братья выходили его, и он выздоровел. Он решил остаться с бедавийцами. Так что сыновья Одената выжили, несмотря ни на что, а у нас есть дочь! Это правда, что боги отбирают одной рукой, но они также и дают другой рукой.

Она плакала, прижавшись к его груди, пока ее печаль наконец не утихла. Тихо всхлипывая, она посмотрела на него. С нежной улыбкой он поцеловал ее в нос, и она тихонько засмеялась.

– Я люблю тебя, – сказал он, – и мы вот-вот начнем новую жизнь. Забудь о прошлом, Зенобия! Только сегодня и завтра имеет значение.

– Да, ты прав, Марк, – сказала она. – И все же я не могу не грустить. В последний раз я видела их еще мальчиками, а вот теперь они уже взрослые мужчины и больше не нуждаются во мне.

– Зато ты нужна мне, – ответил он, – и нашей дочери тоже. У нас появятся дети, которые заполнят твою жизнь!

– Я знаю, Марк, но все же позволь мне оплакать мою потерю, в которой я не виновата. Женщине нужно погоревать, когда она теряет своих детей. Но не бойся, я не умру от горя!

«Морская нимфа» проплыла мимо Виктиса, обогнула мыс острова и вошла в гавань Адурни, совсем крошечную, хотя и считалась главным портом – воротами в Римскую Британию. На палубе началось оживленное движение – матросы готовились причаливать.

– Взгляни! – указал Марк. – Вон мой брат Аул, он пришел встречать нас!

– Твой брат? Но откуда он узнал, что мы приплываем?

– «Морская нимфа» прибыла к побережью Галлии раньше нас. Прежде чем мы покинули корабль в Массалии, я проинструктировал капитана Павла, чтобы он, как только достигнет Галлии, отправил в Британию посыльного. Вот почему Аул здесь. – Он снова повернулся к поручням и крикнул: – Аул! А ты все толстеешь!

– А ты все седеешь! – послышался насмешливый ответ.

Канаты бросили с корабля на берег и закрепили. Опустили сходни, и Аул Александр Бритайн ринулся на борт, чтобы обнять своего брата. В его синих глазах стояли слезы, и, позабавив своего старшего брата, он быстро смахнул их. Марк обнял брата, с силой похлопав его по спине.

– Хвала богам, что ты цел и невредим! – воскликнул Аул. – А как наша мать?

– Я доставил ее в целости и сохранности, – ответил Марк.

Они разжали объятия и некоторое время стояли, оглядывая друг друга. Потом Аул посмотрел на Зенобию. В ответ она невозмутимо взглянула на него.

Наконец Аул усмехнулся в бесстыдной мальчишеской манере.

– А это Зенобия? – спросил он.

Марк улыбнулся:

– Да, ты, хулиган-переросток, это Зенобия, моя жена. Зенобия, это мой очаровательный, но грубый младший брат Аул.

– Приветствую вас, братец, – сказала Зенобия, озорно обняла его, расцеловала в обе щеки.

Когда ее пьянящий гиацинтовый аромат ударил Аулу в ноздри, он почувствовал мгновенный приступ острого желания и судорожно вздохнул в удивлении. Марк и Зенобия засмеялись.

– Вот это да! – усмехнулся младший Александр. – Сдаюсь, сестра! Ты так невероятно женственна и прекрасна! Преклоняюсь перед выбором моего брата!

– И тебе следует быть таким же! – поддразнила его Зенобия и повернулась к мужу: – Я приведу Дагиан. Уверена, ей захочется увидеть этого негодяя!

Аул и Марк посмотрели ей вслед, и Аул с усмешкой поздравил старшего брата:

– Клянусь богами, она красавица! Она родит тебе кучу сыновей, братец!

– Возможно, если нам повезет, Аул, но я не стану подвергать опасности ее жизнь, чтобы обеспечить себе бессмертие. Мы с Зенобией уже не дети, хотя поженились недавно. У нас уже есть ребенок, и даже если Мавии суждено остаться нашей единственной дочерью, я буду доволен.

