Клепсидра72 отлила слезами свой срок. Андрей с трудом разлепил глаза, но ничего не узрел, кроме набухшего кровью колена приказчика, который так же, как он и Соболев, лежали, связанные на дне огромной индейской лодки.
Преображенский осторожно скосил глаза: краснокожие, глубоко погружая лопасти весел в воду, гнали тяжелый бат к стоящему на рейде кораблю.
– Капитан-то наш жив ли, нет? – Андрей напрягся спиной, услышав шепот Соболева.
– Да поди ж,– колено приказчика тыкнулось в скулу капитана.
– Может, не убьют нас, а? Мы ведь как-никак тоже люди? – вновь послышался сдавленный голос боцмана.
– Люди? Добыча мы их, а не люди. Отдадут наши кишки своим собакам. Это для них слаще сахару… А те растащут их саженей на пять и на твоих же глазах жрать начнуть.
– Что ж у них – ни сердца, ни понятия совсем нет? —голос Ляксандрыча испуганно дрогнул и затих в ожидании.
– Ну здравствуйте, ваше нам! А зачем волку собачьи повадки? Ему в сторожа не идтить, таков не охотник…
– Ужли нет никакой надежи?
– Может, и есть… Они ведь как: испытывать любят пленников. Кому руку отрежут, кому пальцы; ежли звука не издашь, значит прошел испытание – живи… Токмо не вздумай показывать страху. Они от сего с ума сходят… Эй, капитан? – колено зверобоя вновь толкнуло Андрея.– Жив ли?
– Мисс Стоун где? С нами? – Преображенский, кривясь от боли, приподнял голову, и тотчас жилистая нога, обутая в мокасин, придавила его горло.
В нос ударили крепкие запахи: пота, пропахшей дымом сыромятины и рыбного жира.
Он узнал в склонившемся над ним шехалисе грозного вождя, что заводил атакой. В одной руке тот держал тяжелую боевую палицу, другой ухватил капитана за волосы и рывком приподнял, приблизив его лицо к своему.
Сшитая из куска оленьей кожи маска наполовину прикрывала его. В узких прорезях горели глаза, которые пожирали Андрея, пугая своей свирепой дикостью. Капитан попробовал хоть как-то ослабить руки – напрасный труд. Впившиеся ремни были затянуты на совесть. К тому же он так ослаб, что был не в состоянии шевельнуть и пальцем; силы хватало лишь плюнуть в эту пахнущую дымом и кровью рожу.
Но не успел он пересохшим языком собрать слюну, как анкау73, коснувшись своей груди палицей, гортанно сказал:
– Чокто.– Затем тыкнул все той же палицей в грудь Андрея и выдохнул: – Калга74.
Воины, управлявшиеся с веслами, захохотали, а вождь, проворно заткнув за пояс оружие, достал из замшевого мешочка, что висел у него на груди, свинцовую пулю и, катая ее на ладони, на жутком сленге сказал:
– Теперь мне время отдать тебе долг.
Пальцы, державшие Андрея за волосы, разжались, и он тяжело, как сноп, повалился на связанного Тимофея.
– Верно говорят, вашбродь: с Рождества цыган шубу продает,– натуженно прохрипел Тараканов, с великим трудом вытягивая окровавленные, посеченные стрелами ноги.– С этой минуты знайте: не сохранить нам более своих волосьев. Рабы мы отныне их, захочут – убьют и кожу сдерут, как со зверя, захочут – продадут иль обменяют на чо… а вздумают иначе – век будешь у них на цепи сидеть вместе с собаками… и грызться с ними за брошенную кость. Эх, судьба, впору удавиться, как тому бурундуку.
Андрей вспомнил поклеванную птицей, истлевшую от времени полосатую шкурку зверька, что болталась на ветру в развилке веток. Тараканов, проходя мимо, тогда пояснил: «Кто-то разорил его запас орехов. Зиму ему, малохольному, без них не выдюжить. Вот и кончил себя хвостатый. Удавил на рогатке жисть свою. Тоже судьба…»
Выкрик Джессики заставил Андрея напрячься. Во взгляде мелькнул неподдельный испуг, словно лезвие ножа коснулось его плоти. Лицо побледнело и застыло, по нему прокатилось сотрясение, как от удара. Превозмогая боль и не слушая взволнованных предостережений приказчика, он вновь вскинул голову, и стон отчаянья вырвался из груди.
