Аманде показалось, что волосы на ее голове вздыбились, как трава на ветру, когда дверь лязгнула смазанной щеколдой и распахнулась. Старик, даже не удостоив взглядом пленницу, затворил дверь на ключ и, сунув его в карман камзола, прошел к кровати. Бросив трость в кресло, он, не снимая туфель, лег на диван и, закинув одну ногу на другую, ущипнул англичанку взглядом.
– А вы все-таки золотая пташка, мисс. Наверное, не худо иметь друзей там, на горе денег и власти? У вас ухватки знатной леди… Из богатой фамилии, мисс?
– Хорошо везде иметь друзей,– выдавила она наконец.
– Даже в стане врагов, не правда ли? – Гелль чуть улыбнулся скорее своей шутке, чем ее молодости; в глу-боко запавших глазах отблескивал огонь прогоревших свечей.
– Вы даже не потрудились постучаться,– Аманда внутренне содрогнулась от его холодного взгляда, усилием воли заставив свои руки остаться на месте.
– Я уже пятьдесят лет не стучусь ни в чьи двери. И уясните, мэм, вы здесь не при дворе.– Нижняя губа Коллинза презрительно выпятилась.– Как видите, я могу сам позаботиться о себе, а вот вы… сомневаюсь.
– Сэр…
– Миледи! – старик властно повысил голос.– Похоже, я разочаровал вас, не правда ли? Вы думали, капитан приватира110 должен быть более уступчивым и внимательным? Я постараюсь исправиться. Прошу прощения, не имел удовольствия быть знакомым с вами. Хотя… я, кажется, где-то уже вас видел… Бостон? Фриско или…
– Не стоит переживать, сэр. Меня многие видели, но уверена, вы – в первый раз.
– А ты зубаста,– старик непринужденно, так же, как ковырялся в зубах, вновь перешел на «ты».– Запали новых свечей и плесни в кружку вина. Что? Опять морщим нос?
– Нет-нет, ничего подобного… Я просто… – Аманда с трудом отвела взгляд в сторону, даже мышцы ее шеи вдруг пронзила судорога, словно кто-то провел рукой по струнам перетянутой арфы. Ей страшно было опять поднять глаза на пирата и, боясь нового взрыва ярости, она поспешила исполнить его приказ.
Пока девушка управлялась со свечами и отливала из кожаной фляги вино, Гелль пристально наблюдал, как желтый свет фонаря танцует на складках ее изодранного платья, высокой груди и шее.
– Ты не выпьешь со мной за свое здоровье и наше согласие? В брызгах вина забываются старые дрязги.
– Я сожалею, но…
– Ты действительно пожалеешь. Наливай,– глухо, с нажимом повторил он.– Сядь на место и пей.
Спина Аманды каменно приросла к спинке кресла, пальцы крепко сжались вокруг тяжелого серебряного кубка. Она чувствовала себя так, будто живот ей перетянули ремнем и накрепко привязали к креслу.
– Ну вот,– усмехнулся старик.– И не упрямься, иначе вам, мисс, придется греть своим телом драные тюфяки моей команды. Только вот закавыка: если я отправлю тебя на полубак, то боюсь, что немногие из моих парней назавтра сохранят достаточно сил, чтобы карабраться по вантам и ставить паруса. Ладно, ладно, не бойтесь, пока вы в моей каюте и покуда я жив, они не пощупают ваши прелести.
– То есть… – Аманда стала еще бледнее.
– Что «то есть»? Ах, понимаю, я, возможно, много прошу…
– Вот именно, сэр,– запинаясь, пролепетала она.
– Но знайте, мисс… Я всё равно не смогу понять, если вы откажетесь мне содействовать. Кстати, как вам моя команда? Ну, ну, смелее! Только не кривите душой, я всё равно вас вижу насквозь.
– Толпа каторжников… и от всех разит ромом и чесноком, как от дешевой колбасы… – с трудом выдохнула она.– И еще… я боюсь ваших людей.
