В какой-то момент после полуночи, когда все они забылись тревожным сном, снег прекратился, успев добавить еще восемь дюймов поверх смерзшегося наста. Толстую завесу облаков прорвало, и налетевший ветер унес их прочь, а потому Джек стоял сейчас посреди пыльного золотистого прямоугольника солнечного света, проникавшего через грязное окно в восточной стене сарая для инструментов и инвентаря.
Помещение было длиной с большой товарный вагон и примерно такой же высоты. Оно пропахло смазкой, машинным маслом и бензином, но все равно здесь ощущался чуть заметный, вызывавший ностальгию сладковатый аромат скошенной травы. Четыре газонокосилки, как солдаты, выстроились в шеренгу вдоль южной стены, причем на двух из них можно было ездить и они напоминали маленькие тракторы. Левее располагались буры для сверления отверстий под столбы, штыковые лопаты для серьезных хирургических операций на теле газона, цепная мотопила, электрический кусторез и длинный тонкий стальной шест для гольфа с красным флажком на конце. Эй, парнишка, успеешь принести назад мой шарик за десять секунд, получишь в награду четвертак. Будет сделано, сэр!
Напротив восточной стены, куда проникало особенно много лучей утреннего солнца, стояли, опираясь друг на друга, три стола для пинг-понга, как собранный нетвердой рукой карточный домик. Сетки для них лежали на полках сверху. В углу высилась стопка дисков для игры в шаффлборд, а рядом хранились наборы для роке – сцепленные друг с другом воротца, яркие шары, уложенные в подобие картонок для яиц (странные у вас здесь куры, Уотсон… да, и вы еще не видели зверье, что резвится у нас на лужайке, ха-ха), и два набора молотков, каждый на своей подставке.
Джек подошел к ним, переступив через старый автомобильный аккумулятор (который когда-то явно стоял под капотом принадлежавшего отелю пикапа), зарядное устройство и два расположившихся между ними кабеля с крепежными устройствами для «прикуривания». Взял один из молотков за короткую рукоять и поднял на уровень лица, как рыцарь поднимает меч, приветствуя короля перед началом турнира.
И в этот момент память возродила фрагменты сна (уже успевшего основательно подзабыться). Что-то о Джордже Хэтфилде и отцовской трости, мелочь, которой хватило, чтобы Джек вдруг испытал совершенно абсурдное чувство вины от того, что держит в руке молоток для игры в садовый вариант роке. Роке даже не был слишком распространенным развлечением, вытесненный своим современным кузеном крокетом, который, если разобраться, – лишь забава для детишек. А вот роке… Наверное, в свое время это была очень увлекательная игра. В подвале Джек нашел изрядно потрепанное руководство и правила, изданные в начале двадцатых годов, когда в «Оверлуке» проходил чемпионат США. Да, роке – это сила!
(шизоидная)
Он нахмурился, но потом рассмеялся. Верно, шизоидная игра. Что превосходно подчеркивала конструкция молотка. Мягкий бок и жесткий бок. Игра, требующая, с одной стороны, острого глаза и точности, а с другой – лишь грубой свирепой силы.
Джек взмахнул молотком… И чуть улыбнулся, потому что ему понравился мощный шипящий звук, с которым тот рассекал воздух. Ш-ш-ш-у-х! Он поставил молоток на место и посмотрел налево. Увиденное заставило его вновь хмуро наморщить лоб.
Снегоход занимал почти весь центр сарая и выглядел сравнительно новым, хотя Джека не интересовал его внешний вид. На боку капота была черными буквами выведена марка – «Бомбардье скиду»; буквам придали резкий наклон назад, вероятно, чтобы подчеркнуть скорость. Видневшиеся снизу лыжи тоже оказались черными. Справа и слева по капоту шли черные полосы, что усугубляло сходство с гоночным автомобилем. Но сам снегоход был ярко-желтым, и вот это и не понравилось Джеку. В лучах зимнего солнца этот желтый агрегат с черными полосками, черными лыжами и черными сиденьями напоминал гигантскую механическую осу. Вероятно, и жужжать на ходу он будет точь-в-точь как оса перед укусом. Но если подумать, вид у снегохода был самый что ни на есть подходящий. По крайней мере он не рядился во что-то более доброе, потому что стоит ему выполнить свою миссию, и им всем станет больно. Всей семье. К весне семейству Торрансов будет так плохо и больно, что укусы ос, впившихся в руку Дэнни, покажутся нежными материнскими поцелуями.