Краснокожий, сбросив с себя длинный плащ, сшитый из десятков человеческих скальпов, оставшись только в набедренной повязке и мокасинах, прошел на корму, где на шкурах лежала связанная Джесси.
Весь в краске с головы до пят, с веером из орлиных перьев в волосах, он присел на корточки возле нее и, внезапно сунув свою руку под юбку пленницы, принялся шарить там, с силой раздвинув ее дрожащие колени. Видимо, утолив свой интерес, он что-то одобрительно крикнул своим и еще раз озабоченно ощупал ее грудь.
– Тише, тише, сударь, опосля драки кулаками не машут,– Тимофей крепко придавил плечом взбешенного капитана.
– Белая Птица! – темное, как седло, лицо анкау осветила торжествующая улыбка. Он напряженно обнюхал свои пальцы и удовлетворенно щелкнул ногтем по шлифованной кости амулета.
* * *
– Где же эта чертова лодка? – Гелль сцедил коричневую нитку табачной слюны и нетерпеливо посмотрел в сторону берега.
– Пожалуй, у краснорожего неприятности, сэр.– Логан, показав желтые зубы, затрещал игорными костяшками в кружке и с двусмысленной улыбкой бросил их на стоящую вверх дном бочку.
– У него их будет еще больше, если к вечеру русских не будет у меня на борту.– Коллинз, прищурив на солнце глаза, задержал взгляд на канонире.
Вид у того был, будто он не мылся с рождения: с его заросшей щетиной рожи можно было отколупывать грязь, словно кожуру с печеной картошки. Желтая рубаха грубой шерсти ручной работы, надетая на голое тело, была тоже черной от жира и пороховой гари.
– Три и пять,– Логан длинным ногтем поковырял в зубах, поправляя съехавшую набок сабельную портупею.—Ваш сброс, сэр. Бросьте ломать голову по пустякам. Вы же знаете, что дело в шляпе. Лишь бы сами краснокожие не стали упрямиться… То пойло, которое мы приготовили для них за пленных, не стали бы пить и свиньи…
– К черту, Логан,– Гелль не спеша сбросил кости.—В тех двух бочонках на каждый галлон одна пинта виски, а еще – синий порох, табак, сера, копыта мула и красный перец. Остальное – вода, будь я проклят. Но этим дьяволам, один бес… Лучшего на этом берегу нет и на сотни миль. Две шестерки, приятель! Ты снова продул мне семь долларов… Ладно, я запишу тебе это на будущий счет. Лягнемся еще по разу, или…
– Я бы не отказался от черного рому, сэр.
– Ипсилон, где ты, вонючая швабра? Дай лучше этому парню сушеной свеклы и моркови, это освежает…
Гелль засмеялся своей шутке, когда с марса раздался хриплый крик Клибси, ослабленный ветром и расстоянием.
– Эй, капитан, с правого борта впереди под ветром индейцы. Две лодки, сэр!
Все игроки, что расположились на верхней палубе, обернулись, а Логан быстрее молнии приподнял костяную кружку и пальцем поправил свои фишки на две шестерки. Однако этот трюк успеха не поимел. Гелль, забыв об игре, живо поднялся с пушечного лафета и, опираясь на трость, гаркнул вахтенным:
– Спускаться под ветер, черти! Держать прямо на них.
– Есть, капитан!
– Эй, Джозеф! Не верти башкой! Держи круче к ветру! Приводи в бейдевинд. Ложимся в дрейф, ребята, и приготовьтесь спустить трап краснорожим. Шлюпки с кильблоков не трогать! Логан! – старик, сердито стуча каблуками, прошел на полуют75.– Натянуть парусину на палубе и зарядить пару кулеврин76. Бес знает, что на уме у этих чертовых тварей.
По палубе загрохотали деревянные каблуки, взвизгнули снимаемые с петель тали и шплинты; пушкари, поднимая винграды, вставляли под казенную часть орудий подъемные клинья. Тут и там мелькали фитильные пальники, ведра для воды и пыжей, ловко перебрасывались из рук в руки полосатые картузы с пороховым зарядом.
– Клянусь распятьем, русские здорово потрепали их. Глянь, Пэндрэйк,– Коллинз кивнул в сторону подходящих батов,– одни изогнулись, как луки, другие стали тощие, как прибойники для зарядки пушек.
– Да вроде и беглецы не лучше, сэр.
– Нам это только на руку, парень.
Справа вновь раздался голос Клибси:
– Шлюпка, э-хой, сэр!