– А их и нужно бояться… Ну, а то, что от них воняет луком и чесноком, так это лучше, чем шамкать от цинги… Так как вас зовут?
– Мисс Стоун. Джессика Стоун, сэр.
– Вот и славно. Познакомились, Джесси. Чертовски милое имя! Он тоже, надеюсь, так же считал, впрочем, это неважно.
– Кто «он»? Пожалуйста, сэр! – Она взмолилась, комкая пальцами юбку, челюсти ломило от усилия,– позвольте… могу ли я попросить вас лишь об одном?..
– Надеюсь, это не та жалкая женская просьба? – усмехнулся Гелль, поблескивая зубами из-под серой щетины усов. В глазах его затлел злой огонек.– Их столь трудно исполнять.
– Умоляю, он жив? Что вы сделали с ним?
– Не забывайтесь, мисс!
– Это я могу сказать и вам! – голос Аманды дрожал, но глаза были полны решимости.
– Золотые слова, мэм. Дай Бог каждому так держать!
– Хватит паясничать! Вы ответите или нет? В конце концов перед вами леди!
– Что я с ним сделал? – Гелль, наслаждаясь напряжением минуты, отхлебнул из кружки и, рассматривая потускневшие пряжки на своих башмаках, нехотя бросил: —Вам это и не снилось, мисс.
– Откуда вы знаете, что мне снилось? – Аманда проклинала себя за то, что поддалась словесной игре с этим висельником.
– Во всяком случае догадываюсь,– старик вновь отцедил вина.
– Вы скажете, или…
– Слушай, ты, розовая пуховка! – Коллинз внезапно почувствовал приступ раздражения, глаза его вспыхнули, скулы побагровели.– Если хочешь, спроси у него сама!
– Значит, он жив?
– Пока… Только не надо мне россказней и слюней о его чести и храбрости. В моем трюме ломались и не такие. Мы еще посмотрим: может, ему нужна проба не в драке, а в постели с настоящим мужиком. Он, похоже, из тех напудренных париков, которые вечно зависят от баб.
– Это ложь! Вы, вы… грязная, гадкая трюмная крыса! – задыхаясь от ярости, выстрелила она и испугалась собственных слов. Но вместо гроздей гнева ее оглушил хриплый хохот капитана:
– Ну ты и муха! Настоящая оса, разорви меня ад! Дай-ка, я тебя расцелую! – от смеха, булькающего в горле, у Гелля потекли слезы.– Хотел бы я иметь, черт возь-ми, такую бойкую дочь, сестру или жену, наконец! Ты так печешься, заступаешься за него, будто у него между ног восьмое чудо света! Я попал в игольную щель? Или вы только журчали с ним при луне? Ладно, не сохни ушами, моя милая, привыкай клевать из моих рук. И наперед знай: я не из тех надутых индюков, кто рад, что его враг тоже силен гордыней.
– А я рада,– Аманда, высоко подняв голову, нервно рассмеялась ему в лицо,– что в этом мире кроме грязи и падали еще есть любовь, а у любви, как у розы шипы, есть шпага.
– Ты всё о своем капитане? – старик, не поднимаясь с кровати, подпер рукою голову и чиркнул сквозь зубы слюной на ковер.
– Вы догадливы… – глубоко дыша, она поднялась.
– Ну, это мы еще глянем, кто падет у чьих ног и будет лизать сапоги. Пока он сидит в трюме с крысами и радуется встрече с Чокто… Эй, куда ты? Не прыгай козой, сядь на место!