Джек достал из заднего кармана носовой платок, вытер им губы и подошел ближе к «Скиду». Оглядел его, помрачнел еще больше и запихнул платок обратно в карман. Внезапный порыв ветра заставил стены сарая охать и скрипеть. В окно было видно, как туча сверкающих снежных кристаллов взмывает по склону укутанной высоким сугробом задней стены отеля, а потом устремляется в холодное синее небо.
Ветер стих, и Джек вернулся к созерцанию машины. Ее вид вызывал у него неподдельное отвращение. Так и казалось, что позади торчит длинное гибкое жало. Он же всегда ненавидел эти треклятые снегоходы. Своим треском они разбивали торжественную, почти священную зимнюю тишину на миллионы хрупких осколков. Их пугались животные и птицы в лесах. Они оставляли за собой сизые облака дыма и бензиновых паров, отравляя воздух. Кхе, кхе, просто дышать нечем! Эти извращенные игрушки, созданные в эпоху ископаемого топлива, дарили к Рождеству десятилетним детишкам.
Он вспомнил газетную публикацию, которая попалась ему на глаза в Стовингтоне, хотя история произошла где-то в штате Мэн. Такой вот ребенок мчался на снегоходе по незнакомой дороге, разогнавшись до тридцати миль в час. Поздний вечер. Темень. Но фары этот несмышленыш включить и не подумал. А между тем поперек дороги натянули цепь с табличкой «Посторонним въезд запрещен». Позже полицейские заявили, что парень скорее всего даже не успел заметить ее, потому что луна ненадолго скрылась за облаком. Той цепью ему начисто срезало голову. Джек помнил, что, читая репортаж, испытал чувство, близкое к злорадству. И сейчас, когда он смотрел на снегоход, ощущения вернулись.
(Если бы не Дэнни, с каким удовольствием он взял бы сейчас деревянный молоток, открыл капот и долбил по двигателю, пока…)
Джек испустил медленный вздох, который так долго сдерживал. Уэнди была права. Пусть им грозит адское пламя, всемирный потоп или очередь за пособием по безработице, но Уэнди была права. Вывести сейчас из строя эту машину было чистой воды безумием, какие бы сиюминутные удовольствия ни сулила эта сумасбродная идея ему самому. По сути это означало бы нанести смертельный удар по собственному сыну.
– Чертов луддит[17] нашелся, – обозвал он себя вслух.
Джек подошел к снегоходу сзади и отвинтил крышку бензобака. На одной из полок, висевших примерно на уровне груди, он нашел щуп и опустил его внутрь. Щуп вернулся намокшим лишь на восьмую часть дюйма. Немного, но хватит, чтобы проверить, как работает этот хренов агрегат. Позже он дольет топлива из «жука» или пикапа.
Завинтив крышку, Джек открыл моторный отсек. Ни свечей, ни аккумулятора. Вернулся к полке и принялся рыться на ней, откладывая в сторону отвертки, разводные ключи, однокамерный карбюратор, снятый, видимо, с одной из газонокосилок, коробочки с винтами, шурупами, гвоздями и гайками всех размеров. Толстое дерево за долгие годы потемнело и буквально пропиталось грязной смазкой в смеси с пылью. К полке не хотелось прикасаться.
И все же Джек нашел покрытую жирными пятнами коробку с лаконичной карандашной надписью «Скид». Потряс, и внутри что-то загремело. Свечи. Достав одну, он попытался оценить зазор на глаз. А потом подумал: Ну и черт с ним! – и бросил свечу обратно в коробку. Если зазор неправильный, значит, такова судьба.