– Но ведь дочь Зенобии – это ребенок ее покойного мужа. Она не в счет.

– Дочь Зенобии – это моя дочь, брат.

Аул все еще не понимал. Но тут он увидел маленькую девочку, которая вышла из каюты корабля и побежала к ним.

– Папа! Это Британия? Мы уже здесь?

Марк подхватил ее на руки, и Аул в изумлении увидел, как похожи отец и дочь: цвет глаз, волосы, нос, манеры – все взяла Мавия у своего отца.

– Мавия, это твой дядя Аул, – бесстрастно произнес Марк.

Мавия протянула ручки к Аулу, и, очарованный, он взял ее у отца. Она ласково улыбнулась ему:

– Как поживаете, дядя Аул?

– Очень хорошо, маленькая Мавия, – ответил он.

– А у вас есть маленькая девочка вроде меня? – спросила она.

– Да, да, есть! Сегодня ты отправишься в Салину, где у меня есть хорошая вилла. Тебя ждут маленькие братья и сестры, Мавия. Обещаю, ты хорошо проведешь там время!

Мавия весело захлопала в ладоши.

– Ты слышал, папа? У меня есть братья и сестры, которым не терпится поиграть со мной! Раньше у меня никого не было! Я полюблю эту Британию! Я знаю, что полюблю!

Аул опустил ее на палубу, и она снова вернулась в каюту. На палубе появилась Зенобия.

– Ваша мать скоро придет, – объявила она.

– А какие новости об императоре? – спросил Марк.

– О каком императоре? Аврелиан мертв. Его убили. Теперь правит Тацит.

– Этот старый сенатор?

– Да. Армия требовала назначить его.

– Был ли какой-нибудь шум по поводу исчезновения царицы?

– Никакого. Я даже не слышал, что она исчезла. Говорят, императрица Ульпия умерла в тот же час, что и Аврелиан.

– Ах, верная Ульпия! – воскликнула Зенобия. – Она будет так же хорошо служить ему после смерти, как при жизни.

– Ты уверен в этом, Аул? Ты уверен, что о Зенобии никто не вспомнил?

– Ничего такого, что дошло бы до меня, Марк, а ведь я имею доступ к точной информации.

– Значит, мы в безопасности? – спросила Зенобия.

– Возможно, любимая, но, как бы там ни было, я не стану рисковать. – Он нежно коснулся ее лица и снова повернулся к брату: – Аул, я хочу купить у тебя остров возле южного побережья, тот самый, который наложница нашего деда принесла ему в приданое.

– Он твой, брат, но я не возьму денег. Это мой свадебный подарок тебе. Но что ты будешь с ним делать?

– Мы хотим там обосноваться, Аул. Думаю, это самое безопасное место!

– Да, – согласился Аул, – там вас искать не будут. С благословения богов, у нас есть время, чтобы подготовиться. Однако сначала ты должен поехать в Салину и познакомить Зенобию с остальными членами нашей семьи.

– Я предполагал немедленно отправиться на остров, – сказал Марк.

– На римском корабле с римской командой? Нет, брат, не думаю, что это разумно. Корабль вернется в Рим, и капитан сможет сообщить, что доставил тебя до порта Адурни. Кроме этого, им нечего рассказать властям. Может быть, Британия и остров, но большой остров. Пусть лучше наши люди переправят вас на островок, Марк!

– Аул! – Дагиан поспешила к сыну и поцеловала его. – Разве я не говорила, что не умру на чужбине? И вот я дома после стольких лет! Я с трудом верю в это! Скажи, как поживают Эда и мои внуки!

Он, улыбаясь, сказал:

– У нас дома все хорошо. Если ты готова, мама, отправляемся в Салину.

Дагиан кивнула со счастливым видом и повернулась к Марку, Зенобии и Мавии.

– Мы едем домой, дети мои! – сказала она.

Все были не в силах сдерживать радость.