Рот капитана стал жестким, прямой сабельный шрам на щеке принял оттенок синеватого чугуна, и мисс Стоун, словно она была марионеткой, послушно кивнула. Он некоторое время молча рассматривал ее, а потом, расстегнув золотые пуговицы камзола, уже ровнее сказал:
– Довольно жечь попусту порох, мисс. Мне плевать, как вы назовете свой сегодняшний час: дьявольским проклятием или ударом судьбы. Вам лучше держаться кильватерной колонны111, флагманом112 которой являюсь я. И не надо, не надо пытаться в этой жизни делать больше узлов113, чем вам позволяет ветер. Вам мало того, что я сохранил вам жизнь? Не выбросил, как курицу, за борт, не отдал матросам, не приказал забить вас в канатный ящик114 или межпалубный отсек? – старик оттянул ворот батистовой рубахи и почесал сизовато-бурую «звезду» от пулевого ранения ниже ключицы.– Вам что, всего этого мало? Может, вам еще жемчуг со дна океана достать? Так я уже говорил, что женщины тут не царят. И я не позволю, чтобы какая-то мышь в юбке махала хвостом на моем корабле. Вы, как пить дать, знаете, мисс, что такое опитафия? Как будто?.. О, нет… тогда я просветлю ваши мозги. Это запоздалая вывеска товара, поставка которого прекратилась из-за непредвиденного ветра. Вы – мой товар. И если не хотите, чтобы я поставил такое клеймо на вашей могиле, советую уважать старика Гелля и не шуршать тут юбками у меня под носом. Ты поняла меня, тварь?! – Коллинз с нежной улыбкой, словно обращался к непослушному дитю, подмигнул ей.– Ты будешь сидеть тихо, как шлюха в церкви, если еще хоть слово скажешь мне поперек. Жаль, что я не могу потереться об тебя… Товар дол-жен быть нецелованным, чистым. Верно, моя милая? —старик шаловливо погрозил ей пальцем, на котором сверкал огромный рубин, и уж совсем тихо протянул:
– Но я могу и передумать, смотри… Сначала наемся тобой до отвала, а потом порежу твое лицо, сука, и брошу в трюм, чтоб парни мои не скучали. Правда, у меня на борту всё так удивительно? Вы, я смотрю, мисс, даже забыли о времени. И не стоит лить слез, что я пришел в вашу жизнь рано, главное – на вашем горизонте я объявился вовремя. Ну скажите, какой умник в вашем дворце научит всем этим премудростям?
Гелль устало зевнул и, привстав с постели, на сей раз сам плеснул себе щедрую порцию в кружку.
– Ну… и как вам мой первый урок, дорогая? Да, многому же вам придется учиться, да и совершить немало за короткое время, если вы так же упрямо собираетесь спасти шкуру вашего русского женишка! – он лизнул ее взглядом, точно предлагал разделить с ним ложе.
Аманда была в полном смятении: нет, она и представить не могла, когда вместе с бароном Пэрисоном в Охотске шла следом за сим человеком к разбойничьему гнезду. Зато она теперь хорошо представляла, что Гелль ни за что не прекратит свою жестокую игру с ней, пока не добьется того, чего хочет. А если она вздумает показывать когти, то он, подобно трущобному сорванцу с окраин Лондона, швыряющему гальки в брошенную в реку кошку, не остановится, покуда не забьет свою жертву в кровь и до смерти.
– Я… я… хочу,– сырые от клокочущего страха руки Аманды были словно приколочены гвоздями к креслу, с подбородка капали слезы. В памяти ее встали рассказы Тараканова о тесных, сырых, продуваемых свирепыми сквозняками корабельных норах, где обшивка не переставала могильно скрипеть, словно рассохшийся гроб, и где дрожали от холода, сбившись в кучу в поисках тепла, или напротив – сходили с ума от духоты и жары захваченные пиратами люди. И эти несчастные, как уверял приказчик, почитали за великую честь и благо, если пираты ссужали их ячменем, который у них тут же растаскивали трюмные крысы, подмокшей, что клейстер, мукой, обрезками сыра, превратившегося в зеленые комки мохнатой плесени, картофельными клубнями, которые задрябли и сморщились в серые осклизлые комки, или вяленным на скорую руку мясом, в коем уже копошились черви, а запах его вызывал тошноту.