Рядом с дверью он обнаружил стул. Уселся на него и ввернул все четыре свечи на место, подсоединив затем к каждой провод с резиновым колпачком. Покончив с этим, пальцами быстро пробежался по поверхности магнето. «Как же они смеялись, когда я садился за пианино!»
Потом вернулся к полкам и стеллажам. Но на этот раз нужное никак не отыскивалось – небольшой аккумулятор. Обнаружились накидные гаечные ключи, целый ящик сверл и насадок к дрели, несколько мешков химических удобрений для кустарников и клумб. Но аккумулятора для снегохода здесь не было. Джека это нисколько не обеспокоило. Скорее обрадовало. Он даже испытал облегчение. «Я сделал все, что было в моих силах, командир, но противник слишком силен. – Молодцом, сынок! Я представлю тебя к награждению медалью «Серебряная звезда» и пурпурным снегоходом. Такие, как ты, делают честь вашему полку. – Служу отечеству, сэр! Я старался как мог».
Проверяя последние полки, он даже начал насвистывать «Долину красной реки». Звуки вырывались изо рта мелкими облачками белого пара. Да, теперь он мог с чистой совестью утверждать, что полностью обыскал сарай, но самого необходимого не обнаружил. Аккумулятора. Его запросто могли украсть. Его мог свистнуть тот же Уотсон. Джек даже рассмеялся в голос. Кто не сталкивался с такими вещами на работе? Унести домой коробку скрепок, пару пачек бумаги, и, само собой, никто не хватится одной из нескольких сотен скатертей… А этот аккумулятор для снегохода? Он вообще никому и никогда не понадобится. Надо просто незаметно сунуть его себе в рюкзачок. Невинное мелкое воровство. Несуны есть везде, детка. Каждый что-нибудь да присвоил в свое время. В детстве, таская мелочевку из магазинов, мы называли это скидкой на ловкость рук.
Проходя мимо снегохода, он от всей души пнул его в полированный бок. Что ж, вот и сказочке конец. Осталось только сообщить Уэнди: прости, милая, но…
Коробка стояла прямо рядом с дверью, и прежде ее скрывал стул. На крышке была такая же карандашная надпись: «Скид».
Он смотрел на нее, и довольная улыбка постепенно сходила с его губ. «Смотрите, сэр! Кажется, нам в помощь спешит кавалерия. Похоже, они увидели наконец дымовые сигналы, которые вы распорядились подать».
Как же это несправедливо!
Это так дьявольски несправедливо!
Что-то необъяснимое – удача, фортуна, провидение – делало сегодня все, чтобы спасти его. Какая-то магия, но на этот раз белая магия. И вот в самый последний момент извечное невезение Джека Торранса вновь вмешалось и спутало все карты, которые ложились так удачно.
Обида, чудовищная обида, захлестнула его, комком подкатив к горлу. Руки снова сжались в кулаки.
(Несправедливость, какая-то фатальная несправедливость!)
Почему его взгляд не мог упасть в другой угол сарая? В любое другое место! Почему ему внезапно не свело шею, не зачесался нос, не попала соринка в глаз? Любой мелочи было бы достаточно. И он бы его не заметил.
А быть может, он его и не заметил? Это же так просто. Снова галлюцинация, подобная той, что посетила его вчера в номере на третьем этаже, или странным видениям на игровой площадке. Перенапряжение все-таки сказывается. «Представляете, мне померещилось, что я увидел в углу аккумулятор. Но на самом деле там ничего не было. Да, накопилась усталость в боях! Это единственное возможное объяснение, сэр. Прошу меня извинить. – Ничего, сынок. Держи хвост пистолетом. Может случиться с каждым из нас».
Он распахнул дверь сарая с такой злобной силой, что ее чуть не сорвало с петель, и втащил внутрь свои снегоступы. Их решетчатые поверхности были плотно забиты снегом, и он принялся молотить ими об пол, очищая от лишнего груза. Потом прикрепил один к левой ноге… И замер.