Следом послышались торопливые шаги по влажному палубному настилу, скрип уключин, открываемых крышек пушечных портов и дроглый стук спускаемого трапа.
– Чума его возьми, капитан! – подошедший Логан не смог удержаться от восклицания.– Как этот краснокожий ловко взбирается по трапу! У него ноги резвые, как у вора.
– Да он, как ветер, не оставляет следов. Будьте начеку, парни. Тебе когда-нибудь приходилось, старина, читать военные книги? Нет? Ну так знай, Логан, по сравнению с этим букварем краснокожие просто гении. А ну-ка отойдите и помогите им втащить русских!
* * *
– What’s the good word, chif? How’s your self? You o’key?77 – Поднятые на борт пленники видели, как капитан пиратского судна подошел к вождю и дружески потрепал его по плечу, протянув для рукопожатия руку.– Как твоя рана? – Гелль перешел с английского на знакомую Преображенскому гремучую смесь языков, что была в обиходе побережья.– Вижу, вижу: дела твои как ясный, сол-нечный день. Много мяса, поют женщины, играют дети, и все довольны. Эй, Пэндрэйк! – старик пришпорил взглядом стоявшего чуть поодаль матроса.– Распорядись, чтоб великому вождю и его воинам выкатили обещанные бочонки с огненной водой, порох и свинец. Да поживее, у нас еще много дел!
После сих слов Коллинз вновь повернулся к Чокто, пытаясь изобразить на лице дружескую улыбку. И хотя опытный лицемер старательно выдерживал участливый, льстивый тон и даже приподнимал для большей искренности седые брови, взгляд его оставался колючим, холодным и настороженным.
– Ну, что же ты стоишь, чиф? Проходи, садись, где хочешь. Я рад видеть тебя и хочу выкурить с тобой трубку мира.
– А я нет, Водяная Крыса.
Шехалис не сказал боле ни слова, не пошевелился, даже не моргнул глазом.
– Make the worst of both worbds… – тихо, сквозь зубы прошипел Гелль и зловеще выдавил: – even a worm will turn78. Ты не хочешь пожать руку старому другу твоего отца? Не хочешь выпить и раскурить трубку? Так чего тебе надо?
– Ружья и Белую Птицу,– Чокто резко указал обнаженной рукой на спутанную пленницу.
– Ах, да… я понимаю,– лицо пирата треснуло в хищной улыбке. Глаза мазнули стоящих за спиной приятелей с оружием в руках, затем остановились на вожде и его гребцах.– Значит, ты не хочешь принять от меня огненной воды и раскурить табак?
– Твои люди, предавшие мой народ в бою у Астрии нувуков79, не будут резать мясо у моего костра. Я пришел к тебе, Водяная Крыса, чтобы взять и отдать то, что обещал. Я пришел…
– Как пришел, так и уйдешь, краснорожий! – глаза старика сузились и блеснули отточенной сталью.
Пленники замерли, точно оказались зернами меж двух мельничных жерновов. Тесно сгрудившись, они напряженно следили за разворачивающимся действом.
– Ты не хочешь услышать мои слова, белый, прежде чем снова запоют стрелы? Ты обещал… Отдай мне эту женщину!
Анкау Людей Берега направился было к Джессике, но трость старика остановила его, уперевшись в костяной медальон.
– Эй, эй, погоди, приятель! It is dirty word, chif! It is for the worse…80 Так не принято у нас… Если тебе больше нечего сказать, краснокожий, забирай своих псов и гребите отсюда к черту. Для них,– Гелль злорадно кивнул в сторону русских,– у нас есть рея, но если ты перейдешь мне дорогу, на ней найдется место и для тебя.
Вместо ответа Чокто отбросил рукой трость и что-то крикнул отрывистое и хриплое, как охотничий клич. Шехалисы дико взвыли. И с этим воем бросились волчьей стаей к своим пленникам, но парусиновый полог уже рванулся прочь и кулеврины рявкнули картечью, сметая всё с палубы. Джессика спрятала лицо на груди капитана. На ее глазах картечь с визгом разнесла затылок одному из индейцев, и мозги брызнули из его головы, словно вино из пробитой фляги. Треск пистолетных выстрелов и стук абордажных сабель завершили дело.
– Этого оставьте в живых. Он мой.– Подкованный железом каблук старика чиркнул по палубной доске и с хрустом наступил на лицо Чокто.