– Я хочу,– срывающимся голосом повторила она, но Коллинз прервал ее, потирая пальцы:
– А я хочу, чтоб вы наконец закрыли рот, мисс, и притупили свои булавки. Ваши манеры и неприступность… Вы больше похожи на замужнюю девственницу, которая больше боится замарать свои тряпки, чем сохранить жизнь.
Аманда покорно проглотила сей комплимент. Впрочем, эти детали сейчас для нее погоды не делали. Вся холодная от клейкого пота, она всё же нашла в себе мужество не сломаться, не встать на колени. Внутренний голос ей подсказал: «Не спорь, будь умнее, будь тоньше. Узнай, что хочет он от тебя. И помни: твой лучший друг – это время».
– Я многое поняла… – тихо, дрожа ресницами, сказала она.
Вместо ответа Гелль опрокинул дюжую кружку; ловко, без всяких усилий, точно молодой крепконогий матрос, поднялся с кровати и подошел к Аманде; потрепал за щеку, как ученицу, и, посмотрев в заплаканные глаза, спокойно сказал:
– Завтра я покажу тебе мой бриг. «Горгона» – славная баба… такая же покладистая подружка, как ты. Вот бы еще при ее виде все корабли превращались в камень115, ха-ха! Клянусь гробом Господним, я бы заставил выковать для нее золотой пьедестал. А сейчас – хватит ломаться, пей. Я как-то тоже давал себе зарок не хлебать это пойло, но океан на это плевал. У этого дьявола свои правила… и я с ним не спорю. К тому же ничто так не сближает людей, как вино.
Дрожащие руки пленницы послушно поднесли к губам кубок. Синие глаза ее горели страхом, на бледном виске билась жилка. Когда кубок опустел, Гелль улыбнулся:
– А ты красива – редкий улов, такие не часто попадаются на крючок,– капитан обмакнул палец в кубок с остатками вина и медленно провел им вдоль ее шеи и лба.
– Красива, даже очень. Настоящий приз116. Такую нельзя ни простудить, ни испортить. И будь я проклят, если у черномазых испанцев за тебя я не выручу золота столько, что его хватит заткнуть глотки моим изголодавшимся псам.
– Вы… вы меня продадите в рабство? – рот ее приоткрылся, но более она не произнесла ни звука. По горящим щекам сползли две слезы, оставив сырой след.
– А как же,– старик вновь одарил ее ласковой улыбкой, которая раскаленным тавром обожгла Аманду.– Даже не сомневайся, крошка: тому, кто за тебя выложит больше на невольничьем рынке в Городе Ангелов117. Так что не обольщайся, что я не отдал тебя краснокожему… Я это сделал не ради тебя. Просто без такой леди, как вы, у меня на Горгоне» была распивочная, а с тобой, клянусь хвостом сатаны, салон! – поздри пирата раздулись от сдержанного смеха, который затем перешел в хриплый застуженный хохот.
– «Когда шутник смеется своей остроте, она теряет свою цену»,– против воли и благоразумия не удержалась Аманда, вспомнив слова Шиллера118.
Смех оборвался. Старик замер. Уперев жилистые, жесткие руки в колени и чуть покачиваясь, похожий на черную хищную птицу, застигнутую в степи морозом, он смотрел на свою жертву немигающими глазами, которые Аманде напоминали блестящий холодный стеклярус. И это глухое молчание будто оголило грядущую участь, уготованную ей стариком. Мисс Стоун вздрогнула, почувствовав, как это молчание оторвало ее от былой пышности и внушительного великолепия, кои прежде сопутствовали ей по жизни,—и трудно было понять и уверовать, что это случилось именно с нею, умной и благородной леди, дочерью лорда Филл-мора, человека, еще не так давно обладавшего огромной властью и уважением в свете. Трудно было поверить и в то, что ее тело, такое нежное и столь желаемое многими, ухоженное с юности миндальным молоком, душистыми кремами и лосьонами, такое обыкновенное и прекрасное, должно было погибнуть или быть проданным в чьи-то чужие руки, как кусок мяса.