У площадки для доставки молока он увидел Дэнни. Как ему показалось, мальчик пытался скатать снеговика, но у него ничего не получалось. В мороз снег был слишком сухим и не хотел слипаться. Однако Дэнни не оставлял попыток, прилежно занимаясь этим напрасным трудом при свете утреннего солнца. Маленький, плотно укутанный в зимние одежды мальчик на отливающем бриллиантовыми отблесками снегу, под ослепительно синим небом. Свою шапку он натянул козырьком назад, как делали многие знаменитые бейсболисты.
(О чем, Господи, ты только думал?)
Ответ пришел мгновенно.
(О себе. Я думал только о себе самом.)
Ему вдруг вспомнилось, как ночью его посетили страшные мысли об убийстве жены.
И в этот момент, стоя на коленях в сарае, он все понял с предельной ясностью. «Оверлук» пытался воздействовать не только на Дэнни. Он подвергал испытанию и его самого. И слабым звеном был не Дэнни. Слабым звеном сейчас стал именно он, Джек Торранс. Получалось, что из них троих он самый уязвимый, тот, кого можно крутить и сгибать, пока что-то в нем не надломится.
(как только я расслабляюсь и засыпаю… и когда я это делаю… если я это делаю…)
Он посмотрел на ряды окон отеля. В их многочисленных стеклах отражалось ослепительное солнце, но он все равно вглядывался в них. И впервые заметил, до какой степени они напоминали человеческие глаза. Они отражали лишь внешний свет, но внутри хранили тайну своей собственной темноты. И устремлены они были не на Дэнни. Они всматривались в него.
В эти несколько секунд он успел понять очень многое. Он вспомнил черно-белую картинку, которую ребенком видел на уроке богословия. Монахиня, проводившая урок, поставила рисунок на мольберт и провозгласила Чудом Божьим. Дети сначала смотрели на лист в недоумении, видя перед собой лишь хаос из черных и белых линий – бессистемных и внешне бессмысленных. Затем один мальчик, сидевший в третьем ряду, громко охнул и воскликнул: «Да это же Иисус!» – после чего сразу же был отправлен домой, награжденный не только новеньким экземпляром Писания, но и церковным календарем, потому что увидел это первым. Остальные стали всматриваться пристальнее, и Джеки Торранс в том числе. Один за другим ученики начали издавать похожие звуки, а одна маленькая девочка изобразила нечто вроде религиозного экстаза, громко выкрикивая: «Я Его вижу! Я вижу Его!» Ей достался томик Нового Завета. Наконец настал момент, когда уже все разглядели божественный лик, кроме маленького Джеки. Он все сильнее напрягал зрение, уже немного напуганный, потому что циник в нем был уверен: одноклассники просто притворились, чтобы понравиться сестре Беатрисе, – но где-то в глубине души все же засел страх, что Бог не хочет явить ему свое лицо, потому что считает его самым большим грешником. «Неужели ты не видишь его, Джеки?» – спрашивала сестра Беатриса своим печально-медоточивым голоском. Я вижу только твои сиськи, думал он в злобном отчаянии. Джеки долго качал головой, но потом разыграл спектакль и с фальшивым восторгом сказал: «Да, теперь вижу! Ну ни фига себе, это же Христос!» Все засмеялись, начали ему аплодировать, отчего он почувствовал приятное волнение, стыд и страх одновременно. Позже, когда все поднялись из подвального помещения церкви на улицу, он один задержался и вновь вгляделся в черно-белую бессмысленную картинку, оставленную сестрой Беатрисой на мольберте. Он ненавидел ее и общее лицемерие. Они точно так же притворились, как и он сам. Даже сестра Беатриса была жалкой притворщицей. Это большой обман, только и всего. «Дерьмо он, этот ваш адский огонь, полная чушь», – чуть слышно прошептал он, стал поворачиваться, чтобы уйти, и в этот момент краем глаза увидел лик Иисуса, печальный и мудрый. Джеки застыл. Сердце от испуга ушло в пятки. Внезапно все линии обрели свои места, и он не мог оторвать глаз от бумаги, теперь уже в трепете перед чудом, сам не понимая, как мог не разглядеть этого раньше. Глаза, зигзагообразная тень, пролегшая над усталыми веками, тонкий правильный нос, линия полных сочувствия губ. И Он смотрел на Джеки Торранса. То, что еще минуту назад казалось бессмыслицей штрихов, внезапно трансформировалось в четкое изображение Иисуса-Господа-Нашего. И священный трепет перерос в панический ужас. Он ведь богохульствовал, стоя перед образом Бога. Быть ему проклятым навеки! Гореть ему в адском пламени с другими грешниками. Ведь лик Христов присутствовал на этом листе с самого начала. С самого начала!
И теперь, стоя на коленях в круге солнечного света и наблюдая, как сын играет в тени отеля, он начал прозревать правду. Отелю нужен был Дэнни. Быть может, и они тоже, но Дэнни в первую очередь. И звери в живой изгороди действительно двигались. А в номере 217 обитала мертвая женщина, которая, возможно, при обычных обстоятельствах оставалась бы безвредным призраком, но теперь стала реально опасной. Она была подобием некой зловещей заводной игрушки, чей механизм привел в движение странным образом устроенный внутренний мир Дэнни… и его собственный. Кто рассказал ему о том, как мужчина внезапно скончался от инсульта прямо на роке-корте, Уотсон? Или Уллман? Это не имело значения. На четвертом этаже было совершено убийство. А сколько еще произошло здесь буйных ссор, самоубийств, внезапных кончин? И сколько других убийств? Ведь Грейди мог притаиться со своим топором где-то в западном крыле, дожидаясь, пока Дэнни оживит его, чтобы он смог вырваться из своего деревянного плена.
Припухшие округлые синяки на шее Дэнни.
Звяканье почти невидимых бутылок в пустом баре.
Радиопередатчик.
Кошмарные сны.
Альбом с вырезками, который он нашел в подвале.
(Медок! Ты слышишь, друг милый? Я снова бродила во сне этой ночью постылой…)
Джек резко поднялся и выкинул снегоступы за порог. Его трясло. Закрыв дверь сарая, он взялся за коробку с аккумулятором. Но она выскользнула из его дрожавших пальцев
(о боже что если я расколол его)
и упала боком на пол. Он открыл крышку коробки и достал батарею, забыв о кислоте, которая могла сочиться из корпуса, если в нем образовалась трещина. Но трещины не было. Аккумулятор остался цел. Джек испустил тихий вздох облегчения.
Бережно прижимая к себе батарею, он донес ее до «Скиду» и установил на площадку в передней части моторного отсека. Затем нашел небольшой ключ, с помощью которого быстро подсоединил провода. Аккумулятор находился в рабочем состоянии и не требовал даже дополнительной подзарядки. Когда Джек надел провод на положительную клемму, проскочила электрическая искра и в воздухе слегка запахло озоном. Покончив с этим, он отступил в сторону и стал нервно вытирать руки о полы своей линялой джинсовой куртки. Вот так. Мотор будет работать. Не существовало ни малейшей причины для отказа техники. За исключением одной: «Оверлук» очень не хотел, чтобы они выбрались отсюда. Не хотел отпускать их. В конце концов, отелю было весело. В его распоряжении оказались маленький мальчик, чтобы запугивать, муж и жена, которых так интересно стравливать, и если «Оверлук» разыграет свою партию правильно, они скоро начнут гоняться друг за другом по коридорам отеля. Похожие на бестелесные тени из романа Ширли Джексон. Но только в ее доме на холме ты остался бы в одиночестве. «Оверлук» – совершенно другое дело. Здесь тебя всегда поджидала теплая компания. И все же теперь не было ни одной причины, чтобы двигатель снегохода не завелся, кроме, конечно…
(Кроме, конечно, того, что ты на самом деле не хочешь никуда уезжать.)
да, кроме этой.
Он стоял и смотрел на «Скиду», выдыхая небольшие облачка пара. Ему хотелось обратить все вспять. Ведь он пришел сюда, не испытывая никаких сомнений. Спускаться в долину – большая ошибка, был уверен он. Уэнди впала в панику, испугавшись мифического страшилища, которое нафантазировал маленький мальчик. Но теперь он неожиданно сумел увидеть все это ее глазами, понять ее точку зрения. Получалось как в пьесе. В его трижды проклятой пьесе. Он больше не знал, на чьей он стороне и каков будет финал. Стоило однажды узреть Божий лик на черно-белой картинке – и пиши пропало. Ты уже никогда не сможешь не видеть его. Другие будут смеяться, утверждать, что это ничего не значит, что они признают только точные изображения, выполненные настоящими мастерами, но на тебя из хаоса линий всегда будет смотреть Отец-Наш-Небесный. Ты сумел разглядеть его в одно шокирующее мгновение прозрения, когда сознание и подсознание слились воедино. А значит, будешь видеть его всегда. Ты попросту обречен на это.
(Я снова бродила во сне этой ночью…)
Вот и сейчас все было хорошо, пока он не увидел, как Дэнни играет в снегу. Это была вина Дэнни. Во всем, что происходило, виноват только он. Ведь он мог сиять, что бы это ни значило на самом деле. Хотя какое там сияние! Это было проклятие. Если бы они с Уэнди приехали сюда одни, то тихо-мирно прожили бы здесь всю зиму. Ни боли, ни неволи.
(Я не хочу уезжать? Или не могу?)
«Оверлук» не желал отпускать их, и Джек тоже не хотел, чтобы они уезжали. Даже Дэнни. Дэнни мог уже стать частью истории отеля. А его самого «Оверлук», подобно большому и щедрому Сэмюэлу Джонсону, избрал на роль своего Босуэлла[18]. Так вы говорите, что новый зимний смотритель пописывает? Очень хорошо, дайте ему работу. Настало время рассказать историю с нашей точки зрения. Но только давайте сначала избавимся от его жены и слишком любознательного сынишки. Нам не надо, чтобы его отвлекали. Мы не хотим…
Джек стоял перед снегоходом, чувствуя, как возвращается головная боль. К чему он пришел в итоге? Уехать или остаться? Очень простой вопрос. И давайте не будем ничего усложнять. Должны ли мы уехать – или нам следует остаться здесь?
Если мы уедем, сколько времени потребуется, чтобы отыскать берлогу в Сайдуайндере? – спросило некое подобие внутреннего голоса. Темную дыру со стареньким цветным телевизором, в который небритые безработные мужчины пялятся целыми днями, чтобы скоротать время? Где мужской туалет воняет застоявшейся мочой тысячелетней давности, а в унитазе непременно плавает окурок «Кэмела»? Где в баре пиво по тридцать центов за стакан, и его сдабривают солью под звуки музыкального автомата, в который заряжены семьдесят древних мелодий в стиле кантри?
Сколько времени на это нужно? Да Боже мой! Джек боялся, что совсем немного.
– Это безвыигрышная ситуация, – подвел он черту с тихой безнадежностью. Как раскладывать пасьянс, заранее зная, что в колоде не хватает одного из тузов.
Он резко склонился к двигателю «Скиду» и вырвал магнето вместе со всеми проводами. Это оказалось несложно. Посмотрел на него, затем подошел к задней двери сарая и открыл ее.
Отсюда открывался до приторности красивый вид на горы в сиянии утреннего солнца. Ровное, без единого следа снежное поле тянулось примерно милю до первых сосен. Джек зашвырнул магнето в глубокий снег так далеко, как только хватило сил. И оно улетело даже дальше, чем должно было. Только всплеск снежинок обозначил место его падения. Легкий бриз тут же принялся заносить образовавшуюся ямку. «Исчезни там, я приказываю. Все кончено. Исчезни без следа».
В его душе воцарился покой.
Он еще долго стоял на пороге сарая, вдыхая бодрящий горный воздух, а потом плотно закрыл заднюю дверь и вышел с другой стороны, чтобы сообщить Уэнди: они остаются здесь. По пути он задержался и поиграл с Дэнни в снежки.